Читать интересную книгу Кактус Нострадамуса - Логунова Елена в «Эксмо»

– Что – ну?

– Ну, раз она тебя видела, значит, и ты ее тоже?

– Не факт. Может, она рассматривала меня исподтишка?

– Прячась за шторой? Или сидя в засаде? – Трошкина уже откровенно язвила, а я вдруг поняла:

– Алка! Это же многое объясняет! Если рыжая меня видела, а я ее нет, значит, она пряталась. А зачем она пряталась, рассматривая меня? Может, она не только меня рассматривала? Может, она следила за мной и Зямой? Может, это именно она…

– Шантажистка! – договорили мы дуэтом.

– М-м-м, – Трошкина потерла лоб. – Слушай, мне нужен тайм-аут. Надо отдохнуть, а потом думать дальше, вроде, у нас были еще какие-то детективные планы? Напомни мне, что мы хотели делать?

– Обзвонить подруг Лизоньки и выяснить, не занималась ли она танцами, – я похлопала себя по карману. – Сегодня золотой мобильничек при мне!

– Значит, сейчас у нас будет обеденный перерыв, а потом новый сеанс мозгового штурма, – решила Алка и огляделась из-под ладошки. – Вон кафешка, идем туда.

– Уверена? – я помешкала, но все же последовала за подружкой.

Кафе называлось «Босфор» и вызывало желание напеть «Не нужен нам берег турецкий!», поскольку наводило на мысли о населяющих те края знойных носатых брюнетах, вроде того, который недавно сделал мне гнусное предложение у памятника Пушкину.

– Никогда я не был на Босфоре! – продекламировала Трошкина, попрыгав на диванчике.

Мы сделали заказ и в ожидании еды свили гнезда в подушках, под которыми местный декоратор буквально похоронил сидячие места.

Алка, охочая до экзотики, томно жмурилась, слушая длинную лирическую песню на турецком, пока сладкоголосый певец не дошел до конца очередного куплета. На последней строчке Трошкина беспокойно завозилась и смущенно посмотрела на меня:

– Мне это не показалось? Ты тоже это слышала?

– Что?

Я не прислушивалась к босфорским песнопениям.

– Вот сейчас он повторит. Слышишь? «А кошку у тюрьму!»

– Это на каком языке, на украинском? – я удивилась.

Хохляцкий и турецкий в одном флаконе – это, мягко говоря, толерантно!

– Не знаю, на каком это языке, но певец упорно заканчивает каждый куплет призывом «А кошку у тюрьму!» – заволновалась Алка.

– «Карфаген должен быть разрушен», – кивнула я. – Римский полководец и государственный деятель Катон Старший, непримиримый враг Карфагена, независимо от темы обсуждения все свои речи в сенате заканчивал фразой: «Кроме того, я думаю, что Карфаген должен быть разрушен». А у этого турецкого певца, видимо, какие-то серьезные разногласия с кошкой.

– И что, ее теперь в тюрьму?!

Трошкина очень, очень любит животных. В детские годы она одна предоставляла политическое убежище под кроваткой вдвое большему количеству котят и щенят, чем мы с Зямой вдвоем.

– Мы же не знаем, что сделала эта кошка, – напомнила я. – Возможно, бесконечные куплеты как раз и рассказывают о ее многочисленных ужасных злодеяниях.

– Но выносить на основании этого обвинительный приговор несправедливо! Следовало хотя бы выслушать другую сторону! – с жаром возразила Алка.

– Мья-йа-йа-у-у!

Звук был до крайности неблагозвучный и неожиданный. Я поежилась, решив, что тут как раз и началась оправдательная кошачья речь, но оказалось – это просто форточка заскрипела.

Погода портилась, поднялся ветер, и можно было ожидать противнейшего косого дождя, при котором никакой зонт не сохранит в сухости мой дорогой жакет из мексиканского войлока.

В связи с этим на повестке дня возник новый вопрос: как мы будем добираться в офис, куда во второй половине дня обещал подъехать рекламный директор «Бетабанка»?

Бронич будет очень недоволен, если я пропущу эту встречу.

– Трошкина, у тебя есть деньги на такси? – спросила я подружку.

Алка покосилась на меню и ответила:

– Не уверена. А куда ты хочешь ехать?

– Не хочу, но надо. В офис! – я вздохнула. – Туда явится Владимир Леонидович.

– Кокетливый старец из банка? Тот самый, который мечтал о встрече с тобой в ресторане? – Трошкина с намеком вздернула бровки и многозначительно поморгала.

– Алка, ты гений! – в тысячный раз за эту жизнь признала я. – Сейчас я ему позвоню.

