И вдруг…
Глава десятая — НЕ ПУТАЙ!
Решетка, поднимаясь, заскрипела. Рыжий поспешно глянул вверх…
Р-ра! Р-ра! Да это же Лягаш пришел! Рыжий, прыгай к нему! Обнимай! Визжи от радости, кричи!..
Но Рыжий не кричал, не прыгал. Просто, задравши голову, смотрел на Лягаша и молчал. И чувствовал, как будто кто-то невидимый душит его все сильней и сильней. И скоро и вовсе задушит!
— А! — подмигнул ему сверху Лягаш. — Я вижу, ты совсем зазнался. Ну что ж, и такое бывает.
И спрыгнул в яму, сел напротив Рыжего, и снова подмигнул ему. А Рыжий хоть бы шелохнулся! Рыжий по-прежнему сидел, смотрел на Лягаша, молчал. Лягаш, немного подождав, спросил:
— Ты что, не рад?
— Нет, рад, — тихо ответил Рыжий. — Просто… не знаю, что тебе сказать.
— Ну так скажи, что думаешь.
— А я… не думаю.
— Ар-р! Ар-р! — засмеялся Лягаш. — Да это вообще прекрасно! Кто думает, тот не живет. Жить некогда; все думаешь да думаешь…
И помрачнел. Спросил:
— А вот если серьезно, как тебе здесь?
Рыжий задумался, глянул туда-сюда по сторонам, потом опять на Лягаша… И медленно, словно с трудом подбирая слова, сказал так:
— Да как будто в Лесу. Снег. Логово.
Лягаш еще сильнее помрачнел и настороженно спросил:
— И… часто вспоминаешь Лес?
— Не очень, — равнодушно сказал Рыжий. — Да и зачем это теперь?
И хмыкнул, замолчал. Долго смотрел на Лягаша, потом также долго на Солнце, на крупный, медленно падающий снег… И вдруг сказал:
— Расскажи мне о бабушке Гры.
— Гры? — поразился Лягаш.
— Да. А что?
— Так, ничего.
Лягаш задумчиво прищурился, пристально посмотрел на Рыжего, долго смотрел, внимательно… а после засмеялся и сказал:
— А! Все понятно. Тебе небось сказали, что ты ведьмино отродье. Так ты не верь!
— Чему?
— Всему! — сказал Лягаш и, для пущей убедительности, резко махнул лапой. — Не верь ты им, и все. Хотя, конечно, — тут Лягаш насупился, конечно, слухи на пустом месте не растут. Да, это надо признать, твоя бабка действительно умела делать много такого, о чем другие и мечтать не смеют. Но зла она не делала! А ведьма — это прежде всего зло. Так что какая она ведьма? Она лечила от болезней, от всяческих ран, она разгадывала сны, она снимала сглаз — то есть если какая-нибудь другая, настоящая ведьма, наводила на кого-то порчу, то есть лихую болезнь, то твоя бабушка, Старая Гры, эту болезнь, эту порчу снимала. И вообще… К ней приводили сосунков, она давала им выпить какого-то душистого отвара, потом заглядывала им в глаза и говорила, что, скажем, вот этот вырастет воином, а этот купцом, а этот, вы уж извините, вообще ни на что путное не годен, так что лучше сразу отдайте его в свинари, не мучайте понапрасну бедное дитя, потому что тут уже ничего не изменишь. И никогда, скажу тебе, она в этом деле не ошибалась; вот так-то вот!
— И это все?
— Ну да! — уверенно сказал Лягаш. Потом, глянув на Рыжего, смутился и сказал: — Почти все.
— А что тогда еще?
