Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет и не было… А вы ничего не перепутали?
Женщина недоуменно смотрела на него. Как будто он с луны свалился.
— Я не перепутал, — покачал головой Никита. И с отчаянием добавил: — Я запутался…
Что случилось? Почему Альбина с матерью обманули его? Зачем пустили по ложному следу? Как будто он собака какая-то… Ну не хочет больше его видеть, надоел — ну так скажи об этом. Зачем издеваться?..
В Краснодар и обратно он обернулся в один день. Вечером был возле дома Альбины. И снова разговор с ее матерью.
— Нет Альбины у тетки, — сказал.
— Извини, Никита, что нечаянно обманула тебя, — тяжко вздохнула Софья Николаевна. — Приходила сегодня Альбина, сказала, что не смогла уехать в Краснодар. У подруги заночевала. Но сегодня вроде бы уехала..
— Вроде бы.. Так уехала или нет?
— Уехала.
— А может, все-таки у подруги..
— Может, и у подруги…
На этот раз он узнал адрес Яны. И в тот же вечер был у нее.
— Уехала Яна, — сказала ее мать.
— Куда?..
— А бес ее знает?..
Ни фига себе заявочки. Дочь уехала. А матери и дела до этого нет…
— С кем уехала?
— С подругой своей…
— Куда?
— Не знаю…
Может, и в самом деле они в Краснодар сегодня уехали. Только Никита туда больше не поедет. Его как последнего дурака за нос водят, а он прыгай всем на потеху…
И все же он не удержался. И через два дня все-таки смотался в Краснодар. И снова напоролся на удивленный взгляд ее тетки. Ни Альбина, ни ее подруга у нее не появлялись…
Целую неделю после этого Никита тенью бродил по Тепломорску. Как будто Альбина могла быть где-то здесь. На Клима нарваться он не боялся. Напротив, он даже искал встречи с ним. Но, увы, ни девчонок, ни Клима он так и не встретил.
Такое ощущение, что они исчезли из города все втроем.
А еще через неделю Никита уехал в Москву. Все — закончились каникулы…
В конце лета пришло письмо. Без обратного адреса.
«…Никита, прости за все, — писала Альбина. — Все это время я морочила тебе голову. Я никогда не любила тебя… Мне нужен только Клим. Я люблю только его…»
Письмо отдавало фальшью. Но в пылу пожара, вспыхнувшего в душе, Никита принял его за чистую монету…
Часть III
Глава первая
Теснота и духота «столыпинского» вагона действовали на нервы, поэтому Никита с облегчением вздохнул, когда поезд прибыл к месту назначения.
Зэков сгрузили на дальней платформе железнодорожной станции Кострома. Автозаки были еще в пути. Бедолаги сидели на корточках в окружении конвоя. На морозе, под лай собак. Это в Тепломорске сейчас тепло. А здесь холодина. •
— Это еще хорошо, — тихо сказал парень лет двадцати пяти.
Все трое суток он ехал с Никитой в одном купе, на третьей полке трясся. Его Митей звали. Больше Никита ничего не знал о нем.
— Чего хорошего? — тускло спросил пожилой дядька. — Ноги затекли, сил нет так сидеть…
— Да могли бы далеко заслать. На Колыму, например. Или на Новую Землю…
— Там колоний нет…
— А вдруг построили?
— Болтун…
— Разговорчики! — раздался грозный окрик начальника караула.
Разговоры разом прекратились.
Наконец появились машины. Никиту и его спутников погнали в первую. Разместили по боксам, закрыли решетками, дверь на замок — и вперед.
Уже через пару часов их всех высадили на территории колонии. Выстроили перед зданием администрации.
Все осужденные только и мечтали о том, чтобы побыстрей добраться до столовой и до спальных помещений в общежитии. Никита тоже хотел этого. Утомила его дорога — спасу нет. Но еще больше он хотел побыстрее связаться с Мартой. Она должна была узнать, в какую колонию его отправили. Возможно, на пару с Валерой она уже подбивает мосты к начальнику этой колонии.
Деньги решают все. Интересно, сколько возьмет хозяин, чтобы устроить Никите пару-тройку деньков в комнате для свиданий?.. Сил нет, как хотелось поскорее оказаться наедине с Мартой. Соскучился по ней. Да и план побега обсудить надо. Чем быстрей он примется за дело, тем быстрей окажется на свободе.
