Читать интересную книгу Последние дни земной жизни Господа нашего Иисуса Христа - Иннокентий Херсонский

«Так, — подтвердил Господь, — хозяин виноградника предаст казни негодных виноградарей, и виноградник будет отдан другим, лучшим (Мк. 12, 9; Лк. 20, 16)».

Тон голоса и взор показывали, что грозные слова сии относятся прямо к членам синедриона.

«Избави Бог!», — воскликнул один из них, как бы пораженный угрозой. «Вы почитаете это невозможным, — продолжал Господь, — но разве вы никогда не читали, что тот самый камень, который отвергнут строителями здания, будет положен во главу угла и что Сам Бог сделает сие на удивление всем? Не напрасно написано: кто упадет на камень сей, разбиется, а на кого он упадет, того раздавит. Знайте, — присовокупил Господь, как бы в заключение угроз, — что царствие Божье, которого вы, по-видимому, так пламенно ожидаете, отнимется от вас и дастся народу, творящему плоды его!»

После этих слов посланникам невозможно было притворяться не понимающими: личина лицемерия спала сама собой! В замешательстве стыда и досады они хотели употребить силу и захватить Обличителя в свои руки (Мк. 12,12); но движение народа, почитавшего Иисуса, остановило безрассудных: они удалились с таким видом, какой только можно было принять на себя людям, всенародно посрамившимся и однако же менее всего желающим быть предметом общественного презрения.

Синедрион безуспешность своего посольства, без сомнения, приписал Самому Иисусу Христу, и какой-либо фарисейский оратор, подобный Тертилу (Деян. 24,1–3), мог представлять Его виновным в неповиновении властям, в уклонении от исследования Его дела. Но по самой сути образ действия Господа в настоящем случае был следствием глубокой премудрости и даже любви ко врагам Своим. Что бы последовало, если бы Он теперь решительно и прямо объявил Себя Мессией, как того желали книжники? Справедливо, что они получили бы низкий предлог к обвинению Его перед римским правительством: далее не простиралась цель их настоящего посольства, но какой опасности подвергался бы Иерусалим и они сами? Народ, приняв из уст Самого Иисуса решительное объявление о Его достоинстве, немедленно разделился бы на две стороны, из которых самая большая была бы против синедриона и легко дошла бы до возмущения, которое могло стоить жизни самим первосвященникам. Господь предвидел все опасные следствия прямого объявления о Своем достоинстве и, желая избежать всякого повода к общественным беспорядкам, откладывал его, как увидим, до самых последних минут Своей жизни. Синедрион услышит от Него решительные слова: «Я — Сын Божий» (Мф. 26, 64), но услышит в ту пору, когда они не будут иметь никаких последствий, вредных для народа, когда объявление Себя Мессией, не встревожив никого, приблизит только Его собственный крест.

С другой стороны, синедрион через посольство свое узнал все, что для него полезно было знать. Из притчей Иисусовых само собой следовало, что Он есть Мессия, следовало еще более, что Ему известны все мотивы, по которым действуют враги Его, и все тайные причины, побуждающие их отвергать Сына Давидова; что Он совершенно знает об участи, для Него уготовляемой, и решился подвергнуться всему по воле Своего Отца и из любви к роду человеческому. Сравнение Себя с сыном — наследником, употребленное Господом, особенно было многозначительно и разительно: из него открывалось, что нежелание расстаться с выгодами верховной власти над народом, чтобы передать ее Сыну Давидову, было главной причиной, по какой первосвященники отвергли Иисуса, такой причиной, действий которой на себе не примечали вполне, может быть, они сами. После столь ясных, хоть не прямых вразумлений членам синедриона надлежало бы обратиться к своей совести и спросить, за кого она почитает Иисуса? Без сомнения, всякому, имеющему уши слышать, она сказала бы, что человек, который так учит, живет и действует, есть истинный Христос, Сын Бога живого…

По удалении книжников Господь продолжал Свои беседы с народом. Неудачное посольство синедриона подавало к тому дополнительный повод и некоторым образом налагало на Него обязанность преподать народу совет, как должно поступать в настоящих, для каждого израильтянина чрезвычайно важных, обстоятельствах.

В самом деле, какой народ мог находиться когда-либо в таком положении, в каком были теперь иудеи? Каждый из них видел своими очами Мессию — предмет тысячелетних пламенных ожиданий, и каждый чувствовал, что подвергается очевидной опасности не узнать Его. С одной стороны, все влекло к Иисусу — и Его чудеса, и учение, и жизнь; с другой, многое и удаляло от Него — и власть синедриона, и пример фарисеев, славившихся святостью, и Его собственная нищета: куда обратиться? что делать? В таких обстоятельствах доброе сердце хотело бы, презрев все, предаться Иисусу; обыкновенный житейский рассудок говорил, что надо ожидать мнения начальства, которому от Самого

Бога дано управлять народом. Еще сильнее действовал предрассудок, что народ иудейский весь предназначен к блаженству в царствии Мессии. Тем менее, думали, могут быть исключены из этого числа начальники; и следовательно, казалось, лучше прийти за ними, хоть и позже, на вечерю (блаженство времен Мессии иудеи чаще всего представляли под видом вечери), нежели, опередив других, особенно начальников, подвергнуться опасности быть увлечену каким-либо Мессией неистинным.