— Ну, что… — Лягаш опять было замялся, засмущался, а после все-таки сказал: — Ну, вот разве что еще такое: вот мы, лучшие, бывало, собираемся в поход, так она тогда придет к казарме и попросит: «Лягаш, мне нужно это и вот это. Это сорвешь в ночь полнолуния, положишь себе под ремень, так потом и носи. А это нужно взять возле реки, и чтоб оно росло в тени. А это…» И все, как она мне скажет, так я потом в Лесу и сделаю. Наберу всего, что она скажет, потом вернусь, ей отдам. И после она… Ну, да! Твоя бабушка, Старая Гры, была очень мудрая лекарка, и в травах она разбиралась, как никто! Вот так. И это все, что я могу тебе о ней сказать. Да теперь тебе, надеюсь, и так совершенно понятно, что никакой ведьмой она не была, все это болтовня. Пустая болтовня!
— Возможно, — мрачно сказал Рыжий. — Но почему это именно о ней, а ни ком другом, так говорят? Отчего это так?
— От глупости, друг мой, от глупости! — с жаром вскричал Лягаш. Потом вздохнул, добавил: — Ну, и она, конечно, тоже была кое в чем виновата. Хотела, чтобы ей больше верили, и поэтому частенько говорила, будто она запросто понимает язык диких зверей и птиц.
— Как? — поразился Рыжий. — Да разве звери могут разговаривать?
— Да! — закивал Лягаш. — Вот в том-то все и дело, что звери и птицы это твари бессловесные, безмозглые, и это каждому известно. А вот твоя бабушка, она говорила, что нет, что, мол, что это не так, что они, все эти звери и птицы, они такие же, как мы, ничуть не хуже нас и ничуть не глупее. А тем, кому — да всем почти, ведь почти все ей не верили, — она… Она тогда делала так. Вот, скажем, птица прилетит, сядет на крышу и начинает чирикать. А твоя бабка послушает ее, послушает, а после говорит: «Вы слышите, о чем она кричит? Она кричит: завтра придет гроза». И точно, завтра получай грозу! Или еще поймают рыбу, принесут, ну а рыба, сам понимаешь, вообще молчит, но Гры, та все равно посмотрит на нее, посмотрит, и даже ухо навострит, как будто даже слушает, а после скажет… Ну, к примеру, так скажет: через три дня там-то и там-то ждите пожара. При чем эта рыба к этому пожару? А пожар обязательно будет. Не знаю, как это ей удавалось. Наверно, она просто хорошо знала приметы, а звери были тут совсем не при чем.
— А если при чем?
— Ты! — тут Лягаш даже привстал. — Опомнись! Нам и только одним нам на всем этом свете дарован разум!
— Кем?
— Ну… ты это брось! Не путай.
— И все же: кем?
Лягаш задумался, потом сказал:
— Ну, скажем, Солнцем.
— А Солнце кем даровано?
— Ар-р! — засмеялся Лягаш. — Ну, ты молодец! С тобой, я вижу, не соскучишься. — Но тут же стал очень серьезным и сказал: — И все-таки, прошу тебя, не путай меня. Да ты сам подумай: ну кто мы такие? Так, мелкие, тщедушные существа. Что нам дано, то и дано. И то дано не всем! Вот даже взять тот же разум. Вот, говорят они: «Мы все разумные!» А это ведь не так, ох, далеко не так!
И Лягаш, покачав головой, замолчал. Потом даже глаза закрыл, не шевелился. Казалось, что он спит… Но нет, конечно же не спит, а просто не хочет продолжать такую, мягко скажем, не совсем обычную беседу. Ведь если так пойдет и дальше, то скоро нужно будет говорить, что и в казарме разумом даже и не пахнет. Х-ха, тоже мне назвались: лучшие! И Рыжий зло оскалился. Да насмотрелись мы на них, на этих лучших! В три горла жрать и пьянствовать, и когти рвать, и… Р-ра, мрачно подумалось, не то, совсем не то; да пусть они себе пьют, сколько в них влезет, пусть себе когти рвут, и пусть по пять, а хоть бы и по десять лет сидят в казарме, если это им так нравится. А ты и он…
И Рыжий посмотрел на Лягаша…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});