Никиту бросало в жар, когда он допускал, что за решеткой ему придется провести все пять лет…
Пять лет в волчьей стае. Пять лет жизни по волчьим законам… Он не боялся борьбы. Просто он не хотел быть волком. Он хотел быть нормальным, цивилизованным человеком. И жить в цивилизованной стране с нормальными человеческими законами…
Целый час им пришлось простоять на морозе, прежде чем появился начальник колонии. Или хозяин, как называли его в местах не столь отдаленных. Высокий, худой как скелет, крупные роговые очки.
Он что-то пробурчал под нос относительно порядков в колонии. Может, он и громко говорил. Но ветер заглушал его слова. Холодный, пронизывающий ветер.
Затем появился какой-то толстячок с погонами майора. И разбил толпу вновь прибывших по спискам. Никита попал во второй отряд. И Митю распределили туда же. Только Никита не придал этому никакого значения. Вопросы коллективизации его волновали меньше всего.
После распределения появился начальник отряда. Он долго и нудно рассказывал что-то о внутренних порядках в отряде, о каких-то традициях. Только вряд ли кто слушал его. Минусовая температура на улице заморозила весь интерес. Вот если бы он их в общежитие завел, тогда бы души людей оттаяли. Но, видно, до этих душ здесь никому и дела нет.
Только после пламенной речи начальник отряда догадался отправить их в общежитие.
Спальное помещение чем-то напоминало казарму. Деревянные полы, свежие крашеные стены, двухъярусные койки, тумбочки, табуреты.
Рабочий день в самом разгаре. Но барак не пустует. В двух дальних углах люди. Как будто два разных лагеря. Блатные. И отрицалы из братков-рэкетиров.
«Работа не волк, мы сами волки…» Неизменный принцип лагерной элиты. И никакой палкой отрицал на промзону не загнать. Разве что той, которая у других воров между ног болтается. Провинишься, и получишь шершавого в задницу. После этого любой работе только рад будешь…
Но такая палка крутым не грозила. Зато они сами высматривали в толпе новичков смазливых мужичков. Девочек себе высматривают. По свежатинке соскучились…
Это было первое знакомство Никиты с зоной. Его первая и, пожалуй, последняя «командировка». Но кое-что о порядках в лагерях он знал. Особенно просвещен был насчет колоний общего режима. Это самые беспредельные зоны. Старых опытных воров, живущих по понятиям, раз-два и обчелся. В основном в таких лагерях обитает приблатненная шпана с замашками крутых авторитетов. И братков из «новых» здесь хватает. В основном рядовые «быки». Вся эта публика вроде бы и почитает законы воровского братства. Но соблюдает их по-своему. Жесткость и насилие — основной козырь в отношениях друг с другом. …Никита очень бы хотел, чтобы его мнение о зонах общего режима было ошибочным…
Но пока он видел, с каким похабным вниманием рассматривает вновь прибывших здоровяк с лицом пещерного человека. И какой-то первобытный интерес в его глазах. На Никиту он не обратил никакого внимания. Зато чмокнул губами, когда его взгляд остановился на Мите.
Митя — парень складный. Крепкий, плечистый. Но лицо подкачало. Кожа нежная и розовая, как у ребенка. И губки бантиком.
Появился капитан. Многозначительно глянул на отрицал из воровского и бандитского кодланов. Те поспешили раствориться среди коек. Рассосались по своим углам. Все-таки начальник.
Никита получил белье. Ему показали койку на первом ярусе ближе к выходу. Он не возражал. Застелил шконку. Определился, что называется.
Затем их повели на склад. Ну все как в армии. Забрали гражданскую одежду и выдали форменную. Никита получил черную зэковскую робу-шаронку, сапоги-прохоря, шапку-пидорку, теплую фуфайку. После баня. Этого часа Никита ждал больше всего.
В моечном зале Митя оказался рядом с Никитой. Такое ощущение, что парень тянется к нему.
Парень на самом деле крепкий. В плечах размах, руки мускулистые, мощный торс, рельефный живот — пресс накачан. На плече татуировка: русалка на якоре.
— На флоте служил? — спросил Никита.
— Ага, потомственный моряк…
— Морской болезнью страдаешь?
— С чего взял?
— Не я тебя взял. Менты взяли… Кстати, за что?
— Да так, по глупости влетел…
— А кто здесь не по глупости? — криво усмехнулся какой-то мужик.
Никита плеснул на себя воды, начал намыливаться.
К Мите подошли двое. Одного Никита узнал. Тот самый «неандерталец» из их отряда.
— Опаньки! А че это у нас такое?
С гадливой улыбкой «неандерталец» подошел к Мите. И ткнул пальцем в его плечо.
— Русалка… — заметно робея, ответил тот.