– И злоупотребил им?
– Согласно Пестрому альянсу – да, – сказал Ричард. – Хотя в действительности Дональд вел себя очень тихо и скромно, поправки вносил только там, где Девин и впрямь напортачил. Там, где Девин сам бы их внес, если бы перечел свою нетленку и чуточку задумался. Практически ничего всерьез не тронул.
– На твой взгляд. А на взгляд Девина?
Ричард задумался.
– Тогда он себя вел, как будто ему без разницы.
– Хотя, возможно, на самом деле обиделся, – сказала Зула, – и с тех самых пор вынашивал месть. Прятал в каноне намеки. Настолько мелкие, что Джеральдина и ее сотрудники не сумели сложить их в единую картину. А вот для его фанатов это было как собачий свисток.
Ричард пожал плечами и кивнул. Тут он понял, что Зула на него смотрит, ожидая продолжения.
– Тебе все равно! – воскликнула она. Потом улыбнулась.
– Поначалу я злился, – признал Ричард. – У меня ганкнули одного из персонажей. Убили без предупреждения члены собственного отряда. Когда он за них сражался. Ну и вообще: такой накал страстей заразителен. Но… я руковожу бизнесом.
– А война пестрых с охристыми выгодна?
– Только успевай грести бабки.
– Кто тут гребет бабки? – спросил Питер, усаживаясь и ставя себе на колени черную спортивную сумку. Он прижимал к ране комок бумажных салфеток.
– Ты задаешь интересные вопросы, – сказал Ричард, глядя ему в глаза.
– Просто пошутил. – Питер быстро отвел взгляд.
Зула глянула на телефон, проверяя время.
– Сфоткаешь нас с дядей, пока мы не уехали?
* * *
Как хорошо видно на гуглокартах, из этой части Британской Колумбии невозможно напрямик проехать в Сиэтл, да и вообще никуда: все горные хребты перпендикулярны векторам движения.
Дорога от шлосса вывела их к дамбе. Дальше начиналось двухрядное шоссе. Оно шло по левому берегу реки до южного края озера Кутеней – узкой полоски воды, зажатой между хребтами Селькирка и Перселла, – и соединялось с шоссе побольше в центре Элфинстона, прелестного курортного города с десятью тысячами жителей, из которых примерно девять тысяч, похоже, работают в сфере общественного питания. Заезд на бензоколонку обернулся пятнадцатиминутным перерывом на тайскую еду. Питер почти не разговаривал. Зула привыкла, что он подолгу молчит. В принципе ее это не угнетало, потому что с телефоном, читалкой и ноутбуком она никогда не чувствовала себя одинокой, даже в долгих поездках по горам. Однако, как правило, Питер молчал, если думал над какой-нибудь гиковской задачкой, и при этом настроение у него было отличное. По дороге из шлосса Хундшюттлер он молчал угрюмо.
Из Элфинстона им предстояло ехать на запад через перевал Кутеней и дальше выбирать меньшее из двух зол. Можно было свернуть на юг, пересечь границу в Металайн-Фоллз и таким образом втиснуться в северо-восточный угол штата Вашингтон. Отсюда они бы часа за два добрались до Спокана и с ветерком пролетели через весь штат по шоссе Ай-90. Этой дорогой они ехали в пятницу. Либо…
– Я вот тут подумал, – сказал Питер (до этого он минут пятнадцать наматывал на вилку тайскую лапшу и пытался взглядом прожечь дыру в столике), – что нам надо ехать через Канаду.
Он говорил об альтернативной дороге: через Оканаган, дальше до Ванкувера, а там уже пересечь границу и оказаться на северном конце Ай-90.
– Почему? – спросила Зула.
Питер поднял на нее глаза, впервые с тех пор как они сели за столик. Казалось, вопрос его обидел. Он ощетинился и собрался что-то сказать, потом только пожал плечами и отвел взгляд.
