Калитка отворилась вовнутрь и со двора выглянул, видать, тот самый «подручный». Богатырю из таверны по дюжести он уступал, но не сказать, чтобы прямо сильно. А по наглости, пожалуй, еще и фору дать мог изрядную.
— Дай сюда, передам, — без церемоний попытался отобрать трофей детина. Разумеется, молодая лесная ведьма успела отдернуть руку и машинально отступила на шаг. — А ну сюда дала, кому сказал! Неча всяким прохи…
Договорить он не успел, потому что подошедшая Мява без всякого предупреждения залепила ему ногой в живот. И немалый бугай ласточкой влетел откуда вышел. В смысле — сложившись пополам.
— Он хотел сказать «проходите, гости дорогие», да оговорился слегка, — беззаботно «перевела» кошкодевушка, первой проходя за изгородь, пропуская остальных и бережно закрывая калитку.
Лежащий на земле и пытающийся вдохнуть грубиян никак не прореагировал на самоуправство прошедших мимо него вторженцев, но гостям он оказался и не нужен: сами прекрасно добрались до терема.
— Вторак, тя за смертью только посыла… — раздавшийся из глубины строения голос резко оборвался, а спустя всего несколько вдохов явился его обладатель всей своей встревоженной персоной — не иначе как услышал шаги нескольких человек. Очевидно, то был сам староста — очень уж его одежда смотрелась богатой, прямо как на парад вырядился. Начиная от добротных мягких сапог и заканчивая отороченной мехом летней шапкой. Шапка, кстати, очевидно являлась предметом особой гордости главы деревни — иначе зачем он прихватил её с собой? А следом за крестьянином появилась и хозяйка терема — ведающая.
Почему-то думая о княжеской ведьме, Степа представлял себе стройную, с волевым лицом даму с резкими движениями. Реальность преподнесла сюрприз: со следящей за фигурой красавицей средних лет местную, вроде матери Куницы, ставленницу князя связывал разве что покрой платья, к слову, тоже расшитого по подолу, воротнику и отворотам рукавов. В остальном же дебелая тетка скорее тянула на супругу мужика, или даже дочь: излишняя полнота сочеталась с гладкой кожей без морщин и… аккуратно наложенной косметикой?! Вот это да.
— Чё изволите, путники, коль пришли? — первым «отмер» все-таки староста. Возможно, потому что женщина сразу же прикипела глазами к скрытому мешковиной трофею в руках Куницы.
— Мы извели волколака, людей охотившего у вас тут, хотим награду положенную за то, — успела вылезти вперед кошкодевушка. Молодой лесной ведьме только и осталось, что молча протянуть мешок с отрезанной головой.
— Не бери, дурень! — шлепнула тетка-ведающая по руке старосту. — Навертели халтуры какой, и не разобрать ничего. Кто только ткань зашептывал? Небось, с Кривого ручья материю брали? А ну на пол вываливай, что внутри, да подстели тряпку, подстели. А то саму заставлю полы в горнице отмывать. Посмотрим ишшо, что за волколак тако…
Куница с закаменевшим лицом проделала затребованное — и отрубленная голова тяжело выпала на подстилку, немедленно заляпав ту тошнотворными чёрными маслянистыми пятнами. Степан готов был поклясться, что здоровенные мухи того же оттенка черноты тут же соткались над ней прямо из воздуха! Княжеская ведунья мгновенно спала с лица, аж отгородившись от доказательства победы защитным жестом.
![]()
— Ну так что? — теперь уже настала очередь лесной ведьмы тыкать пальцем в голову. — Сомнения остались?
— Н-нет! — кажется, женщине очень хотелось сбежать, так её пугала оскверненная мертвая плоть. Да вот беда — все происходило в её собственном доме.
— Так что, мне и правда им, того-этого, награду давать? — глядя на развернувшуюся мезансцену, удивленно спросил ведунью староста.
— Давать, давать! — хищно подалась вперед Мява, чей пушистый хвост аж задрожал от азарта, норовя при том ткнуться в нос Степану. — И побольше!
![]()
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Глава 8
— Мало!
— Ах ты ж зверюга окаянная!
— От борова и слышу!
— Всё одно больше не дам!
— А должен!
— Не должен!
