Глава 8
Роман с изумлением слушал рассказ Тани. На нее напал какой-то дурак? Хотел изнасиловать? Предлагал сто долларов, если она пойдет к нему?
— Ты узнала его? — спросил он, обнимая Таню.
— Нет. Он был пьяным, или с похмелья, таким перегаром разило, просто ужас…
Роман прижал ее к себе, глядя на розовые обои в кухне за спиной Тани. В глазах его заметались красные искры, ноздри жадно втягивали воздух, ловя запах ее тела, ее духов.
— Нужно сообщить Ивану, — сказал он.
— Да нет, какой-то пьяный придурок привязался, разве его найдешь? Я понятия не имею, как он выглядит.
— Зря я не пошел сегодня встречать тебя, Танюша. Даже если шла из дому, я должен был… Вот же урод, а! Ну ладно, я тебе клянусь, он… ответит за это, — сказал Роман. Зажмурил глаза, крепче обнимая свою девушку, потом отстранился.
— Глупо, да? — спросила Таня. — Первый раз решила прийти к тебе сама, и вот вам, здрассте… У него такие пальцы — прямо, кошмар. Как железные крючки! Наверное, синяки остались…
Она вдруг расстегнула «молнию» джинсов, приспустила их до колен. На внутренних поверхностях ее ослепительно белых бедер и вправду были синие пятна. Роман с изумлением уставился на них, на пухлый бугорок под белыми трусиками. Потом опустился на колени, поцеловал каждый ее синяк, старательно пряча свои глаза.
— Ну Ромка… — с улыбкой сказала Таня. — Потом, ладно? Сегодня я так перенервничала, что просто ужас.
Она натянула джинсы, Роман поднялся с колен.
— Чаю хочешь?
Чайник он вскипятил, заварил чай, а вот что еще приготовить, так и не придумал.
— Да. И бутерброд с колбасой.
— С окороком, — сообразил Роман. — Отец купил окорок у соседей, когда они свинью забили, отвез его в район, там сделали его копченым и очень вкусным.
Роман налил в чашки чай, сбегал в кладовку, откромсал острым ножом кусок окорока, порезал хлеб, сделал бутерброды. Подвинул тарелку к Тане.
— Рома, у тебя здесь жутко уютно. — Таня отпила глоток чая, куснула бутерброд. — И жутко вкусно все. А сам почему не ешь? Кстати, у тебя нет вина? Я бы выпила стаканчик.
— Нет, Танюшка, нам сегодня нельзя пить. Вино есть, много, мы с папой всю «Изабеллу» нашу на вино пустили, долго возились, Катька помогала и Потап. С его кулачищами давить виноград — самое то.
Таня с улыбкой кивнула, соглашаясь.
— Но сегодня не стоит пить. Этот человек, который на тебя напал, он должен быть… наказан.
— Да плюнь ты на него, Ромка! Мало ли у нас придурков пьяных? Я убежала от него.
— Ты не должна ходить одна по улицам, это опасно. Я же сказал… всегда буду провожать тебя.
— Думаешь, это повторится?
— Это — нет. Но что-то похожее — запросто. У нас тут дураков много. Я буду охранять тебя, Таня.
— Какой ты умный, Ромка! Слушай, у тебя здесь и вправду хорошо. Я завтра опять приду, — с улыбкой сказала Таня.
Роман согласно кивнул. Кто же откажется от визита такой красавицы? Лукаво поглядывающей на него и уплетающей уже второй бутерброд с сырокопченым окороком.
— Ты такая красивая, Таня… Слушай, может, хочешь маринованных баклажанов? Очень вкусные, Катька делала. Правда, они с чесноком…
— Тащи! — приказала Таня.
Роман достал из холодильника стеклянную банку, положил на тарелку Тани два сморщенных фиолетовых баклажана. Нож и вилку тоже не забыл.
— Немецкая педантичность, — улыбнулась Таня. Взяла баклажан пальцами и впилась острыми зубами в сочную мякоть. — Ой, какая вкуснятина, Ромка! Прямо — отпад! Ты хочешь?
Она протянула Роману остаток баклажана, и он куснул его, чувствуя во рту резкий чесночный аромат.
— Извини, но Катя кладет чеснока без меры…
— Слушай, она такая умница, это же обалденно вкусно! — воскликнула Таня. — Я хочу потом тоже научиться такие баклажаны делать. А сейчас… Я хочу тебя поцеловать, Ромка…
Она потянулась к нему губами, он не успел свои отвести, но мгновением позже понял, что получил самый прекрасный чесночный поцелуй в своей жизни.
— Все, мне пора домой, — объявила Таня, доев один баклажан. — Ты проводишь меня, Ромка?
— Могла бы и не спрашивать. Я же сказал, что теперь буду всегда встречать тебя и провожать. Придется работать все время в первую смену, мой сменщик только обрадуется этому. Он не любит вставать рано утром.
— Ты классный парень, Ромка…
— А ты — обалденная девчонка.
Они еще долго целовались, а потом Таня засобиралась домой, Роман проводил ее до калитки родного дома и вернулся в свою кухню. После ухода Кати к Потапову ему больше нравилась кухня, там было уютнее, теплее и… легче.
Он долго сидел за столом, жуя бутерброд с окороком и задумчиво глядя в окно, а потом достал из ящика стола листок бумаги, авторучку, написал «Пап, я завтра с утра сплю в кухне, не буди, ладно? Все нормально». Отнес записку в дом, положил на журнальный столик под торшером. Знал, что отец, войдя в дом, включит торшер и прочтет его записку.
За окном было хмурое осеннее небо, накрапывал мелкий дождь. Роман усмехнулся. Полная луна? Об этом много писали и говорили, но на самом деле человеческий организм изменяют человеческие эмоции, луна только обостряет их, возбуждает и активизирует самые животные инстинкты. Ему плевать было на луну.
Роман взял пластиковый пакет, свернул его плотно, сунул в карман джинсов. Потом вышел из кухни, запер на ключ дверь, она одинаково запиралась и снаружи и изнутри, так что невозможно было понять, дома он или нет, и побежал в сторону старого карьера. Спустившись по сырой, скользкой глинистой тропинке, он забрался в густые заросли тальника, принялся торопливо раздеваться. Сложил одежду в пластиковый пакет, положил его под куст терновника, выделявшийся среди тальника густотой ветвей. Холодно было только первые минуты. Роман поднял голову к небу и хрипло сказал:
— Ты тварь, которая недостойна жить на этом свете. Я ненавижу тебя и скоро уничтожу! Ублюдок жалкий, козел, ты посмел напасть на Таню? И думаешь, это сойдет с рук? Думай, думай! Я знаю, где тебя искать, сто баксов обычный пьянчужка не предложит девушке!
Красные молнии полыхали в глазах Романа, крупная дрожь сотрясала его тело, но причиной этого был отнюдь не ноябрьский холод. Он упал на сырой песок рядом с пластиковым пакетом, в который сложил свои вещи. И уже не дрожал, а бился в страшных конвульсиях, голое тело дергалось на песке, жесткая щетина пронзала его, вырываясь из каждой клеточки кожи.
Прошло несколько минут, и страшный зверь, покрытый черной шерстью, похожий на собаку, но в два раза больше дога, с горящими красными глазами, встал на ноги, оглядел изменившийся мир. Теперь он был черно-белым, примерно таким, какой показывают в кино, когда герои смотрят в прибор ночного видения. Роман чувствовал себя легко и свободно, прислушиваясь к ночным голосам, их было много, но звучали они все как фон, не отвлекая от главного. Однако стоило сосредоточиться на одном, и он слышался вполне явственно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});