Кокетливый старец Владимир Леонидович с подкупающей готовностью согласился изменить место и время назначенного рандеву. Я предположила, что он надеется заодно и формат его поменять, переконвертировав деловую встречу в романтическое свидание, но не стала раньше времени разочаровывать доброго человека.

– Правильно, – одобрила мое коварство Трошкина. – Будем решать задачи по мере их возникновения.

Тут перед нами возникли тарелки с едой – в таком количестве, что это уже была не просто задача, а настоящий вызов, и мы с подружкой сосредоточились на решении этого серьезного и сложного (из трех блюд с десертом) вопроса.

Разговаривать за едой меня отучили еще в детстве, а разговаривать после еды я уже просто не могла: наелась так, что едва шевелилась.

Впрочем, шевеления моего хватило на то, чтобы аккуратным столбиком записать на бумажной салфетке имена и номера предполагаемых подружек Лизоньки. Таковыми я постановила считать всех, кто в телефонной книжке золотого мобильника был обозначен уменьшительным именем.

Набралось не так уж много девиц, меньше десятка. Я просмотрела журнал входящих и исходящих звонков и отметила галочками тех подружек, с которым Лизонька общалась чаще. Потом почитала их эсэмэски, вычеркнула пару дурочек с лексиконом Эллочки-людоедочки, и в финал у меня вышли четыре подружки: Галюся, Анка, Ладюня и Мимими.

Трошкина вызвалась обзвонить их, пока я буду беседовать с Владимиром Леонидовичем. Я вручила ей салфетку с номерами, свой мобильник – Алкин разрядился – и пересела за другой столик. Незачем галантному Владимиру Леонидовичу знать, что я успела смолотить многосерийный обед.

Комдир «Бетабанка» прибыл с опережением графика и был приятно удивлен моей королевской пунктуальностью. Боюсь, он подумал, что я летела на встречу с ним на крыльях Амура, так что мне стоило труда направить разговор в прямое, как Панамский канал, русло деловой беседы. Игривый Владимир Леонидович даже важную информацию выдавал с умильной улыбкой, затрудняя мне понимание серьезности ситуации.

– У нас возникло осложнение, – нимало не огорчаясь, сообщил он мне за кофе с пирожным. – Надеюсь, вы что-нибудь придумаете, и это нас не сильно опорочит. Оказывается, у грабителей был свой человек в нашем банке. Слава богу, удалось установить его личность, так что с остальных сотрудников подозрения сняты.

– Тогда я понимаю вашу радость, – тут я еще кое-что поняла. – А, так вот почему в «Бетабанке» царила мировая скорбь! Все были под подозрением и морально страдали?

– В общем, да, но это не единственная причина. Мы пребывали в трауре, соболезнуя нашему президенту. В ту самую субботу он трагически потерял супругу, и представьте – это случилось в годовщину их свадьбы! Ужасная история, просто ужасная, мы до сих пор в шоке.

Шокированный Владимир Леонидович со вкусом доел эклер.

Слово «президент» сбило меня с толку. Некоторое время я вспоминала, каково на данный момент семейное положение главы государства, и заодно удивлялась, почему это личную трагедию первого лица всея Руси приняли так близко к сердцу только в «Бетабанке».

Потом собеседник вернул меня к теме вопросом:

– Скажите, Иннночка, как будет выглядеть в контексте задуманной вами программы спасения нашей репутации предательство кассира?

– Грабителям помог кассир?

Я задумчиво скосила глаза и увидела в углу зала Трошкину с телефоном у уха. Прикрываясь ладошкой, она кому-то звонила. Молодец мой Ватсон, не отлынивает от работы!

– А что он сделал?

– Заполнил кассеты исключительно крупными купюрами, – вздохнул Владимир Леонидович. – Так что денег в банкомате оказалось намного больше, чем обычно.

– Если можно, расскажите поподробнее, – попросила я, не признавшись, что кассеты мне памятны только магнитофонные, да и те уже смутно.

– Рассказываю. Внутри у среднего банкомата лежит от одного до трех миллионов рублей. Они разложены по четырем кассетам, в каждой из которых – купюры своего номинала. Кассеты заменяют, как картриджы в принтере: один модуль вынимается, а на его место вставляется другой такой же.

– Это называется инкассация, – блеснула я эрудицией.

– Верно. Инкассация – дорогая и достаточно рискованная с точки зрения безопасности процедура. Обычно у нас кассеты заполняет один сотрудник, доставляет другой, а загружает третий.

– Но по субботам двое из них отдыхают? – догадалась я.

Владимир Леонидович развел руками:

– Вы знаете нашу страну! Именно так, в субботу, когда нагрузка на банкомат много ниже, чем в будни, весь процесс осуществляет один-единственный «пластиковый» сотрудник.

– Кто?! – я поперхнулась кофе.

– Человек от пластиков. Ну, из отдела пластиковых карт.