божественной высоты человеком, утратившим Бога». Этот главный ибсеновский сюжет и «выражал центральную философскую коллизию, обозначившуюся на рубеже XIX и XX веков, а в дальнейшем лишь приобретавшую всё более зримую актуальность»[257].
Не менее важно, что создаётся новая китайская литература, в которой под влиянием западной появляются новые герои, новые темы[258]. Самым великим достижением литературы «4 мая» считается открытие личности, индивидуальности, внутреннего духовного мира. «Прежде человек жил для господина, для “дао”，для родителей. Современный человек открыл, что он живёт ради себя самого»[259]. В новой литературе фигурировало авторское Я, тогда как по китайской традиции допускалось употребление местоимения первого лица в обращении высшего по чину к подчинённому, старшего по возрасту к младшему и так далее. Отныне в литературе начинает проявляться внутренний духовный мир личности, что, по мнению Юй Дафу, не имело доныне тех прав на существование в китайской литературе, какими он обладал в литературе европейской[260]. В результате этих процессов с необыкновенной интенсивностью в стране создавалась новая идейная среда, в которой люди живут и которой они, естественно, подчинены, но «которая шире, чем та, какую мы привыкли непосредственно чувствовать кругом себя»[261]. К тому же «идеалы, воплощённые в искусстве, становятся наглядными: их можно всем увидеть, всем понять, всем представить», а потому «они влияют на волю и сознание людей, ведут людей к действиям по изменению общества, по созданию разнообразных новых ценностей»[262].
Что касается Ибсена, то его произведения к тому же и в западном мире считались новым шагом в эмансипации женщин, ибо именно ему принадлежит честьоткрытия нового женского типа, представшего перед зрителями, в том числе в «Кукольном доме» и «Гедде Габлер». В Китае стала особенно популярна его пьеса «Кукольный дом». Ею не только зачитывались, её ставили даже в школах. Главное действующее лицо пьесы – Нора, которая, отстаивая право на свою индивидуальность, отваживается, оставив детей мужу, вырваться из обеспеченной замужней жизни, не дающей удовлетворения человеческим устремлениям к уважению её личности, предпочтя ненадёжное неизвестное, чем чреват самостоятельный выбор своего будущего. Нора не просто становится героиней китайских женщин, ей пытаются подражать в жизни, а в литературе 一 создаётся целая галерея китайских Нор.
Одной из знаменательных тем новой китайской литературы были вопросы пола. Решались они весьма смело, порой с элементами, «заимствованными из гангстерско-порнографической продукции США»[263]. И произведения этой тематики становятся бестселлерами, независимо от таланта автора, поскольку для китайской молодой интеллигенции проблемы брака, новых семейных, межличностных отношений были чрезвычайно выстраданными.
Следует отметить, что вопрос семьи и семейных отношений важен при реформировании всех обществ, учитывая роль семьи в импринтинге[264] подрастающего поколения. В 1853 году известная деятельница женского движения Америки Элизабет К. Стэнтон писала, что «вся проблема прав женщин нанизана на стержень брачных отношений… проблема брака лежит в основе нашего прогресса»[265]. И особенно это было выстрадано для женщин 一 брак ставил окончательный крест на всех правах и на всей свободе женщины (для мужчин существовало семь оснований для расторжения брака, прежде всего, конечно, то, что жена не может родить наследника). У жены права инициировать развод не было. (Часто свекровь была инициатором развода[266]). Впрочем, у мужчины и здесь была определённая свобода 一 обязательным для него был первый брак, после чего он, будучи носителем линии рода, мог взять вторую жену либо наложниц (разумеется, это могли себе позволить только богатые люди). Вопрос выбора невесты для сына решался главой семьи (семейным советом), и взаимное влечение жениха и невесты никакой роли здесь не играло: понятие «любовь» относилось скорее к сыновним чувствам, нежели к взаимоотношениям мужчины и женщины. Кандидатура невесты должна была быть одобрена предками, для чего проводился обряд гадания[267].
До свадьбы молодые люди ни разу обычно не виделись. Любовь считалась чуть ли не чем-то постыдным, позором для семьи. «И не потому, что находилась под запретом 一 в конце концов, в Китае существовала освящённая веками традиция романтической любви[268], 一 а потому, что у девушек и юношей, по идее, не могло быть случая полюбить друг друга: встречи до брака считались безнравственными, а кроме того, на супружество смотрели, прежде всего, как на долг, на союз двух семей. Полюбить, если повезёт, можно было только после свадьбы»[269]. Бесправие женщин, варварство вековых обычаев задрапировывались под «традицию» и даже «нравственность». Бывали случаи, когда женщина «каждый день молила Будду в следующем рождении не делать её женщиной. “Кошкой, собакой, только не женщиной”»[270].
В публицистике 1910–1920 годов говорилось о традиционной семье как об источнике десяти тысяч зол китайского общества. Вообще, «на Востоке женский вопрос 一 это не столько вопрос о политических правах женщин…, сколько вопрос естественного права женщины на любовь и на счастье, в том числе и на самостоятельный выбор спутника жизни»[271].
Именно поэтому порой борьба женщин со своим бесправием выливалась в борьбу, прежде всего, против брака. В некоторых районах даже создавались тайные общества борьбы против брака[272]. На одной шёлкопрядильной фабрике все работающие девушки дали обет безбрачия. В некоторых районах образовывались обществавзаимопомощи женщин, деятельность которых была направлена, прежде всего, против насильственных браков. Девушкам помогали найти работу, если причины брака были чисто экономическими. Бывали случаи, когда девушку откупали у её родных или мужа. А иногда специальные боевые отряды отбивали невесту и прятали её какое-то время, а потом помогали ей определить свою судьбу[273]. Кстати, и для мужчин традиционная форма брака тоже была обременительна: образованному молодому человеку было некомфортно с женой, сосватанной ему родителями, интересы которой по старинке ограничивались домашним кругом.
Гоминьдан, КПК и феминизм
Говоря о Китае, нельзя уйти от того факта, что в первой половине XX века в стране наличествовали, по крайней мере, две генерирующие идеологию партии. И следующую «судьбоносную» дату в истории феминизма в первой половине прошлого века указывают китайские (да и не только китайские) авторы строго в соответствии со своей политической ориентацией.
С одной стороны, говорят о 1930 годе – пике республиканского правления, в том числе и появления первого гоминьдановского Кодекса прав женщин. Следует учесть при этом, что вплоть до 30-х годов в Китае, «на фоне общественного кризиса», не утихают «живые и разнообразные» дебаты о модернизации положения женщин. Растёт количество специальных женских журналов и газет, где при значительной доле публикаций, отводимых практическим советам (п.ru.иене и здоровью), продолжается обсуждение проблем женской эмансипации[274].
В