Читать интересную книгу Тайна Найтингейла - Филлис Джеймс

Она говорит, что мучается, подумал Далглиш, однако ни по выражению лица, ни по голосу этого не заметно. Она не чувствует угрызений совести. А почему, в самом деле, она должна их чувствовать? Вряд ли она как-то особенно огорчена. Она была в более близких отношениях с Джозефин Фаллон, чем другие ученицы. И вместе с тем совершенно равнодушна к ней. А есть ли кто-нибудь на свете, кто был к ней неравнодушен?

— А что вы скажете о смерти Пирс? — спросил он.

— Думаю, это наверняка был несчастный случай. Кто-то в шутку или из непонятной злости подлил яду в питательную смесь, не понимая, что последствия будут роковыми.

— Что было бы странно для третьекурсницы медучилища, где лекционная программа, несомненно, включала основные сведения об отравляющих веществах.

— Я не имела в виду, что это кто-то из учащихся. Понятия не имею, кто это сделал. И мне кажется, вы не сможете уже ничего выяснить. Но я не верю, что это было преднамеренное убийство.

Все, что она говорит, очень хорошо, думал Далглиш, но по меньшей мере странно это слышать от такой умной девушки, как Гудейл. Конечно, она высказывает распространенную, почти официально признанную версию. Эта версия освобождала всех от подозрения в тягчайшем преступлении и никого не обвиняла в чем-то более серьезном, чем злая шутка или небрежность. Такая версия утешительна, и, если ему не повезет, ее никогда не смогут опровергнуть. Однако он не разделял эту версию сам и не допускал мысли, что ее разделяет Гудейл. Но еще труднее было допустить, что эта девушка утешает себя ложными догадками или намеренно закрывает глаза на неприятные факты.

Далглиш спросил ее, что она делала в то утро, когда умерла Пирс. Он уже знал об этом из записей инспектора Бейли и из ее собственных показаний и не удивился, когда Гудейл, не колеблясь, все подтвердила. Она встала в 6.45 и выпила чашку чая в подсобке вместе с остальными девочками из группы. Она сказала им о том, что Фаллон заболела гриппом, потому что именно к ней Фаллон пришла ночью, когда почувствовала себя плохо. Никто из учениц не выразил особого беспокойства, только все гадали, как теперь пройдет наглядный урок и как будет вести себя сестра Гиринг в присутствии инспектора ГСМ. О последнем рассуждали не без злорадства. Пирс пила чай вместе со всеми, и Гудейл, кажется, помнила, как Пирс сказала: «Раз Фаллон больна, пациенткой, наверно, придется стать мне».

Гудейл не могла припомнить, чтобы это как-то комментировалось или обсуждалось. Это было в порядке вещей: если какая-то ученица заболевала, ее заменяла следующая по списку.

Выпив чаю, Гудейл оделась и прошла в библиотеку повторить перед уроком курс лечения при удалении гортани. Чтобы семинар прошел успешно, важно было бойко и быстро отвечать на вопросы. Она принялась за работу примерно в 7.15, и вскоре к ней присоединилась Дэйкерс, разделявшая ее приверженность к занятиям, которая, как подумалось Далглишу, была вознаграждена по крайней мере имеющимся теперь у обеих алиби на большую часть времени до завтрака. Занимаясь, они с Дэйкерс не сказали друг другу ничего заслуживающего интереса и, одновременно покинув библиотеку, вместе пошли на завтрак. Было примерно без десяти восемь. За завтраком она сидела вместе с Дэйкерс и двойняшками Берт, но ушла из столовой раньше их. Это было в 8.15. Она вернулась к себе в комнату, оправила постель, а потом пошла в библиотеку, чтобы написать два письма. Сделав это, она ненадолго зашла в туалет и пришла в демонстрационную почти ровно без четверти девять. Там были только сестра Гиринг и двойняшки Берт, вскоре к ним присоединились и остальные; но в каком порядке — она не помнит. Кажется, Пирс пришла одной из последних.

— Как выглядела Пирс? — спросил Далглиш.

— Я не заметила в ней ничего необычного, да и не могла заметить. Пирс — это Пирс. Она для всех была почти как пустое место.

— Она ничего не сказала перед началом урока?

— Вообще-то сказала. Странно, что вы спросили об этом. Я не говорила об этом раньше, наверное, потому, что инспектор Бейли не спрашивал. Но она действительно сказала. Она оглядела всех нас — к этому времени собралась уже вся группа — и спросила, не взял ли кто-нибудь чего-нибудь из ее комнаты.

— Она сказала, что именно?

