хочу поговорить о вашей дочери, о Галине. Нехорошими она делами занимается.
— Что ж… такое? — спросила Зоя Тихоновна, и голос ее сломился, а бледно-голубые глаза, окруженные сеточкой морщин, испуганно раскрылись.
— Имеются факты, что она расставляет ловушку Алексею Ивановичу.
Алевтина Павловна говорила о своем зяте, который жил здесь, на даче.
— Как именно… «ловушку»?! — испугалась Зоя Тихоновна еще больше. — Нет, что вы, Галя на такое не способна.
Она на минуту представила вместе дочь — бледную, худую, замученную работой, учебой, невзгодами — и красивого, крупного, всегда щеголеватого Алексея Ивановича, и все, что она слышала сейчас, показалось ей таким нелепым, таким смешным, что слабая улыбка пробилась сквозь испуг и чуть тронула ее губы.
— Подождите смеяться, как бы потом не заплакать, — резанула Алевтина Павловна. — Вы, конечно, не верите?.. Так вот, знайте — люди их видели.
— Где видели? — вновь слабея от страха, спросила Зоя Тихоновна. Почему-то у нее выговорилось «где», хотя спросить она хотела другое — «что видели». — Где ж их видели люди?
— Видели их на Московской.
«Московской» когда-то называлась главная улица этого зеленого городка, прославленного красотами природы, памятниками древнего зодчества, а также именем знаменитого писателя, когда-то здесь жившего. Теперь Московская называлась «Проспект Ленина». На проспекте были расположены все магазины, почта, автобусная станция, аптека и поликлиника, по нему проходил весь транспорт.
Зоя Тихоновна, успокоенная тем, что дело происходило в таком людном и шумном месте, старалась незаметно вздохнуть поглубже, чтобы унять сердцебиение.
— Нет-нет, вы слушайте. В понедельник утром ваша дочь шла к автобусу, а мой зять как раз поехал в Москву. Она его увидела и — представьте! — вдруг рукой ему замахала, так, запросто, как своему какому-нибудь приятелю. А он сразу же останавливается. А она бежит к нему и еще кричит на всю улицу: «С добрым утром!» А он ей даже дверцу открыл, подумайте только — и ждет! А она садится как ни в чем не бывало. И уезжают вдвоем…
— Что тут такого уж плохого, Алевтина Павловна? Ну посадил ее по дороге, так ведь попутно же…
— Нет, уж вы, пожалуйста, не переводите разговор на другие рельсы: мы не о зяте моем говорим, а о вашей дочери. Это она махала, и его останавливала, и бежала за ним. Не он — понимаете? — а она. И все это люди видели и уже говорят.
— Кто ж видел-то? — нечаянно перебила Зоя Тихоновна. Совсем не нужно ей это было.
— Ах, вы мне не верите? Пожалуйста: Нюра из табачного ларька видела, Матрена Федосеевна видела — она шла из молочной.
— Матрена Федосеевна любит пересуждать… — робко вставила Зоя Тихоновна.
— Опять же вы переводите разговор в другую плоскость, — повысила Алевтина Павловна голос, и румянец ее стал густеть: мы — о дочери — вашей — сейчас — говорим — о — ее — поведении.
Алевтина Павловна стала рубить слова, как будто втолковывая правила непонятливому ученику.
— Что же в Галиной поведении такого уж неприличного? — спросила Зоя Тихоновна как можно мягче. Ей хотелось успокоить Алевтину Павловну, но вместо с тем должна она была как-то защитить дочь.
— А то неприличного, что незачем бегать за женатым мужчиной и распоряжаться его машиной, как будто это ее собственность. Полюбуйтесь — она ручкой махнула, а он уже затормозил…
— Да ведь просто подвез он ее, он же ее знает, виделись мы с вашими в эти три года не раз. Ну вот он и подвез разок, что ж в этом…
— Разок? Вы думаете, разок? Нет уж, видно, не первый раз она с ним катается…
Зоя Тихоновна вспомнила: Галя говорила ей как-то, что ее подвезли до Москвы на машине. А может, это было два раза. Или три. Не помнит она точно, что ей Галя говорила. Порадовалась тогда за дочь — все ж на машине не то, что на электричке. Пусть девочка получит хоть какое-нибудь удовольствие, мало ей выпадает…
— Ну, может, не разок, так разика два-три, не больше… — осторожно сказала она.
— Ах, так?! Вы, значит, считаете вполне нормальным, чтоб ваша дочь каталась вдвоем с мужчиной на машинах, и вас мало беспокоит, как видно, чем это может кончиться. Так вот: меня — это — беспокоит — достаточно — серьезно — и я — считаю — необходимым — это — безобразие — пресечь!
— Что вы так кричите, Алевтина Павловна? Ведь еще безобразия никакого нет, а вы уже…
— Безобразия нет? Так вам этого безобразия еще мало? Молодая женщина, распущенная, останавливает машину, влезает к мужчине… Везите меня, мол, куда хотите.
— Да вы что, Алевтина Павловна? Как так — «куда хотите»? Кто это слышал? Что это, в самом деле? И почему же вы так… — «распущенная»?
Зоя Тихоновна хотела добавить: «Ведь это с зятем вашим она едет, а не с незнакомым мужчиной», но у Алевтины Павловны было такое свирепое лицо, что она не решилась.
— …Конечно, распущенная: раз родила от неизвестного мужчины, значит — распущенная.
— Как «от неизвестного мужчины»? — холодея от обиды и возмущения, произнесла Зоя Тихоновна дрожащими губами. — Вы ведь знаете Галину беду…
— Ну, раз не от мужа, значит, от чужого, от постороннего, — поправилась Алевтина Павловна. — Все равно. Одинокая молодая женщина, а тут такой мужчина… — Алевтина Павловна выпрямилась, развернула плечи и подняла голову, всем своим видом показывая, что ее зять мужчина хоть куда… — нестарый, симпатичный, с ученой степенью. Это, знаете, производит впечатление на молоденьких, особенно кто соображает. На своей машине к тому же…
— Перестаньте, хватит… — Зоя Тихоновна поднялась и протянула руку, как бы пытаясь остановить поток несущихся ей навстречу бесцеремонных слов. Говорить она не могла — губы ее дрожали, глаза наполнились слезами.
— Сядьте! — Алевтина Павловна хлопнула по столу ладонью с такой силой, что испуганные осы взлетели с клубники. — Вы меня выслушаете до конца, а потом будете махать руками… Так вот: я — не — позволю — никому — никогда — становиться — между — мужем — и — женой — даже — если — бы — это — не — была — моя — родная — дочь — и — мой — зять. Ваша дочь ловит моего зятя, она пользуется тем, что его жена уехала в санаторий — не перебивайте меня, дайте сказать! Вы как мать обязаны, понимаете — обязаны, ей внушить. И чтобы больше подобных фактов не было. Если только я еще раз увижу… узнаю… Я не люблю скандалов, стараюсь их избегать, лучше поговорить тихо, мирно. Но если со мной не посчитаются, я такой скандал вам устрою, что не обрадуетесь!
— Хорошо. Я скажу Гале, чтобы больше не ездила с вашим зятем.
Зоя Тихоновна поднялась и, молча кивнув головой, двинулась к двери.
— Вы на меня не обижайтесь. Я против вас лично ничего не имею. — Алевтина Павловна поднялась, протянула руку к ягодам. — Возьмите клубники для Игорька.
Но Зоя Тихоновна уже спускалась