«С Царствием Божьим, — так начал вещать Господь народу, — происходит подобное тому, что случилось с пиршеством, которое один царь устроил по случаю объявления своего сына наследником. Когда все было готово, он послал сказать гостям, чтобы они шли на пиршество. Но гости отказались, не желая, чтобы его сын был их царем. Царь в другой раз отправил слуг — сказать званным, что все готово, недостает только их. Но последние дошли до такой дерзости, что, схватив слуг, ругались над ними и некоторых убили. Тут царь вышел из терпения, и немедленно послал войско, которое не только предало жестокой смерти презрителей царской милости, но и самый город их разорило до основания.

Между тем время пира наступило. Царь, не желая, чтобы радость его осталась неразделенной с подданными, сказал слугам своим: вот, пир готов, и званные сделались недостойными, но я найду себе гостей! Ступайте на распутья и зовите всех, кто встретится». Повеление исполнено, и дом царский наполнился людьми всякого звания, добрыми и злыми, без разбора.

В продолжение пира царь вошел к гостям посмотреть собрание и обрадовать его своим присутствием. Один из возлежащих тотчас обратил на себя его внимание тем, что был в простой одежде, а не в праздничной, как следовало. «Друг мой, — спросил царь с кротостью, приличной общему веселью, — как ты осмелился войти сюда не в должном виде?» Виновный молчал, не зная что отвечать. «Возьмите его, — сказал разгневанный царь слугам, — свяжите ему руки и ноги и бросьте в самую глубокую и мрачную темницу, где он будет плакать и скрежетать зубами. Званных, — прибавил царь в наставление собранию, — много, а избранных мало!..»

Господь уж употребил эту притчу прежде, но для другой цели и в другом виде. В первый раз, описанный св. Лукой (Лк. 14, 16–24), она употреблена для показания того, что из иудеев не все и не многие войдут в царство Мессии; потому что не многие согласятся исполнить условия входа: тогда ни слова не было сказано о том, чтобы места званных были заняты другими, приглашенными с распутий. Теперь к высказанной мысли об отвержении иудеев присоединена другая — о призвании на их место язычников и о том, что эти вновь призванные, подобно иудеям, не все оправдают своей жизнью милость, им оказанную. Пример этот показывает, как мудро составлены были притчи Богочеловека, как точно приспособлены к слушателям и видоизменялись смотря по обстоятельствам.

Для народа в этой притче содержалось теперь разрешение всех его недоумений касательно настоящих обстоятельств и вместе преподавалось правило поведения, самое верное и надежное. «Значит, нет причины удивляться, что первосвященники не верят Иисусу, отвергают царство, Им проповедуемое. Званных много, а избранных мало! Нет причины спрашивать, кто же наследует царство, если иудеи не войдут в него; царь найдет себе гостей!.. Следовательно, должно, оставив всякое слепое подражание кому бы то ни было, слушать свою совесть, идти на вечерю, но идти в брачной одежде. В этом — приличном одеянии, в благочестивой жизни — главное дело. У Бога нет лицеприятия. Если соблюду веру и буду добр, то непременно буду с Мессией в царствии Его — получу спасение». Для христиан притча о вечери содержит грозный урок — совершать свое спасение со страхом. «Я, — говорит один учитель Церкви, — всегда содрогаюсь, когда вспоминаю слова: друже, како вшел еси, не имый одеяния брачна?»

Глава VII: Посрамление сект иудейских и обличение их пороков перед народом

Искушения со стороны фарисеев, саддукеев, законника — с ответами на них Иисуса Христа. — Вопрос о достоинстве Мессии. — Последнее обличение законоучителей иудейских.

Синедрион, при всей злобе на Иисуса Христа за посрамление членов его перед народом, почел за лучшее молчать до времени и не предпринимать против Него явного насилия. Мнимое великодушие это было вызвано страхом перед народом, любившим Иисуса. Между тем, оскорбленная гордость книжников не могла и на малое время оставаться в совершенном бездействии; в несколько минут составлен против Богочеловека новый план, изобретателями и исполнителями которого были, как легко предугадать, фарисеи (Мф. 22, 15). Узнав, что Он продолжает беседовать в храме с народом, лицемеры согласились подослать к Нему несколько человек из своих единомышленников, чтобы уловлить Его в каком-либо слове. Всем известная свобода слова и откровенность, с которой Иисус Христос всегда высказывал Свои мысли, были порукой их успеха. Требовалось только выдумать вопрос, столь же благовидный, как и опасный, и предложить его так, чтобы не обнаружить цель, с которой его предлагают. Подобный вопрос напрашивался сам собой — это был вопрос о податях, которые в продолжение двадцати лет (со времени превращения Иудеи в римскую провинцию) выплачивались кесарю и волновали ум и совесть иудеев, а для некоторых неблагоразумных патриотов (напр., Иуды Галилеянина с его сообщниками) были поводом к кровавому восстанию против римлян. Несмотря на провал и тяжелые последствия этого восстания, большая часть народа, руководимая внушениями фарисеев и собственным самолюбием, до сих пор считала, что подати, выплачиваемые римлянам, — результат незаконного притеснения и противны духу Моисеевой религии. Для израильтянина, думали, обязанного признавать царем своим одного Иегову, должна существовать и одна законная подать, собираемая для храма Иеговы (Ис. 30, 12–16). Инако мыслившие (иродиане и часть саддукеев) не имели поддержки в народе и причитались к отступникам, увлеченным на сторону язычников выгодами или страхом. Об этом-то предмете и было решено спросить Иисуса. Кто действовал, как Мессия, Тот, казалось, должен был решить всеми предлагаемый и никем не решенный в полной мере вопрос о подати; тем более, что с пришествием Мессии все ожидали перемены своих отношений с римлянами.