— Нет. Она просто встала с этаким осуждающим и довольно воинственным видом, какой иногда принимала, и спросила: «Кто-нибудь заходил сегодня в мою комнату и брал что-нибудь оттуда?» Никто ей не ответил. Наверно, мы все просто покачали головами. Не такой это был вопрос, чтобы мы отнеслись к нему серьезно. Пирс вечно поднимала шум из-за пустяков. Двойняшки Берт были заняты своими приготовлениями, а остальные болтали. И на вопрос Пирс никто не обратил внимания. Я даже сомневаюсь, что половина девочек услышала его.

— А вы не заметили ее реакцию? Встревожилась она, рассердилась или огорчилась?

— Ничего подобного. Даже странно. Я теперь вспомнила. Вид у нее был довольный, почти торжествующий, словно подтвердились какие-то подозрения. Не знаю, почему я заметила это, но тем не менее заметила. Потом сестра Гиринг призвала нас к порядку, и урок начался.

Далглиш ничего не сказал, когда она закончила свой рассказ, и немного погодя она приняла его молчание за разрешение идти и поднялась. Она встала с кресла с той же сдержанной грацией, с какой садилась в него, едва заметным движением поправила фартук, последний раз вопросительно взглянула на Далглиша и направилась к двери. Потом, словно поддавшись какому-то порыву, она повернулась.

— Вы спрашивали меня, были ли у кого-либо причины убивать Джо. Я сказала, что не знаю. И это правда. Только юридический мотив преступления — это, наверно, другое дело. Я должна сказать вам, что некоторым может показаться, что у меня мотив был.

— В самом деле? — спросил Далглиш.

— Вероятно, вы решите, что это так. Я являюсь наследницей Джо, по крайней мере, я думаю, что являюсь. Примерно три месяца тому назад она сказала мне, что написала завещание и что оставляет мне все, что у нее есть. Она дала мне фамилию и адрес своего поверенного. Я могу предоставить вам эти сведения. Он еще не написал мне, но думаю, что напишет, конечно, если Джо на самом деле сделала завещание. Но, наверно, сделала. Она была не из тех, кто дает обещания и не выполняет их. Может быть, вы предпочтете связаться с поверенным сразу? Ведь такие вещи требуют времени, не так ли?

— Она сказала, почему делает вас своей наследницей?

— Она сказала, что ей надо оставить деньги на чье-то имя и что я, наверно, воспользуюсь ими наилучшим образом. Я тогда отнеслась к этому не очень серьезно, да и она, наверное, тоже. Ведь ей был только тридцать один год. Она не думала, что умрет. И предупредила меня, что, возможно, изменит свое решение задолго до того, как состарится настолько, чтобы у меня появились серьезные виды на наследство. А может быть, выйдет замуж. Но она считала, что ей необходимо сделать завещание, а я была единственным человеком в то время, кому ей хотелось оставить что-то в наследство. Я думала, это простая формальность. И только когда у нас состоялся разговор о стоимости аборта, она сказала мне, какой у нее капитал.

— И какой же? Большой?

— Примерно шестнадцать тысяч фунтов стерлингов, — спокойно ответила девушка. — На эту сумму были застрахованы ее родители. — Она как-то криво улыбнулась. — Вполне стоит вашего внимания, инспектор. На вашем месте я сочла бы это вполне приемлемым мотивом преступления, вы согласны? Теперь мы сможем установить центральное отопление в доме. А если б вы видели дом моего жениха — двенадцать комнат, и почти все выходят на север или восток, — вы бы решили, что у меня имеется достаточная причина для убийства.

III

Старшая сестра Ролф и старшая сестра Гиринг ждали вместе с ученицами в библиотеке: они переместились сюда из студенческой гостиной, чтобы занять время ожидания чтением и повторением пройденного. Что при этом усваивали девушки, было неясно, но картина создавалась мирная и вполне деловитая. Ученицы расселись за столами, раскрыв перед собой книги, и были, по-видимому, погружены в чтение. Старшая сестра Ролф и старшая сестра Гиринг, как бы подчеркивая превосходство и равенство своего положения, обособились на диване возле камина и сидели там бок о бок. Сестра Ролф проставляла зеленой шариковой ручкой оценки за учебные работы первокурсниц: она брала по одной тетради из стопки, лежащей на полу у ее ног, и, выставив оценку, складывала их в другую стопку, постепенно увеличивающуюся у спинки дивана. Сестра Гиринг делала заметки для своей очередной лекции, но, кажется, не могла оторвать глаз от непонятных значков, проставляемых твердой рукой ее коллеги.

Отворилась дверь, и в комнату вернулась Маделин Гудейл. Не проронив ни слова, она подошла к своему столу, взяла ручку и возобновила работу.