если она была одна, когда ходила за водой, вечером в кровати, тогда ей нужно было выплакаться. Чтобы скрыть это, она после этого мыла глаза холодной водой. Она потеряла аппетит. В день перед пожаром она ела так мало, что хозяйка заметила: она, видимо, боится. Ее характерным ответом было: «Нет, мне не страшно, на воскресенье я хочу сходить домой». Позднее она показала, что ей, конечно, было очень страшно, но она стыдилась сказать об этом. Сразу после этого ей нужно было выйти и выплакаться. Свидетели, которые четко замечали отдельные симптомы расстройства и показывают это, при прямом вопросе о тоске по дому утверждают, что ничего такого не замечали.
В день преступления, на 4-й день после начала службы, девочка ожидала свою мать, которая должна была принести ей ларь для вещей. Когда она упоминала об этом своей хозяйке, то ей резко ответили, что это ей совсем ни к чему. В ожидании этого в полдень она пошла одна за водой, когда неожиданно четко услышала голос матери. Она остановилась и оглянулась. Когда она поняла, что ошиблась, то разразилась сильным плачем. В таком настроении еще в тот же день ей внезапно пришла мысль разжечь огонь. Она также знала сразу, как это сделать, не думая ни о чем другом. Ее гнало чувство страха, она не знала, как иначе помочь себе. Эта мысль не оставляла ее, через 3 часа она привела ее в исполнение. Она бросила горящий уголек на землю, где, как она знала, лежал горючий корм для скота. Потом она вроде бы подумала: «Загорится или нет, в последнем случае это тоже ничего не будет значить». О возможных последствиях, о преступном характере поступка, об опасности для лежащего в верхней комнате ребенка она не думала.
После этого поступка она занималась домашней работой. Когда поднялся шум из-за пожара, она помогала спасать. При расспросах она отрицала, что устроила пожар. Когда она, сразу уволенная хозяйкой после пожара, прибыла домой, то заболела. Она совсем потеряла аппетит, жаловалась на боли в голове и в суставах и должна была несколько дней лежать в постели, хотя в последнее время перед началом службы и во время ее она не чувствовала себя больной.
Расспрошенная жандармом, после упорного отрицания она созналась в преступлении. После ее ареста из-за ее плохого самочувствия допрос неоднократно задерживался: у нее был сильный шум в ушах, «как будто гроза». Соседка по камере рассказывала, что она однажды подпрыгнула и закричала: «Вот они бегают вокруг, сволочи». В другой раз: «Господи, что это был за треск у меня в ушах?» Прежний страх и тоску в тюрьме она больше не ощущала. Она проявляла раскаяние. Уже при вспышке огня она была испугана и чувствовала угрызения совести. Позднее она показала, что это был плохой, очень плохой поступок, она никогда больше в жизни не совершит такого.
Речь вдет о намного более тяжелом патологическом случае, чем предыдущий. Поступок отчетливо импульсивный. Склонность к усилению нормальных расстройств до психотического проявляется также в намеке на психоз заключения.
Более кратко рассказывает Кауплер о следующем преступлении (Friedreichs Blatter f. gerichtl. Medizin, 1886).
Случай доктора Кауплера
Дочь портного M. X. 13 с половиной лет, три раза устраивала поджог.
Родители живут в стесненных обстоятельствах, однако пользуются самой лучшей репутацией. Восемь братьев и сестер, из которых ни один не умер. Учитель описывает X. как послушную, хорошую девочку, со средними успехами и хорошими способностями. Нравственное поведение — 1-е место, место в классе — 13-е из 32-х. М. X. была замкнута, очень легко возбудима, у нее не было подруг, она всегда оставалась дома. Она должна была присматривать за младшими братьями и сестрами также и ночью. По показаниям родителей, она была, в общем, здорова, но ночью очень беспокойна, часто вставала, ходила вокруг, а утром просыпалась только при окрике. В последнее время наблюдались частые носовые кровотечения.
Физическое обследование: рост 136 см, худая, общительная, увеличена щитовидная железа, грудные железы мало развиты, подмышечных и срамных волос нет, сильные толчки сердца, ощутимые в большем объеме; при первом тоне шум, тоны клапана сильно звучащие; у нее еще не было менструации; жалобы на давление в области сердца, слабый аппетит, задержка стула.
Этот ребенок ушел 25 мая в первый раз из родительского дома к своему дяде Б., очевидно, в близкую деревню. Бездетная супружеская пара была состоятельной, самой лучшей репутации, и охотно оставила бы девочку у себя. Дядя показывает, что М. X. мало ела, ночью была очень беспокойной, и у нее была тоска по дому. При таких обстоятельствах она 27, 28 и 31 мая поджигала в жилище своих родственников солому, хворост и сено. Все пожары были устроены днем, сразу обнаружены и погашены при возникновении. Сначала она отрицала поджог, потом призналась. Для злобы и мести не было ни малейшей причины, она сама говорит, что была из-за долго продолжавшихся болей в груди в волнении, у нее не было ясного рассудка, была тоска по детям, и она во что бы то ни стало захотела домой. Боли в груди подтвердило обследование, тоску по дому — дядя.
Наконец, сюда нужно присоединить, с небольшими изменениями, еще одно заключение о юной поджигательнице 90-х гг. Оно своей загадочностью, неясными данными относительно тоски по родине и отсутствием болезненных симптомов близко к случаю с Евой Б. и к случаю Шпитты[29].
Случай Магдалены Рюш
Магдалена Рюш с апреля по сентябрь 1895 г. в первый раз находилась в услужении. Она показывает, что совсем не могла там выдержать, и у нее часто была тоска по дому. С декабря 95 по апрель 96 гг. она была дома, затем она снова пошла в услужение. Несмотря на то, что ей здесь было очень хорошо, 5 мая она в четырех различных местах развела огонь, а именно: в платяном шкафу, на складе, там же в корзине с бельем, в ящике и, наконец, у соломенного мешка своей кровати. На следующий день она бросила в почтовый ящик одного из жильцов дома угрожающие письма, которые вызвали впечатление, что в поджоге задействованы разные лица. В первые дни Рюш отрицала преступление, позднее она созналась. Перед преступлением ничего особенного в девочке не бросалось в глаза, прямо после преступления она поспешила вниз и сообщила об огне, который был погашен. После преступления Рюш вела себя совершенно незаметно и спокойно.
Причину поджога Рюш не могла указать, она говорит, что ей было хорошо у хозяйки, но она не хотела больше служить, хотела