Читать интересную книгу Индейцы Северной Америки. Быт, религия, культура - Джон Уайт

У индейцев не существовало призыва или мобилизации. Каждый шел на войну добровольно, стремясь как получить свою часть добычи, так и прославить себя подвигами и таким образом поднять свой личный авторитет среди соплеменников, что всегда происходило в случае победы. Без военных успехов и отличий юноша не мог стать полноценным мужчиной, а мужчина не мог рассчитывать занять более высокое и уважаемое положение в племени, рискуя на всю жизнь получить клеймо посредственности и презрительное отношение соплеменников. Именно военные заслуги позволяли ему добиться большего уважения и лучшего положения в сообществе: ведь именно во время войны он мог продемонстрировать доблесть и отвагу, силу, ловкость и смекалку, а также надежность.

Индейцы использовали практически любой повод и предлог для того, чтобы начать войну. Наиболее частым было нанесенное оскорбление или демонстративное неуважение; истинные или мнимые, они требовали отмщения, и начиналась война. Иногда к войне прибегали после озвученного видения, в котором отражалась воля богов, или для умиротворения духа погибшего воина. Поводом могла стать вспышка давней вражды. В то же время некоторые племена, совершенно не стесняясь, говорили, что идут на войну, поскольку получают от этого удовольствие. Рут Андерхилл, автор книги «Краснокожая Америка», приводит слова одного воина из племени чироков: «Мы не можем жить без войны. Как только мы заключаем мир с нынешним врагом, мы тут же начинаем искать нового, чтобы не расставаться с нашим любимым занятием».

Еще большей, чем у чироков, и выражавшейся в более крайних формах была «привязанность к любимому занятию» у ирокезов. Их стремление к подавлению и господству над другими было настолько сильным, что они держали в страхе всех своих соседей, большинство из которых им удалось подчинить. В XVII в. они пытались подчинить родственные им племена гуронов и практически полностью их уничтожили. Они не оставили в живых ни одного индейца на берегах озера Гурон, совершали нападения на французов, укрепившихся в Монреале, почти полностью уничтожили всех, кто проживал в районе озера Эри и прилегающих районах, в том числе шушанков, делаваров, шауни и нантикоков. К 1700 г. они достигли такого могущества, что пытались создать союз из всех индейских племен, чтобы очистить от белых всю территорию Северной Америки.

В конце концов, в Лиге пяти ирокезских племен[35] возникли разногласия по вопросу о том, кого поддерживать: англичан или поднявших восстание американских колонистов. Те, кто стал на сторону англичан, начали творить такие зверства, которые напугали даже самих англичан, а Джордж Вашингтон, в самый критический момент Войны за независимость, вынужден был послать внушительную армию под командованием генерала Дж. Салливана в самый центр сосредоточения ирокезских поселений. Салливан сжег дотла 40 поселений, и влиянию ирокезов был положен конец раз и навсегда.

Ирокезы были единственными из индейских племен, ведших войну по заранее подготовленному плану. После окончания боевых действий они целенаправленно стремились закрепить успех посредством жесточайшего террора. Такая «расчетливость» была глубоко противна подавляющему большинству индейцев и не соответствовала ни их мировоззрению, ни их характеру. Однако, несмотря на всю свою приверженность войне, даже ирокезы не смогли приблизиться к тому настоящему фанатизму, который проявляли в этом вопросе представители другого знаменитого племени – команчей, которых называли «казаки равнин»[36].

Команчи были безраздельными хозяевами территории, охватывающей западную часть Техаса, запад Оклахомы, а также часть Канзаса и Нью-Мексико; они являлись признанными мастерами и знатоками ведения войны, которая была для них самоценна и являлась образом жизни и к которой они относились почти как к искусству. После 1750 г. команчи стали верховым племенем и обзавелись достаточным количеством лошадей, и тогда все не связанное с войной потеряло для них всякий смысл и интерес. Причем, как отмечает Т.Р. Ференбах в своем фундаментальном исследовании, посвященном команчам, у них не было материальных причин столь безоглядно и безоговорочно посвящать себя войне. Вот что он пишет по этому поводу:

