Читать интересную книгу Угроза вторжения - Олег Маркеев

— С Гогой понятно, но семь процентов! Это же бешеные деньги!

— Вы не поняли меня, Журавлев, — усмехнулся Кротов. — Я понимаю, для вас все, что больше оклада опера, относится к бешеным деньгам. И обсуждать с вами этот вопрос я не намерен. Просто передайте мои условия тому, кто вас послал. Кротов, как вы знаете, всегда брал десять процентов. Если я правильно понял, некто решил с моей помощью повалить Гогу. Операция принесет бешеные деньги, тут я с вами согласен. Здравый смысл требует увязывать процент с объемом прибыли. Поэтому мое условие — семь процентов. Из них полтора я предлагаю вам. Что скажете?

— Перекупаете? — удивился Журавлев.

— Да бросьте вы, Кирилл Алексеевич. Можно же раз в жизни не быть дураком и не таскать каштаны из огня для дяди за благодарность в приказе, а говоря по-русски — даром. Я беру вас в дело, неужели непонятно? Предлагаю стать партнером и обещаю нормальные деньги. Вы, надеюсь, понимаете, такие предложения Кротов делает далеко не каждому?!

— Что потребуете взамен?

— Ничего особенного. Обычной партнерской лояльности. Вы не опер-вербовщик, а я не припертый к стенке «цеховик». Между нами не должно быть грязи. Только партнерские отношения.

— А если я откажусь?

— Значит, вы дурак, и иметь с вами дело я не намерен. Или ваш новый хозяин посулил вам больше. Но тогда дураком оказываюсь я, Потому что поверить в такое, будучи в здравом уме, невозможно. Естественно, условия нашего соглашения должны остаться между нами. Идет? Думать будете в дороге. Скоро отходит катер. У мужиков проблема с горючкой, в следующий раз могут заявиться через неделю. Передайте все хозяину. Если согласны на мои условия, приезжайте. Нет — бог вам судья. Выходите из дела, пока не поздно, оно не для вас.

— Кротов, вы хоть понимаете, что последует, если я передам весь ваш бред?

— Не давите, Кирилл Алексеевич. Не прошло в Лефортове, не пройдет и здесь. Я проверяю вас и вашего хозяина. Серьезный человек поторгуется и попытается сбить цену. Несерьезный пошлет сюда ребят или даст команду главврачу посадить меня на иглу. Как вы поняли, я ничего не боюсь и ко всему готов. Учтите это на будущее.

У пристани на другой стороне острова протяжно загудел катер, созывая задержавшихся посетителей. Стало совсем темно, и Журавлев, прикурив от дрожащего на ветру огонька зажигалки, не сразу разглядел, что Кротова уже рядом нет.

«Я его сделал, — сказал сам себе Журавлев. — Как ни крути, а в дело Крот пойдет. Это главное. Подседерцеву нужен был результат, он его получит. Остальное — мое дело, — Он достал из кармана диктофон, щелкнул кнопкой. Курил, щурясь на темную воду. Маленькая кассетка перематывала пленку, стирая запись. — В старые дела пускать Подседерцева нельзя. С Кротовым не все так просто, за ним стояли и, возможно, стоят серьезные люди. И он не преминул это обыграть. Подседерцев может ухватиться за эту ниточку и до поры заморозить операцию. А мне нужны деньги, не мне лично, а семье. Крота я расколю сам, время для этого будет. Вот тогда можно выходить на Подседерцева с предложением о перспективной игре. Похоже, на старости лет ты влезаешь в большую политику, да? — Он тихо хмыкнул. — А, к черту, терять уже нечего! Глупо умирать дураком».

Случайности исключены

В келье стало совсем темно. Только светилась синим вечерним светом острая арка окна.

Она провела жарким языком по его губам. — М-м-м. Витюш, а губы у тебя стали твердыми. Скоро вообще превратишься в аскета. Губы в ниточку, взор орлиный, в сердце — лед.

— Как знать… — Он осторожно выгнулся, достал со стола пачку сигарет. — Обряды инициации бывают разными. Кого испытывают огнем, кого льдом, кого землей.

— А тебя чем шарахнул по мозгам Мещеряков? Виктор, женщину не обманешь, ты стал наполовину чужой.

— Долго не виделись. — Виктор прикурил сигарету.

— Нет, не это. — Она приподнялась на локте, взяла у него из губ зажженную сигарету.

— Зачем тебе знать?

— Слушай, мы разошлись. Каждый выбрал свою дорогу и пошел по ней. Не смогли идти вместе — значит, не судьба. Но разве это делает нас чужими?

Он промолчал, раскурил новую сигарету.

— Тихо как у вас! Сдуреть можно. Надеюсь, наших стонов психи не слышали.

— Не слышали. Они в другом крыле, а стены — из танка не прошибешь.

— А они не буянят?

— Пока нет. До полнолуния еще неделя, — ответил Виктор, думая о своем.

— Тихо, аж на уши давит! — Она вскинула голову, но он свободной рукой опять опустил ее себе на грудь.

