Но он имел дело с людьми, убежденными в превосходстве употребляемого ими средства, и волей-неволей их жертва, видя бесполезность своих молений, воплей и проклятий, Должна была покориться этой операции, продолжавшейся около получаса без перерыва.
— Вот и кончено дело! — сказал наконец Джонатан, весело потирая руки. — Теперь постарайся заснуть.
— Провалитесь вы сквозь землю, окаянные! Палачи! Вы с меня живьем содрали шкуру! — закричал Сэмюэль в сердцах.
— Ух! Какой ты неженка, словно старая баба! Мы едва до тебя дотрагивались, так нежно растирали. А на ночь мы тебя еще разок потрем, и тогда, поверь, все как рукой снимет и завтра ты будешь бодр и свеж, словно ничего и не приключилось.
Сэмюэль вздрогнул всем телом, услышав обещание брата, но ничего не ответил и даже закрыл глаза, чтобы прекратить всякие разговоры, а через пять минут он спал богатырским сном.
Вечером, следуя своему обещанию, Джонатан Диксон пришел опять и с помощью старшего сына, несмотря на просьбы и отчаянное сопротивление брата, опять растер его, только на этот раз операция производилась еще сильнее и продолжительнее.
Ни нежные мольбы, ни грозные проклятия, ничто не тронуло их; они продолжали натирать его с безмятежным спокойствием людей, убежденных в исполнении своего долга.
По окончании этих мучений Джонатан опять посоветовал брату заснуть, заверяя его, что с утра он будет совсем здоров и что, во всяком случае, он может быть спокоен: если и завтра он почувствует боль от ушибов, то в натираниях недостатка не будет.
Такое неприятное обещание произвело целебное действие и окончательно вылечило больного.
На другой день Сэмюэль встал с восходом солнца и давно уже гулял по стану, насвистывая «Янки дудл», когда наконец проснулся его брат.
Уж как же обрадовался Джонатан, видя брата здоровым и невредимым! Он поздравил его с выздоровлением и не замедлил восхвалять до небес целебное средство, с помощью которого они излечили его болезнь.
При одном воспоминании об этом Сэмюэль вздрогнул, удивляясь про себя, как это он смог два раза вынести такую пытку.
Как только родные удостоверились, что Сэмюэль совершенно выздоровел, все подступили к нему с расспросами относительно его исследований, интересуясь также, что явилось причиной его падения.
Переселенец не заставил себя долго просить и рассказал все подробности случившегося с ним, но, конечно, умолчал о своей встрече с Джорджем Клинтоном.
Рассказ его происходил за завтраком; все присутствующие слушали его с жадным любопытством. Мать и дочь с особенным участием внимали описанию живописной долины, куда Сэмюэль попал так внезапно и стремительно — и не мудрено, обе бедняжки страшно утомились от безостановочных переездов с места на место.
— Я уверен, — сказал Сэмюэль, окончив свой рассказ, — что трудно было бы выбрать лучшее место для поселения.
— Это еще надо посмотреть, — ответил Джонатан. Сэмюэль хорошо знал своего брата и понимал, как надо браться за дело, чтобы заставить его делать то, чего другие не могли от него добиться.
— Что касается меня лично, — продолжал Сэмюэль равнодушно, — то меня ничто не привязывает ни здесь, ни там. Мы протащились по этим прериям столько сотен миль, что, право, на мой взгляд лишние пятьдесят миль ничего не значат. Мы можем пойти дальше, — надо же оставлять хорошие места и другим переселенцам, нашим последователям, которые потянутся по нашим следам. А уж земли и воды найдется вдоволь, хотя бы и у Гудзонова залива.
— Вот тебе и раз! — закричал Джонатан запальчиво. — Я вовсе не желаю забираться туда! А вот посмотрим: коли эта долина так хороша, как ты рассказываешь, так мы и тут можем поселиться.
— Ну, не думаю, брат, чтобы тебе понравилась эта местность.
— Это почему? Прошу мне ответить!
— Да как знать? Бывает так, что одному нравится, а другому не нравится. Да я и сам, как подумаю хорошенько, право, ничего особенно хорошего в этой местности не вижу.
— Гм! Надо посмотреть, — процедил Джонатан сквозь зубы.
Сэмюэль не стал настаивать, видя, что попал в цель, и сменил тему разговора.
— Если мы здесь проведем еще день, — сказал он, — то мы с Гарри пойдем в ущелье за оленьей шкурой, которую я повесил на дерево.
— Отчего же не со мной, прошу ответить? — спросил Джонатан угрюмо.
— И с тобой, брат, если тебе это приятно. Я очень рад с тобой пройтись.
— В таком случае, — вскричал Джонатан, — лучше всего отправимся туда все вместе! Вот будет приятная прогулка! Гарри, Сэм, Джек, прикажите Сэнди собрать прислугу. Сейчас же снимемся с лагеря и отправимся на ночлег в ту долину. Тогда мы вдоволь успеем наглядеться и исследовать ее.
— Но как же это, друг мой? — спросила миссис Диксон. — Неужели надо сниматься с лагеря ради такого короткого перехода?
— А чем же вам этот план не нравится? — спросил ее муж сухо.
— Не то чтобы план мне не нравился, но, на мой взгляд, какой смысл утомлять понапрасну людей и лошадей.
— Полагаю, любезный друг, что я гораздо лучше понимаю, что для нас лучше, — ответил глава семейства со значением в голосе и, встав с места, пошел лично отдать распоряжения, чтобы поторопить людей.
Дамы и Сэмюэль Диксон обменялись взглядами и улыбнулись; они понимали друг друга и теперь были уверены, что странствование кончилось и они навсегда поселятся в этой долине.
Не прошло и часа после этого, как все было убрано и длинный караван потянулся по направлению к ущелью. Впереди шли слуги с топорами, чтобы рубить лес и пролагать дорогу.
Сэмюэль Диксон, несмотря на свои уверения, что здоровье его поправилось, тем не менее не поехал верхом на лошади, а сел с невесткой и племянницей в просторную повозку и в веселых разговорах коротал время и скуку продолжительного путешествия.
Иногда дядя поглядывал на бледное лицо племянницы и с лукавой усмешкой потирал руки, продолжительно и звучно испуская свои обычные восклицания: «Гм! Гм!»
Ни мать, ни дочь ничего не могли понять в его многозначительных пантомимах, но напрасно они приставали к нему с расспросами; он ограничивался тем, что таинственно кивал головой и ловко обращал разговор на другие предметы.
Мимоходом сказать, рассказы Сэмюэля произвели глубокое впечатление на его брата Джонатана, и потому он ехал не рядом с повозками, как обычно это делал, заставляя свою лошадь соразмерять свой ход с шагом вьючных животных, но на этот раз скакал впереди повозки.
Вскоре и этого было мало; увлекаемый пылким любопытством, он махнул своим сыновьям, и когда те подъехали к нему, они вчетвером пустили своих лошадей вскачь и скоро скрылись в чаще кустарника.