Читать интересную книгу Каратель - Олег Приходько

Он смотрел на дорогу, но чувствовал на себе ее взгляд и по затянувшейся паузе догадывался, что насторожил ее.

— Возможно. Я закурю? — не дожидаясь ответа, она извлекла из коробки «Ротманс» сигарету с золотым ободком.

Влад не сразу заметил, что она была под кайфом. Нервное напряжение, которое удерживало ее в форме на кладбище, спадало, с каждой секундой слова и жесты становились развязнее.

— Кто его убил? — спросила она, выпустив струйку дыма в приоткрытое окошко.

— Пристегнись, — потребовал Влад, остановившись у линии

«стоп» перед въездом на проспект. Дождавшись, когда она попадет ремнем в защелку, повернулся к ней: — Кого его-то? Земцова, что ль?.. А-а! Так Кожухов, кто ж еще, — проговорил, зевнув.

— Брешешь! — встрепенулась она.

— Собака брешет. Убил, а сам поехал к любовнице коньяк пить. Переждал у нее, пока нашли труп и раструбили об этом по телевизору, а потом пришел на работу. Инсценировал попытку покушения на него. А тут его уже ждали. «Руки вверх! — говорят, — Анатолий… — как там его по батюшке? — вы арестованы!» Ну, он достал пистолет и застрелился. Делов-то!

О том, что Кожухов был пьян, говорил Губарь на Саниных поминках; о том, что он пил только коньяк, знало все объединение.

— Откуда тебе это известно? — занервничала Полина. Пепел упал на юбку.

— А я, между прочим, сотрудник службы безопасности фирмы «Кожух энд сыновья», а не мурка с крыши, — заговорил Влад серьезно. — Шеф застрелился из пистолета убитого Земцова. Наш пистолетик — табельный «Макаров». Откуда он у Кожухова? А на нем обнаружили дамские пальчики — позавчера допрашивали Ольгу Земцову, не брала ли она в руки пистолет мужа. Она не брала.

Полина подавленно молчала. Влад ехал, не зная маршрута, нарочно поворачивая на разрешающие сигналы, но ее, похоже, маршрут не очень интересовал.

— А любовница тут при чем? — потушив окурок в пепельнице, спросила она.

— Подозревают в соучастии.

— В соучастии? — Полина уже не справлялась с собой и не могла скрыть заинтересованности. — А зачем… зачем Кожухову нужно было инсценировать попытку покушения на него?

— Чтобы из виновного стать жертвой, наверно, — предположил Влад и свернул на улицу Металлургов. — Тебе не кажется, что я не знаю, куда ехать?

— А тебе куда?

— Мне на «кудыкину». А тебя могу отвезти домой.

— Тут недалеко. Генерала Сопикова, двадцать четыре.

Он выехал на бульвар Бажова и повез ее по указанному адресу.

— Сейчас оперативники проверяют адреса в записной книжке Кожухова. Особенно интересуются женщинами. Найдут отпечатки пальцев на каком-нибудь предмете рядом с его отпечатками, а там уж расколят — вдвоем они убивали или были еще сообщники.

Он говорил вполголоса, придавая рассказу о следственных действиях интонацию секретности.

— Здесь, что ли?

— Да. Спасибо.

Полина вышла из машины не сразу, будто раздумывала, не стоит ли пригласить его к себе.

— Меня Полиной зовут, — представилась запоздало.

— А меня — Феликсом. Феликс Эдмундович Дзержинский. Все?

Усмехнувшись, она захлопнула дверцу и быстро пошла к подъезду. Влад дал задний ход, выехал со двора.

То обстоятельство, что он не только не напрашивался в гости к хорошенькой и, несомненно, знавшей себе цену бабенке, но даже не захотел назвать имени, сработало убедительнее всего: значит, она его не интересует. Самодовольный тип, называющий себя сотрудником службы безопасности, работал, насколько она помнила по фонду, на должности охранника. Решил ли он прихвастнуть своей «крутизной», преследовал ли какие-то другие цели (возможно, вскоре объявится снова и подкатится теперь уже как к старой знакомой) — польза от общения с ним была: через двадцать минут Полина вышла из подъезда в наброшенном на халат плаще, с большим тяжелым пакетом в руке. Поравнявшись с мусорным контейнером во дворе, она подняла пакет и осторожно, словно там была бомба, опустила его на дно.

…Влад с улыбкой наблюдал за этой операцией в окошко на лестничной клетке. Операция носила кодовое название «Хрусталь» и имела целью избавление от вещдоков. Под обличьем бизнес-леди скрывалась плохо закамуфлированная простушка краснодольского розлива, и раскусить ее не составляло труда.

