Сейчас все части во власти пришедших из запасных полков пополнений. Как будто нарочно, держали в тылу орды самой отборной хулиганщины, распустили их морально и служебно до последних пределов, научили их не исполнять никакие приказания, грабить, насиловать и убивать неугодное им начальство, а потом этой гнусной гнилью залили наши слабые кадры. Когда эти орды сделались невыносимыми для тех городов, в которых они стояли, то были посланы особые партии уговаривателей-ораторов, с такими гастролерами как Лебедев, Чхеидзе и др., дабы убедить запасные полки отправиться на фронт; некоторые города заплатили огромный деньги товарищам, за то, что те согласились сесть в вагоны и уехать.
Неужели Керенский не понимал, что он делал, выбрасывая эти разнузданные банды на фронт, где они сделались грозой для мирного населения и гибелью для последних остатков надежды восстановить на Руси закон, порядок и государственность.
Все звериное, так роскошно взрощенное русской жизнью и ничем не сдерживаемое, вылезло наружу и рвет на куски все чужое и все жирное и вкусное. Ведь уже и теперь кое-где превзойдены ужасы Журдана и Авиньонской бани; что же будешь дальше, когда эти начинающее гастролеры сделаются настоящими мастерами в деле истребления людей.
Невероятно тяжело и трагично сейчас положение начальников и офицеров-мучеников, расплачивающихся за чужие грехи и находящихся a la merci любой кучки хулиганов; жизнь и честь этих страстотерпцев отданы на поток толпе.
Во всех частях великое ликование по поводу свержения Керенского (как недолговечна слава всех революционных кумиров!) и перехода власти к советам. Но несмотря на всю большевистскую обработку, большинство солдат против того, чтобы власть была большевистская, а стоить только за то, чтобы власть была отдана Центральному исполнительному Комитету Совета С. и Р. Депутатов.
Появление во главе нового правительства товарища Ленина ошарашило большинство инертных солдат; эта фигура настолько одиозна своим германским штемпелем, что даже большевистская агитация оказалась бессильной заставить с ней помириться. В нашем корпусном комитете лидер наших большевиков ветеринарный фельдшер взволнованно заявил начальнику штаба: "да неужели же Ленин? да разве это возможно? да что же тогда будет?" Истинное чувство пробилось в этих словах через корку разных насвистанных с чужого голоса пустобрехов.
Это назначение так повлияло на корпусный комитет, что он большинством 12 против 9 уклонился от того, чтобы обсуждать резолюцию, сочувственную Петроградским Советам.
27 Октября.
Идет полная каша и самый пестрый дивертисмент из самых разноцветных распоряжений; проволочный телеграф работает беспартийно, передавая распоряжения обеих правительств и их органов; зато радио в руках большевиков. Ночью получили телеграммы из Ставки, от юго-западного фронта и из 2 армии, что большевики преступные авантюристы и что их нельзя допускать к власти. Все взывают, негодуют, но силы нет ни у кого, а большевики пока что действуют; они разъяснили солдатам, что вышеуказанные телеграммы это личные взгляды комиссаров прежнего правительства и, конечно, мнений и взглядов солдат не выражают.
Получили из Ставки воззвание правой части Цика Совета С. и Р. Депутатов и от исполнительных комитетов парии эсеров, меньшевиков, народных социалистов и военной секции. Все эти голубчики прозевали власть, а теперь пытаются спасать положение резолюциями и воззваниями; да разве эти средства действенны ныне для воздействия на те темные и разнузданные массы, которые называются русской армией.
День прошел в общем спокойно; настроение в частях выжидательное, все ждут, как разовьются в дальнейшем события. В эти дни ясно видно, что, если бы не дряблость и никчемность правительства душки Керенского со всеми его зигзагами, то, несмотря на все исключительные условия обстановки, можно было бы не допустить большевиков сделаться повелителями армии. Как ни заманчивы и хлестки большевистские лозунги, все же нужно было много ошибок и непоправимых глупостей для того, чтобы так ухудшит положение и заставить забыть все то негодование и искреннее презрение, которое еще летом окружало имена пассажиров запломбированных вагонов, присланных разлагать и добивать Россию.
Какая разительная перемена произошла в настроении армии за последние три месяца; с каким энтузиазмом отозвалась 5 армия на призыв против большевиков в начале июля, а сейчас она оплот большевизма. У Керенского и Ко. не хватило мозгов сообразить, какое огромное значение имеет 5 армия по отношению к Петрограду и всему там происходящему; у них были когда то и время, и способы незаметно очистить 5 и 12 армии от ненадежных частей и подобрать сюда такой состав, который обеспечил бы им непоколебимую и непререкаемую власть над Петроградом и над страной. Владея настоящей властью можно было спокойно осуществить все дальнейшие Реформы. Но для всего этого надо было быть людьми дела и сильного характера, большой действенности, а не рабами фразы и жрецами митинговых успехов; надо было Думать широко о будущем и трезво подсчитывать все pro и contra, а не изнемогать и задыхаться в атмосфере политической борьбы, интриг, компромиссов, торговли разными уступками и вечного болтыханья между необходимостью применения власти и боязнью потерять свой демократический авторитет и затронуть "приобретения революции". С таким здравомыслящим армейским комитетом, каким был наш Первого состава, можно было сделать очень и очень много.
В 70-й дивизии очень неспокойно. Поручик Шлезингер и унтер-офицер Хованский, много поработавшие над развалом 277 полка, с воцарением большевиков потеряли сразу весь свой авторитет и престиж и ночью были принуждены бежать из расположения полка, спасая свою жизнь от неминуемой расправы; такова судьба всех подобных демагогов, случайно выскакивающих во временные повелители толпы на подыгрывании ее животным интересам; недавний кумир полка Хованский был спасен членами большевистского комитета в то время, когда его, совершенно избитого, тащили, чтобы утопить в соседнем озере.
Старый солдат Комяков, член нашего корпусного комитета, очень образно обрисовал наше положение следующими словами: "совсем плохо Ваше Превосходительство; какие не плохонькие были на нас обручики, но все же держались; а теперь все посбили так что и клепка рассыпалась и вода разбежалась; боюсь, что теперь и не собрать..."
На вчерашнем митинге 277 полка было сделано предложение убить и меня - это желание новых вожаков полка, которые очень боятся моего влияния на оставшихся в полку старых солдат; но предложение не прошло, так как старики так окрысились, что авторы предложения поспешили перейти на другие темы; главным козырем моих защитников была моя заботливость о солдатах и те знаменитые валенки и сухие шинели, которые я подвез полку во время мартовских боев 1916 года и избавил солдат от обмораживания; этот факт уже несколько раз сокрушал все попытки активного против меня выступления.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});