— Награда в княжеском уложении оговорена, оглашенная, — тяжело оттирая пот, распахнул массивный, очень повидавший виды том староста. Он, наконец, сбавил тон, так и не сумев переорать Мяву, решив перейти к более, так сказать, материальным аргументам. — Смотри, ушастая, что правда княжеская говорит: «за нечисть лютую або нежить таковую — три рубля сребром положи». Тако же сказано: «два сребром дай, а один — меной той же ценности». Видишь?
Степан еще раз покосился на средства практически оптового расчета — два относительно тонких слитка серебра, на его глазах отрубленные хозяином дома от более длинного прута специально предназначенным для этого дела топориком. Благо, мягкий металл не особо сопротивлялся лезвию.
Честно заслуженное серебро так и притягивало взгляд. Как и «Правда» — местный сборник законов. Тяжеленная конструкция из деревянного переплета в кожаной обтяжке с металлическими уголками и множества пергаментных страниц с… А вот содержимое с текстом увязывалось с трудом, скорее походило на комикс или лубок с редкими короткими и в целом не обязательными подписями. Причем, исполнено все великолепие было явно вручную.
— Так это — за то, что нечистого извели, — снисходительно объяснила оборотень свою позицию представителю местной власти. — А за то, что выследили да сохотили лихо вместо княжеской дружины — вынь да положь!
Даже попаданцу показалось, что хитроушлая Мява пытается получить вознаграждение за одно и то же два раза, но мысли свои он удержал при себе. В отличии от старосты.
— Не выслеживали вы волколака! Зуб даю — сам он на вас напал!
— Почем знаешь? — хитро прищурилась его оппонент. — Али он сам тебе сё сказал?
— Напраслина!!! — аж задохнулся от возмущения мужчина.
— Так ото ж! — не осталась в долгу Мява.
Именно этот короткий обмен репликами Стёпа понял только потом, еще раз прокрутив его в голове — слишком много уровней смысла поместилось в двух фразах. Если коротко, кошкодевушка не просто иронично поинтресовалась «он тебе что, сам сказал» о мёртвом одержимом. Она, ни много, ни мало, обвинила старосту в сговоре с нечистью. Что-то вроде «живи тут, бей проходящих людишек, только наших деревенских не трогай». Вроде голословное обвинение, но… гадостные слухи и с меньшего начинаются. Доверие соседей к представителю местной власти штука такая тонкая… Оттого и крик старосты — «Напраслина!!!» — который Мява виртуозно возвратила крикуну уже по поводу самого объекта спора, что, мол, не выслеживали, и все такое.
— То для для дружины воинской или охотной награда, не для перехожих путников, — сдал очередную позицию деревенский управитель.
— А мы-то, по-твоему, кто? — резонно возразила ему ушастая, широким жестом указав на спутников.
— И как твоя дружина называется, и кто старший, а? — ехидно поинтересовался мужик… и неожиданно застал пушистохвостую хитрюгу врасполох! Вот так, на все придумала ответы, а на самое простое и забыла.
— «Ворон», — не давая паузе затянуться, неожиданно для себя брякнул парень. — Наградой ему стало отчетливо перекосившееся лицо главного по деревне и движение, будто собеседник решил одновременно сплюнуть через плечо и перекреститься. Это с учетом того, что христианства в этом мире и в помине не было. — А старшая вот, — он указал пальцем на Куницу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Вам подходит, — в конце концов выдавил из себя староста. — Чем брать награду будете? Сразу говорю, денег боле не дам!
— Половину товаром, половину работой, — постановила за всех Куница, опередив подругу, опять готовую броситься в бой за ценный металл.
* * *
Покинув избу старосты — пришлось пригибаться, чтобы протиснуться через расчетливо-низкую, сдерживающую холод зимой дверь — Степан и девушки многозначительно переглянулись. Неожиданно много оказалось нужно сказать друг другу… только не здесь. Напоследок попаданец окинул взглядом общее подворье: из терема княжеской ведающей доносился стук топора, а перед крыльцом на специально расстеленном куске грубой ткани, вокруг знакомой формы мешка высились обрубки толстенных половых досок. Видать, другого способа, кроме как вывезти да сжечь оскверненные останки и то, что их касалось, ставленница центральной власти не знала.