— Раньше психушки называли «домами скорби». Знаешь, почему? — прошептал он.

— Нет.

— Здесь конец всему. Дальше — пустота. Бездна. Эти люди не больны. Они заглянули в бездну, и она навсегда опалила их разум. Они скорбят по концу всего, что мы считаем бесконечно возобновляемым. Дальше жизни нет, и они это знают.

— А что есть?

— Другая жизнь. Но там нет места для нас. Тихо-помешанные живут на пограничной полосе. Буйные, пока есть силы, пытаются прорваться в ту или иную сторону. Раньше это знали, хоти слова «психиатрия» еще не придумали. Считали, что человек, заглянувший в бездну, навсегда потерян для этого мира. Но его скорбящей душе открыто многое, что не дано простым смертным. Поэтому и привечали юродивых, сумасшедших и шаманов.

— И Мещеряков подвел тебя к бездне?

— Нет бездны, есть Пустота. Конец и начало всему. Можно всю жизнь расти от единицы до девяти.

— Не поняла. — Настя подняла голову и заглянула в его бледное отрешенное лицо.

— Нумерология — тайная наука древних. — Он закрыл глаза и улыбнулся своим мыслям. — Школьная арифметика, полная тайн и открытий. Единица — знак самости, пять — приземленный человек, шесть — познавший смерть как часть бытия, девять — венец развития. Проходим все этапы от единицы до девяти и обратно. И так до бесконечности. Сложение — вычитание. И лишь стоит приписать ноль, как единица становиться десяткой. Ноль — это и есть Пустота. Соединение с Пустотой переводит тебя в новый разряд. Вместо бесконечного прибавления и убывания количества — постоянный качественный рост. Чем больше нулей, тем больше преодоленных состояний Пустоты.

— Господи, так же можно свихнуться! — Она схватила его за плечи. — Витька, не говори так. Как живой мертвец!

— Глупая! — усмехнулся он. — Познавший Пустоту способен на то, что смертные считают чудесами. Он может проходить сквозь стены и летать по воздуху. Переход с уровня на уровень — это смерть. Проделавший это хоть раз становится бессмертным на низшем уровне. Все так просто!

— Да, ребята, вы тут не скучаете! — Настя встала и, зябко поежившись, прошла к окну.

— Зато я многое знаю. — Виктор приподнялся, чтобы лучше видеть чернеющую на фоне арки фигуру.

— Да иди ты, Витька… Знаешь — только не летаешь!

— Серьезно. — Теперь его голос опять стал живым. — Например, я знаю, что ты ночевала у меня дома.

— Экстрасенс, тоже мне! Твоя мамаша позвонила и доложила.

— Не звонила… Ты спала в моей комнате. Ненароком покопалась в книжном шкафу.

— Предположение. — Она скрестила руки на груди.

— Нашла две тетради. Сначала пролистала ту, что в черном переплете. Красную — потом, так? О работах Мещерякова узнала оттуда. И это доказательство твоих сверхспособностей

— Ладно. В тот вечер в ларьке не оказалось «Честерфильда». И ты купила две пачки «Джон Плей», так? На душе было погано, думала, что не уснешь. Хотела купить бутылку джина. Но, во-первых, постеснялась мамы, во-вторых, побоялась нарваться на суррогат. Купила баночку джина. Зеленую такую, да?

— «Гордон».

— А ночью тебе снились церкви, торчащие из воды, и толпы слепых, да? Ты проснулась и долго сидела у окна. Той ночью дул сильный ветер и дико орали разбуженные галки. Было тепло, но тебя трясло от озноба… Не хотелось верить, что все написанное в тетрадках — правда. И решила поехать ко мне, на этот остров.

— Боже, — выдохнула она. — Откуда ты все знаешь?

— Когда познаешь себя, читаешь других, как раскрытую книгу. Мальчик-фотограф, что приехал с тобой… Я ему разрешил снимать в клинике только ради тебя. Кто он?

— Так. Партнер.

— В каком смысле?

— В американском. «Держись, партнер!» «О’кей, партнер». «Прикрой спину, партнер!»

— Настя, не мое дело. Хотя ты с ним регулярно спишь. Он предаст тебя. Уйдет, а потом предаст. Ты и знать не будешь.

— Хорошо! — Она пробежала по холодному полу, села на край жесткого топчана. — Тогда и я скажу. Слепые, церкви, черти лысые… Не будем об этом. Сам-то куда влез? Да, читала тетрадки. Черненькую, потом красную. И кое-что еще. В Ленинку как первокурсница бегала… Все работы по этой теме курировались спецслужбами, это и дураку ясно.

— Вернее, велись на их базе.

— Хрен редьки не слаще. Мне что ЦРУ, что КГБ — без разницы. Одна шайка. Твой Мещеряков под конторой сидел, дураку ясно. Думаете, вы с Мещеряковым самые умные? Папочка мой, хоть боком, но к этому миру причастен. Я у него часто жила, наслышалась… Про безотходное производство. Они своих и своего никогда не отпускали. Не уверена, что вы на этом острове отсидитесь. Испугалась за тебя, идиота, вот и приехала.