Читать интересную книгу Сервис с летальным исходом - Нина Васина

— Здравствуйте, дядя Кузя! — тут же отреагировал Коля, отправив жестом отца стопочку водки в рот.

— А вы, извините… — подался ко мне Поспелов через стол.

— А это наша Лялечка! — обняла меня сзади мамочка и погрозила Поспелову пальцем. — Ее нельзя волновать, она кормящая мать!

— Простите, а вы поете с Антоном? — поинтересовался папа.

— Пою? — удивился Поспелов.

— Ну да, работаете с ним?

— А, нет, я, собственно, и не знаком совсем…

— А и ладно! — перебила мама. — Подумаешь — пение! У нас сосед, например, умеет подражать токующему глухарю!

— А я здесь за порядком наблюдаю, — решил объясниться Поспелов, — мне охранник сказал, что появился юноша в гипсе…

— Это наш сын! — трагически зашептала мама. — Ему убийца переехал фургоном ногу! И, обратите внимание, опять — левую! — она многозначительно подняла вверх указательный палец.

— Так вы приехали в гости? — решил раскрутить маму следователь.

Я встала, вытащила из холодильника блюдо с салатом и наложила себе хорошую порцию.

— Тебе нельзя капусту, от капусты ребеночка будет пуч… ить! — икнула мама.

— Мы приехали в гости, у нас тут сложная семейная история, понимаете, сын влюбился в свою тетю… — начал объяснять папа.

— Она мне не тетя, — внес ясность Коля. — Она жена моего дяди! А тетя — это совсем другое, это сестра матери, например…

— У меня нет ни сестер, ни братьев и уже никогда!., никогда не будет… — грустно объявила мама и пригорюнилась.

— А сколько вашему маленькому? — вдруг перенес на меня свой интерес Поспелов.

Я набила как следует рот салатом и неопределенно помахала руками.

— А хозяин дома? Он в отъезде? — продолжал следователь.

Я кивнула и исхитрилась засунуть в полный рот еще ложку салата.

— Вы поймите, — решил все объяснить папа, — это дела любовные, тут надо иметь большой такт и понимание!

— Да что вы? — удивленно покачал головой Поспелов.

— Ну конечно! Мой сын влюбился в Лялю, а у Антона, оказывается, тоже была женщина, вот какая история… Нет, вы не подумайте, что сын совсем оболтус, хоть и бросил школу, он сразу пошел работать!

— Неужели?

— Конечно! И не просто работать, а в ночную смену!

— Точно, в ночную! — поддержала мама. — Он пошел работать в бар проститутом.

— Стриптизером! — укоризненно поправил папа.

Я чуть не подавилась и с изумлением уставилась на Колю Сидоркина. Коля закатил глаза и показал мне язык.

— И кто же это такой смелый взял школьника на работу в ночной клуб? — поинтересовался Поспелов.

— Меня сначала взяли уборщиком, а я случайно вышел на “эшафот”. В плавках, в фартуке — потому что туалет убирал! — в красных резиновых перчатках и со шваброй. В зале поднялся такой вой, и хозяин потом назвал этот номер “фантазии уборщика”, а уж как он разобрался с бумажками, я не интересовался.

— Куда он вышел? — поинтересовался следователь.

— Это такое место, вроде сцены со стойками, где нужно раздеваться, — с готовностью объяснила мамочка. — Наверняка ведь устроили Коленьку по чужому паспорту, куда только смотрит милиция!

— Тоже своего рода искусство. — Папа обнял сыночка и, покачивая головой, старался сфокусировать свои зрачки где-то в районе Колиной переносицы.

— Вы — родители молодого человека, который влюблен в очаровательную замужнюю даму в желтой пижаме! — подвел итог Поспелов.

— Видели бы вы Лялю с длинными волосами! — вступила мама. — Роскошные локоны. Волосы — это все, что мне в ней нравилось. Странная она. Только представьте, кормит ребенка в темной комнате и в черных очках! А водка еще есть? — она потрясла пустой бутылкой.

— А в холодильнике лежат отрезанные головы, — заявил Коля, когда Поспелов, оглядев уже неспособное передвигаться семейство, встал и подошел к холодильнику.

Следователь замер.

Я замерла.

Почувствовав наше напряжение, мама с папой переглянулись и одновременно прыснули мокрым пьяным смехом.

— И вот что мне непонятно, — озадаченно проговорил Коля. — Почему дядя Антон лежал под кроватью? Как он вообще там оказался мертвый, если я не смог его вытащить?.. Он совершенно натурально застрял, понимаете?..

Папа с мамой опять расслабились в припадке громкого смеха. Поспелов открыл холодильник и достал бутылку водки.

— И как же ты его вытащил? — буднично спросил Поспелов, отвинчивая пробку.

— С помощью третьего тома всемирной энциклопедии. А знаете, что еще странно? Зеркало в коридоре разбилось — и ни одного осколка!

— Да ну? — удивился Поспелов.

— Я знаю, почему оно разбилось! — гордо доложил Коля.