«Команчи были богаты; они были настоящими нуворишами равнин и в то же время теми самыми, кого называют «ужасное дитя» в семействе. Их пристрастие к войне не было вызвано экономическими причинами. Они разводили достаточно лошадей для того, чтобы обеспечить себя всем необходимым за счет охоты на бизонов. Они продолжали набеги, поскольку у команчей сложилась четкая система ценностей и критериев авторитета мужчины среди соплеменников, жестко ориентированная на войну. Мужчина мог добиться уважения, только отличившись на войне, особенно если он сумел в ходе боя увлечь за собой остальных. Не случайно вожди команчей раздавали в виде подарков практически все доставшиеся им военные трофеи. У большинства вождей и так уже были сотни прекрасных лошадей, но им всегда хотелось еще больше уважения и авторитета. Даже если лагерь был доверху наполнен продовольствием и всем необходимым, мужчины продолжали бесцельно слоняться за его пределами в томительном ожидании, когда можно будет выступить в новый поход. Мужчины-команчи находились в постоянном «поиске войны»; лишь она наполняла жизнь каким-то смыслом и давала им возможность повысить авторитет и занять более высокое положение в своем сообществе».

В перерывах между войнами жизнь в лагере команчей изобиловала ссорами и потасовками между «обидчивыми, высокомерными и драчливыми воинами». Но гораздо более серьезным было следующее обстоятельство. Команчи, как и японские камикадзе, жили руководствуясь девизом: «Настоящий воин умирает молодым». Однако на этой почве у них развился безумный страх перед старением, причем до такой степени, что он перерос в ненависть к своим пожилым родственникам – даже к собственному отцу и дядям. Панически боясь постареть и вместе с этим потерять силу, ловкость, а также уважение и авторитет, они вымещали этот страх на пожилых людях: их лишали заслуженных наград и почестей, отнимали принадлежащее им имущество и даже их женщин. Жить в сообществе, где заправляют бессовестные наглецы, для пожилых людей подчас становилось невыносимым; многие из них кончали с собой. Все это является совершенно вопиющим и неслыханным для подавляющего большинства индейских племен, где к пожилым людям относятся с величайшим уважением и почтением и внимательно прислушиваются к их мудрым советам.

Короче говоря, взгляды на войну и отношение к ней со стороны ирокезов и команчей были совершенно нехарактерными для подавляющего большинства индейских племен и противоречили как общему мировоззрению индейцев, так и их взглядам непосредственно на эту проблему.

Подготовка к военному походу

Независимо от их взглядов на войну в целом и отношение к ней, подготовка к военному походу была практически одинаковой у всех индейских племен.

Война считалась священным действом, и к ней нельзя было относиться поверхностно. Решение начать войну принималось военным советом; он же определял и время ее начала. Военный совет возглавлялся специально назначенным военным вождем или руководителем; как уже говорилось, обычно это был не начальник лагеря или гражданский вождь. Даже правитель натчезов Великое Солнце не возглавлял лично военные походы; на пост великого полководца он обычно назначал своего брата или дядю по материнской линии.

Когда были назначены командиры отрядов, руководитель военного совета объявлял о начале военной кампании. У ряда племен, в частности ирокезских и некоторых алгонкинских, было принято разрешать любому воину, пожелавшему это сделать, организовать и возглавить собственный отряд. Правда, такая практика особенно не поощрялась, поскольку действия такого отряда в отрыве от основных сил могли привести к путанице и принести вред вместо пользы.

После принятия решения о войне и объявления об этом посылали гонцов по всем поселениям племени, а также военным лагерям, у кого они существовали, для сбора воинов. Иногда, как это было у криков, верховный вождь, вместе со своими помощниками, самолично объезжал поселения и, под аккомпанемент боевых песнопений и ударов в бубны и барабаны, приглашал добровольцев присоединяться к военным отрядам. Обычно военный отряд состоял из 30–40 человек; редко когда его численность была больше. Ведь человек не мог находиться одновременно и на войне, и на охоте; поэтому чрезмерное увлечение военными походами, если они не приносили соответствующей компенсации в виде трофеев и добычи, могло иметь тяжелые экономические последствия для племени. Также нельзя было «оголять» поселение: если в нем оставалось слишком мало воинов, это могло стать поводом для нападения на поселение со стороны другого племени, которое, в свою очередь, выжидало для этого подходящий момент.