– Можете ли вы еще что-либо сказать о нем?
– Нет, у него очень обычная внешность.
– К какому общественному классу вы бы его отнесли?
– Общественному классу?
– Да. Похож ли он на состоятельного человека?
– Пожалуй, нет. Скорее на конторского служащего или простого рабочего. У него вид нуждающегося человека. – Пожав плечами, она продолжала: – Но вам не следует особенно полагаться на то, что я говорю. Дело в том, что я только бегло на него взглянула. Позже я пыталась собрать свои впечатления воедино, но я в них совершенно не уверена. Многое из того, что я видела, может оказаться чистейшим, если не воображением, то…
– Попыткой воссоздать события постфактум? – подсказал Колльберг.
– Вот именно. Постфактум. Увидишь что-то или кого-то очень бегло, а потом, когда пытаешься вспомнить подробности, часто ошибаешься.
– Видели ли вы его оружие?
– Какую-то секунду. Это был пистолет с довольно длинным дулом.
– Вы разбираетесь в оружии?
– Нет, совсем не разбираюсь.
Колльберг перевел разговор на другую тему.
– Знали ли вы директора Пальмгрена раньше?
– Нет.
– А остальных присутствовавших? Были ли вы с ними знакомы?
– Только с директором Брубергом. Остальных я никогда раньше не встречала.
– Но Бруберга вы знали?
– Да, он иногда пользовался моими услугами.
– В качестве кого вы находились в Мальмё?
Она посмотрела на него удивленно:
– Конечно, в качестве секретаря. Правда, у директора Бруберга есть постоянный секретарь, но она не ездит с ним в поездки.
Она говорила свободно и уверенно. Все казалось хорошо отрепетированным.
– Стенографировали ли вы или вели протокол в этой поездке?
– Да, конечно. Днем же было совещание. И я записывала, о чем шла речь.
– А о чем шла речь?
– О различных делах. Честно говоря, я не очень в этом разбираюсь, просто записывала.
– Есть ли у вас стенограмма?
– Нет, я расшифровала все, когда вернулась домой в четверг, и передала протокол директору Брубергу. Стенограмму я выбросила.
– Вот как, – сказал Колльберг. – Сколько вы получили за работу?
– Гонорар в двести крон плюс, конечно, за проезд и гостиницу.
– Так. А это трудная работа?
– Не очень.
Колльберг обменялся взглядами с Осой Турелль, которая пока что не произнесла ни слова.
– Мне все ясно, – сказал он. – Только еще один вопрос. Когда вас допрашивали в полиции в Мальмё сразу же после убийства, вы назвали свой адрес на Вестеросгатан?
– Неужели?
– Вы ошиблись?
– Раньше я действительно жила на Вестеросгатан. В этой всеобщей суматохе я просто оговорилась.
– Гм, – пробормотал Колльберг. – Это может случиться с каждым. – Он поднялся. – Спасибо за помощь. Мне все ясно. Прощайте.
Он направился к двери и вышел из квартиры.
Хелена Ханссон вопросительно взглянула на Осу Турелль, которая по-прежнему молча и неподвижно сидела в кресле.
– Еще что-нибудь?
Оса посмотрела на нее долгим взглядом.
Они сидели друг против друга. Две женщины примерно одного возраста, но на этом сходство и кончалось.
Оса Турелль не нарушала молчания долго, затем смяла свою сигарету в пепельнице и медленно проговорила:
– Ты такая же секретарша, как я царица Савская.
– Как вы смеете так говорить! – возмутилась Хелена Ханссон.
– Мой коллега, который только что вышел, служит в отделе, занимающемся убийствами. А я работаю в полиции нравов.
– О, – проговорила Хелена. Ее плечи поднялись.
– У нас есть на тебя досье, – спокойно и безжалостно продолжала Оса. – Оно заведено десять лет тому назад. Тебя забирали уже пятнадцать раз. Это многовато.
– На этот раз ты меня не засадишь, шпионка проклятая, – пробормотала Хелена Ханссон.
– Какая халатность – не иметь дома пишущей машинки. Или хотя бы блокнота для стенографирования. Если только все это не находится вон в том портфеле.
– Посмей только рыться в моих вещах без разрешения, мерзавка. Я свои права знаю.