— Почему? — напрягся Поспелов.

— Потому что сразу два покойника в доме! Ни одно зеркало такого не выдержит.

Я встала и потянулась. Папа с мамой перестали корчиться от смеха и растерянно осмотрелись.

— Засиделись мы, — кивнул папа.

— А Кузьмич и не пьет совсем, — заметила мама.

— Не Кузьмич, а Ильич! — поправил папа. — Ильич, ты почему не пьешь?

— Да мне пора уже. Я могу вас проводить до остановки.

— Ну нет! Мы тут заснем, — топнул папа ногой в пол.

Так. Они напились и не собираются уезжать!

— Как знаете, а мне пора, — встал Поспелов. — Спасибо за гостеприимство. Проводите. — Он уставился на меня тяжелым взглядом, и я поплелась за ним к двери.

Мы вышли на улицу под козырек, хотя Поспелов и покосился на мои босые ноги с удивлением.

— Уютно вам тут? — спросил он, протянув руку и набрав пригоршню стекавшего с козырька дождя.

— Не очень. Слишком много народу лезет в дом.

— А скажите, Мона… Можно вас называть Моной? — Поспелов протянул продолговатую пластмассовую коробочку. — Скажите, что это за рыбки?

Я потрясла коробку. Что-то гремит внутри. Попробовала открыть. Крышка очень туго пригнана…

— Разрешите?..

Следователь открыл коробочку. Я взяла из холстинки сушеную рыбешку. Понюхала. Положила обратно.

— Это маленький фугу.

— Как? — растерялся Поспелов и склонился ко мне.

— Это маленький иглобрюх. Может быть, видели где-нибудь засушенного большого иглобрюха? В виде раздувшегося шара с огромными колючками? Такую красоту любят вешать в японских ресторанах, вероятно, для повышения аппетита…

Я затихла, слушая дождь.

— Это едят с пивом? — Поспелов взял из моих рук коробочку и уставился на рыбешек.

— Не думаю… Вы видели фильм Куросавы “Под стук трамвайных колес”?

. — Да. Хотите сказать о девочке, которая ранила ножом своего возлюбленного?

— Нет. Другая новелла. О маленьком мальчике, который умер в мечтах о доме с бассейном.

— Да-да! — обрадовался Поспелов. — Он умер, отравившись рыбой, объедками со столов какого-то ресторана.

— Я думаю, он отравился фугу.

— Вы думаете? — опешил следователь. — То есть как это — думаете?..

— Когда я посмотрела этот фильм… Давно, я была еще девочкой, я поинтересовалась в Тимирязевском музее, от какой свежей рыбы мог умереть этот мальчик. Мне показали сувенир — раздутое чучело иглобрюха, вот такой шар! — Я развела руки и обхватила им пространство между мною и Поспеловым, так что тому пришлось попятиться. — Это ядовитая, но очень вкусная рыба, так сказал старик в музее.

— У вас замерзли ноги? — тихо спросил Поспелов.

— Нет. Старик был прав. Очень необычный вкус у этой рыбы.

— Вы хотите сказать?.. Вы что, ее пробовали? — он уставился в коробочку.

— А что тут странного? Никогда не мечтала попробовать суп из черепахи, акульи плавники или чего похлеще — ласточкины гнезда. Только фугу, совсем чуть-чуть.

— Чуть-чуть?..

— Очень дорогая рыба.

— И где же вы это попробовали?

— В японском квартале Нью-Йорка. Почти двести долларов за порцию сырой рыбы и соусник с соевой гадостью. Но я не жалею. Есть очень мало вкусов на свете, которые трудно забыть.

— Минуточку…

Не выдержав вида моих голых ступней, Поспелов ушел в дом и вернулся с курткой и шлепанцами.

— Антон Сидоркин не курил, — заметила я, укутавшись в куртку.

— Мне нужно об этом знать? — удивился Поспелов.

— Так, на всякий случай, если опять предложите какой-нибудь утопленнице грязную прокуренную телогрейку.

— А что же рыба, эта… фугу? Вкусная?

— Не знаю, — я задумалась. — После нее во рту остается сильный привкус, такое, знаете, пощипывание и вязкость… Как будто жуешь листок молодой крапивы, залитый спермой. Вы пробовали когда-нибудь сперму?

Поспелов закашлялся, потом уставился на меня с интересом. По его лицу и напряженной позе сразу заметно — решает, издеваюсь я или сама по себе такая простая. Так ничего и не решив, он потоптался, покашлял, два раза многозначительно вздохнул и раздраженно подвел итог:

— И вы, значит, теперь эту дорогую рыбу сушите и грызете потихоньку на ночь, для остроты воспоминаний? А лягушек, которые своей шкуркой выделяют слизь — сильнейший галлюциноген, — вы, случайно, не облизывали? Тоже, знаете, говорят, незабываемые ощущения остаются потом на всю жизнь, плюс ожог на языке. — Он вытащил из коробочки какую-то гадость и потряс ею перед моим лицом.