Позже, когда Питер вел машину на запад, Зула отложила бесполезную электронику (роминг в Канаде очень дорогой, а с ридера в темноте не почитаешь) и стала смотреть через лобовое стекло, вспоминая недавний разговор. Все упиралось в слово «надо». Если бы Питер сказал: «Давай поедем через Канаду – прикольно будет махнуть другим путем», – она бы не спросила «почему?», поскольку сама думала примерно в таких выражениях. Но он сказал: «Нам надо ехать через Канаду», – а это совершенно другое дело. И то, как Питер ей не ответил, напомнило историю с незнакомцем в таверне. Вопрос дяди Ричарда про наркотики ее сперва разозлил. Питер выглядел, одевался и вел себя так, что люди постарше делали неверные выводы, но она-то отлично знала, что он славный, положительный и не берет в рот ничего крепче «Маунтин дью».
Надо. Какая разница, как ехать? Погранпункт в Металайн-Фоллз отстойный, это да, но как раз потому, что той дорогой почти не ездят и там не надо ждать: пограничники практически выбегают к тебе с объятиями. Ванкуверский пункт – один из самых больших и загруженных на всей границе.
Питер чего-то избегает.
За ним это вообще водилось. Если Питеру что-нибудь не нравилось, он начинал юлить, возможно, сам не понимая, что юлит. Просто так он привык взаимодействовать с миром. Не искусный ловчила, а скорее безыскусный ловчила, наивный и не отдающий себе отчета. В детстве Зула навидалась такого в Эритрее, где не всегда разумно действовать в лоб. Их старейшина умел найти подход даже к эфиопам, у которых была одна цель: дойти босиком через пустыню до Судана, пробыть в лагере ровно столько, чтобы получить статус беженца, перебраться в Америку, начать новую жизнь, разбогатеть (по крайней мере по стандартам Африканского Рога) и начать переводить деньги в Эритрею на продолжение войны.
Фортрасты держались других правил: в любой трудной ситуации надо действовать логично и хладнокровно. «Посоветуйся с пастором». «Посоветуйся со скаутским вожатым». «Посоветуйся со школьным психологом».
Питер мандражировал всю дорогу до Элфинстона и заметно приободрился, когда они решили ехать на запад.
Чтобы не взбираться на головокружительный оканаганский серпантин – отнюдь не лучшая затея в это время года, да еще ночью, – они взяли к северу и поехали по более широкой прямой трассе через Келоуну. Там снова заправились, и Питер пошел на беспрецедентный шаг – взял себе кофе. Зула робко вызвалась сесть за руль, Питер предложил ей альтернативную роль: «Говори со мной, чтобы я не уснул». Она могла только рассмеяться – поскольку он всю дорогу упорно молчал. Однако после Келоуны Зула и впрямь пыталась с ним говорить. В итоге перешли на всякие нердовские штучки: это была единственная тема, на которую Питер мог болтать часами. Он вечно выспрашивал про систему защиты «Т’Эрры» и нет ли в ней потенциальных уязвимостей: тогда он ее улучшил бы, срубил деньжат и показал себя ценным работником. Зула не могла ничего толком ответить, потому что подписала жутко длинное и устрашающе подробное соглашение о неразглашении – такую штуку, по которой ни один пастор, скаутский вожатый или школьный психолог не дал бы дельного совета. Ей оставалось рассказывать лишь то, что было известно официально: что ее начальник – Плутон – является Хранителем ключа; он единственный в мире знает шифровальный ключ, который меняется раз в месяц и служит для цифровой подписи под всеми геолого-фэнтезийными выходными событиями, создаваемыми его алгоритмами. Нечто вроде подписи казначея Соединенных Штатов, напечатанной на каждой долларовой купюре и удостоверяющей ее подлинность. Потому что программы Плутона определяли, помимо прочего, содержание золота в каждой тачке руды, добытой гнуррами-рудокопами. Зула сама с драгоценными металлами не работала – моделировала динамику магмы, – но с мерами безопасности сталкивалась каждый день, и Питер вечно задавал гипотетические вопросы о том, как их могут взломать – не он, а некий гипотетический черный хакер, которого Питер мог бы перехитрить и заработать на этом деньги.