– А я и не собираюсь здесь ничего трогать без разрешения, – сказала Оса Турелль.
– Какого же черта тебе здесь надо? За это меня не посадят. И к тому же я имею полное право ездить с кем хочу и куда хочу.
– И спать с кем хочешь? Совершенно верно. Но ты не имеешь права брать за это плату. Какой ты, говоришь, получила гонорар?
– Ты что, считаешь меня идиоткой, чтобы я отвечала на такие вопросы?
– И не нужно. Такса мне известна. Ты получила тысячу монет, с которых не платишь налога, и все остальное тоже даром.
– Не слишком ли много ты знаешь? – нахально спросила Хелена Ханссон.
– О таких делах мы знаем почти все.
– Не воображай, что можешь посадить меня.
– Могу. Не волнуйся. Все образуется.
Вдруг Хелена Ханссон вскочила и, растопырив пальцы, через стол бросилась на Осу Турелль.
Оса быстро, как кошка, вскочила на ноги и парировала атаку ударом, который опрокинул Хелену на спинку стула. Ваза с гвоздиками покатилась на пол, никто не подумал ее поднять.
– Не царапаться, – сказала Оса Турелль. – Спокойно.
Женщина уставилась на нее. В ее водянистых голубых глазах выступили слезы. Парик съехал набок.
– Ты еще дерешься, чертова ведьма, – простонала она. Посидела минуту молча, с безнадежным видом. Потом снова решила пойти в атаку: – Убирайся отсюда! Оставь меня в покое. Приходи, когда будет с чем прийти.
Оса Турелль порылась в сумке, достала ручку и блокнот.
– Меня, собственно, интересует другое, – сказала она. – Ты ведь никогда не была свободным художником, так сказать, не являешься им и теперь. А кто же дергает за ниточки?
– Неужели ты настолько глупа, что думаешь – я отвечу на этот вопрос?
Оса подошла к телефону на туалетном столике. Наклонилась и записала номер на аппарате. Подняла трубку и набрала этот номер. Занято.
– Не очень-то хитро оставлять наклейку с настоящим номером, – сказала она. – На этом телефоне вы попадетесь независимо от того, под каким именем зарегистрирован абонент.
Женщина опустилась глубже на стул и посмотрела на Осу Турелль взглядом и ненавидящим и покорным одновременно. Взглянув на часы, жалобно проговорила:
– Может, все-таки уберешься отсюда? Ты уже доказала, какая ты ловкая ищейка.
– Нет еще, подожди немного.
Хелена Ханссон была совершенно сбита с толку ходом событий. Она никак не ожидала такого поворота. Тут все шло не так, как обычно, хорошо заученный урок не помогал. К тому же теперь можно было не притворяться: ведь эта женщина из полиции все равно знает ее прошлое. И все же Хелена нервничала и все смотрела на часы. Она поняла, что Оса ждет чего-то, но не могла догадаться – чего.
– Долго ты будешь стоять здесь и глаза таращить? – раздраженно спросила она.
– Недолго. Дальше пойдет быстрей.
Зазвонил телефон.
Хелена Ханссон не сделала никакого движения, чтобы подняться и взять трубку. Оса Турелль тоже не пошевелилась. Прозвонив шесть раз, аппарат замолчал.
Хелена Ханссон съежилась в кресле, глядя перед собой пустыми, бесцветными глазами, и пробормотала:
– Отпустила бы, а? – И сразу же после этого: – Как это женщина может стать ищейкой…
Оса могла бы задать контрвопрос, но промолчала.
Мертвая тишина минут через десять нарушилась громким стуком во входную дверь.
Оса Турелль открыла, вошел Колльберг с бумагой в руках. Красный, потный, он явно очень спешил. Остановился посреди комнаты, оценил обстановку. Бросив взгляд на упавшую вазу, осведомился:
– Дамы подрались?
Хелена Ханссон посмотрела на него без надежды и без удивления. Всю ее профессиональную полировку словно ветром сдуло.
– Чего вы, черт вас подери, хотите? – сказала она.
Колльберг протянул ей бумагу и сказал:
– Это разрешение на обыск в квартире. По всем правилам – с печатью и подписью. Я сам его затребовал, и дежурный прокурор разрешил.
– Катитесь к дьяволу, – пробормотала Хелена Ханссон.