Может, когда-нибудь и Беатрис захочет на них взглянуть.
Милли вздыхает, садится на кровать. Она понимает, что Джулия права. Просто она очень устала.
– Мне надо еще выпить, – говорит она, смахивая слезы с глаз.
Позже, проводив Джулию и заталкивая шмотки Реджа обратно в сумку, она находит желтую открытку с шахматной доской с одной стороны и записанным шахматным ходом – с другой. От Итана, пришла за две недели до смерти Реджа. Милли роется в сумке, вытаскивает шахматную книгу и сует открытку между страницами. Она не разбирается в шахматах. Ее отец играл, пытался научить и ее, но у нее не хватало терпения. Она и не знала, что Редж играет в шахматы. А ведь Итан ждет ответного хода. Партия остановилась на середине.
Нэнси
На Пасху Нэнси решает свозить детей в Нью-Йорк. Зима была долгой и снежной. Ей кажется, что им всем нужны перемены. Уильям уже несколько месяцев печальный и какой-то отстраненный, все время норовит улизнуть из дома, а вот Джеральд, похоже, хотел бы никогда из дома не выходить. И Беа тоже изменилась. Стала совсем другим человеком. Да, она всегда вежлива и предупредительна, но тоже словно отстранилась, словно тепло и забота, которые она обрела рядом с Нэнси, ей больше не нужны. Это все смерть Реджа, конечно, но тут все сплелось в один клубок – и взросление, и бoльшая независимость. Нэнси скучает по Беа, по той маленькой девочке. Беа редко возвращается домой сразу после школы. Нэнси уже и не припомнит, когда они в последний раз сидели вместе на кухне и болтали о пустяках.
В поезде она занимает место рядом с Беа; мальчики устраиваются напротив, спят или читают. А Беа сидит у окна и смотрит на проносящийся мимо берег. День выдался пасмурный, дождь то и дело брызжет на грязное оконное стекло. Нэнси не очень любит Нью-Йорк, но чувствует, как взбудоражена внутри Беа. И Нэнси понятно ее волнение – еще бы, впервые увидеть Нью-Йорк. Этот город, безусловно, гораздо больше похож на Лондон.
– Я хотела бы встретиться со своей сестрой, мы давно не виделись, – обращается она к Беа, тронув ее за локоть. – А вы все вместе отправляйтесь исследовать Нью-Йорк.
– Мы уже кое-что запланировали, – отвечает Беа, просияв. – Джеральд хочет показать мне Музей естественной истории. А Уильям говорил про Центральный парк и Верхний Вест-Сайд.
– Замечательные планы, – улыбается Нэнси. – А еще вы обязательно должны зайти в «Метрополитен», он как раз в квартале от дома моей сестры. Отличное место, чтобы провести вторую половину дня.
Сейчас Беа так похожа на себя прежнюю, живо интересующуюся всем вокруг. Нэнси использует подвернувшийся шанс и предлагает заглянуть в «Б. Альтман»[9].
– Мой любимый магазин в Нью-Йорке, – говорит она. – Такой же чудный, как «Джордан Марш».
– Да, – соглашается Беа, – я с удовольствием. Миссис Джи, – Беа теребит нитку на манжете, – некоторые девочки… – Она понижает голос и отворачивается к окну, потом косится на мальчиков.
Миссис Джи тоже глядит на сыновей. Уильям спит, запрокинув голову, рот чуть приоткрыт. Джеральд водрузил на колени целую кипу комиксов и как раз сейчас улыбается чему-то, что видит на странице. Полностью поглощен чтением.
– Некоторые девочки, – продолжает Беа почти шепотом, – ну, знаете, они уже носят другое белье. Они больше не носят просто маечки.
– О господи, – ахает Нэнси и чувствует, как краснеют ее щеки и уши.
Как же она об этом не подумала? Конечно же, она видела, что девочка развивается, но ведь она перестала купать ее еще летом, а потом зима, толстые свитера и куртки, ей просто в голову не приходило… Ну да, там пока не очень заметно, уж точно не настолько, чтобы непременно носить бюстгальтер, но Нэнси прекрасно понимает, как оно водится среди девчонок. Ее мать отказывалась покупать ей лифчик. Поэтому она сама накопила из карманных денег, сама пошла в «Джордан» и сама купила себе первый бюстгальтер.
– Да, – торопливо говорит она сейчас. – Конечно же. У них там есть отличный бельевой отдел.
– Спасибо, – отзывается Беа. – Я не уверена, что мне нужен лифчик, и, может, вообще никогда не понадобится. Моя мама плоская как блин.
– Не то что я, – хихикает Нэнси, и они обе косятся на грудь Нэнси, но Беа сразу отворачивается, и Нэнси понимает, что девочка смущена.
Это тот неловкий момент, который часто у них возникает, когда в разговоре вдруг мелькает Милли. Нэнси кажется, что она как будто рядом, слушает и осуждает. Уж она-то наверняка давным-давно догадалась бы, что Беа нужно купить лифчик. Поняла бы, как помочь девочке с ее проблемой. А у Нэнси одни мальчишки. Когда дети были маленькими, она завидовала своим подружкам и сестрам – с их куклами, игрушечной посудой и девчоночьими книжечками. А теперь, когда все повзрослели? Она, оказывается, совсем не разбирается, как правильно воспитывать девочек. Господь подскажет, он наверняка знает, что делает, решает она.
Но заодно Нэнси приходит в голову еще одна проблема, которую пока не хватает духу обсудить. Она ведь не в курсе, начались ли у Беа месячные. И что девочка вообще об этом знает? Нэнси намеревается спросить совета у сестры – раз у Сары четыре дочери, и все уже почти взрослые, она точно через это прошла. Хотя, вообще-то, их собственная мать ничего им не рассказывала. Это Сара объяснила младшей сестре основные моменты, примерно в том же возрасте, в каком сейчас Беа.
Нэнси украдкой поглядывает на Беа, которая вновь неотрывно смотрит в окно. Побережье Коннектикута очень красиво, несмотря на туман, деревья подернуты легкой светло-зеленой дымкой первой листвы. А вдаль тянется ярко-голубой пролив Лонг-Айленд. Она любит начало весны, даже такие дождливые дни, как сегодняшний. Первые луковичные: крокусы, тюльпаны, нарциссы. Гиацинты. Ее любимые.
– Дорогая, – рассеянно начинает Нэнси, листая журнал, лежащий на коленях, – у тебя уже начались месячные?
Беа поворачивается к ней. Боже, какой же красоткой она стала. Эти темные глаза. Густые, почти черные волосы. Ноги какой-то бесконечной длины. Нэнси представляет, какой она станет женщиной. Будет похожа на Милли.
– Нет, – отвечает Беа шепотом, исподтишка поглядывая на мальчиков. – Но у многих девочек уже начались.
– Да, понимаю, – отзывается Нэнси. – Конечно, у всех по-разному.
Следует пауза, в течение которой они обе смущенно отворачиваются друг от друга.
– Знаешь, – решается Нэнси, – когда мы вернемся домой, я подготовлю для тебя все необходимое. Пояс, прокладки. Ты сложишь у себя, а когда понадобится, у тебя уже все будет готово.
Беа кивает с таким выражением, что Нэнси понимает: следовало поговорить об этом давным-давно. Но сейчас она все