— Отнесла бы в пункт приема стеклотары, — посоветовал он, как только горе-конспираторша подошла к двери своей квартиры. Она испуганно обернулась, уставилась на Влада, стоявшего на пролет выше. — Пригласишь в дом или будем разговаривать здесь?

— Что тебе от меня нужно?

— Узнать, что тебе рассказывал Кожухов в последние сутки своей жизни.

— Ты что, из милиции?

— Милиция сейчас занимается списанием хищений на твоего любовника. А убийцы его телохранителя никого не интересуют. Кроме меня. Я промолчу, когда ты плюнешь мне в лицо, если я не найду их.

Она покосилась на дверные глазки соседних квартир и вставила в замок ключ:

— Входи!..

* * *

Накануне Панич позвонил в ресторан «Тридорожье» и попросил организовать поминки по безвременно усопшему Кожухову для небольшой группы лиц. Ресторан был построен на его деньги и находился в семи километрах по Московскому шоссе. Столы накрыли на террасе, выходившей на живописный берег Серебрянки. Первым приехал Панич с двумя телохранителями и китайцем, которого сразу же отправил на кухню — проследить, чтобы повара приготовили несколько заказанных заранее блюд по его вкусу. За ним подтянулись остальные: Зарицкий, Вершков, мэр Краснодольска Зуров в сопровождении Иевлева. Последним прибыл Губарь.

Дымились мангалы, звенела посуда на столах, сновали подобранные по росту официанты в красных косоворотках. Девушек на сей раз не приглашали — дел накопилось множество, решать их нужно было без постороннего присутствия.

— Грязно работают, сволочи, — сдавив граненую стопку в кулаке, предложил версию Иевлев. — Вначале заграбастали банк, потом прислали комиссию, организовали провокацию в Беларуси и вывели дело на международный уровень. Теперь поняли, что регион им не захомутать — освободили место для своего представителя. Дальше найдут нарушения в акционировании и попытаются заграбастать все в свои лапы.

— Все не заграбастают, — спокойно возразил Панич. — Всем они подавятся.

Он имел в виду «базу». Никто, кроме него и Губаря, не знал ни о попытке вынести «снег», ни об аресте транспорта в Худиксвалле, ни, тем более, об осмии: старик надеялся, что все вскоре уладится, и опасался посеять панику до времени.

— Выпьем, — сказал он, чтобы прекратить этот разговор.

Потянулись к закускам — волованам с икрой, анчоусам, крабам, копченой утке, форели, мидиям, фаршированной муссом индейке, поросятам в сацибели и прочему, — словно ели в последний раз или, по крайней мере, допускали, что в последний.

— Кажется, там определился этот самый «представитель», только вот кого он представлять будет, пока не знаю, — неуверенно проговорил Зубов, промокнув салфеткой сальные губы.

Информированность мэра ни у кого не вызывала сомнений.

— Ну так не томи, Аркадий Лаврентьевич, — дожевав ломтик камчатской сельди в винном соусе, попросил Панич. Вчера он узнал от Салыкова о предполагаемой кандидатуре на место Кожухова и теперь хотел знать, совпадает ли его информация с той, которой располагает мэр.

— Угадайте, кто мне вчера звонил? — спросил Зуров.

— Если я угадаю, вы решите, что ваш телефон прослушивается, — пошутил Зарицкий.

Шутку оценили взрывом смеха.

«Хорошо поминают покойника», — подумали официанты.

— Вечером, часиков в девять, — отсмеявшись, продолжил Зуров, — звонок. Снимаю трубку: «Аркадий, сколько лет, сколько зим! Мещанинов Николай Иванович беспокоит».

Он помолчал, впитывая жадные взгляды. Не смотрел на него только Панич — пытался согнуть большим пальцем зажатую в кулаке стальную вилку: Салыков оказался точен!

— Тот самый? — удивленно спросил Вершков.

— А какой же еще? Он, он! Директор комбината, секретарь горкома, затем Генеральный треста, теперь — замначупр министерства.

— И… что? — произнес Панич в тишине.

— Ни-че-го. Просто я подумал: зачем ему было звонить спустя десять лет? Прощупывал, как тут да что, не собираюсь ли я в Москву на Совет Федерации. А поездочку такую мы с губернатором наметили еще в мае, значит, была у них встреча?

— А чей он человек? — пьяно растягивая слова, поинтересовался Губарь. До визита сюда он успел пропустить несколько рюмок в «Самоцвете», где поминали Кожухова.

Появились официанты с подносами, принесли горячее.

— Ничей, — сказал Зарицкий. — Если он действительно объявится здесь, значит — ничей. Не прижился в столице — сбросили в неблагополучный район.

— Ничьих не бывает, полковник! — отрезал Панич. — Здесь он действительно объявится, чутье Аркадия Лаврентьевича не подвело. Назначение ему подписал сам премьер. Нетрудно догадаться, что ему обещано.