Владимир имел только одну слабость. И эта слабость была я.
«Я уже испугался, что ты не придешь!» – просиял он.
Он увидел меня, еще когда я стояла на другой стороне улицы. Я помахала ему рукой и перебежала дорогу на красный свет. Какие мелочи!
«Я всегда приду. Я не собираюсь играть с тобой в игры!» – хотелось мне сказать, но я лишь промолчала и улыбнулась. По возможности загадочно. Я все еще не понимала, что он во мне нашел. Впрочем, одного взгляда на Серую Мышь было достаточно, чтобы понять – у Владимира на женщин плохой вкус. Это меня, конечно, несколько настораживало, но только до тех пор, пока я не видела. Когда он склонялся, чтобы поцеловать меня – его дыхание всегда пахло мятой, – я забывала о всех сомнениях. Какая разница! Да, бывают в жизни чудеса, и такие мужчины, как Владимир, любят женщин с не самой яркой внешностью. Вспомним диких уток. Какие у них селезни? Грудь колесом, головы зеленые, блестят. А утки вообще никакие, смотреть не на что. Плавают же с таким видом, что прямо белые лебеди, не меньше.
– Какая ты красивая! Оля, я так соскучился. Ты голодная?
Я рассмеялась, взяла его за руку и потащила к машине.
– Я хочу целоваться.
– Ты сумасшедшая! – рассмеялся он.
Это была отчасти правда. Он сам как-то сказал мне, что наши с ним отношения – это мой посттравматический синдром. И что, если бы не это, ему бы никогда не видать меня как своих ушей.
– Я мечтала о тебе еще до… Еще до! – ответила я. – Ты просто не догадываешься, насколько хорош.
– Не знаю. Хорош, да?
Я взяла его лицо в ладони, приблизила к своему лицу и посмотрела в глаза. Серая бездна. Легкий загар делал его невероятно молодым. В Мюнхене однозначно теплее.
– Мы идем в театр? – Я отпустила Владимира, так и не поцеловав, и сделала вид, что интересуюсь нашей культурной программой.
Он посмотрел на меня словно обиженный ребенок. Я рассмеялась и чмокнула его в щеку. Владимир же схватил меня и поцеловал в губы. Его подбородок кололся легкой щетиной, и я знала, что я вернусь домой с довольным, бессовестным лицом и багровыми, воспаленными губами. До такой степени мне было на все это наплевать, даже страшно становилось порой, когда я понимала, что больше ничто для меня не имеет значения. Ничто из того, чем я раньше очень дорожила. Стабильность, уважение близких, отсутствие проблем.
– Мы идем в театр, если ты скажешь, что мы должны пойти.
– Нет, не скажу, – покачала я головой. – К черту театр. Любой отель – первый, в который ты ткнешь пальцем. Или даже подъезд. Или туалет в закусочной.
– Ты ненормальная.
– Тебя не было неделю! – возразила я. – У меня есть потребности!
– Потребности? – ухмыльнулся он и притянул меня к себе.
Позже, когда мы лежали усталые, растраченные в уютной комнате отеля на Бронной, я попыталась представить себе, как бы я жила без него. Представить такое уже было невозможно.
Владимир вернулся из Мюнхена, как только узнал о том, что случилось. Я позвонила ему, сама не знаю почему. Позвонила и расплакалась. Я сидела в тот момент одна в доме, который меня теперь больше пугал, чем радовал. Николай только-только ушел, предварительно накричав на меня и потребовав список всех людей, которым я давала комбинацию цифр с нашей сигнализации и кто мог знать, как и что у нас тут в доме устроено. Я, конечно, даже не собиралась никакого такого списка составлять. Я была в шоке оттого, что он вообще меня подозревает. Он же уже сказал полиции, что считает нужным проверить моих подруг на причастность. Особенно Алину.
Я позвонила Владимиру утром третьего дня, совершенно не представляя, что скажу. Впрочем, это не было так уж сложно придумать. Он, на минуточку, наш сосед. И ограбление могло и его коснуться. Откуда мы знали, что грабители не прошлись и по его дому. Я выдала стандартную заготовку, но Владимир оборвал меня на полуслове:
– Ольга, а как вы сами себя чувствуете?
– Врач был, сказал, что вроде все в порядке, – пожала я плечами. И закурила. Взяла сигарету из Николаевых запасов. Закашлялась.
– Я не об этом. Вы только больше ничего не бойтесь. Я могу поговорить с Николаем? – обеспокоенно спросил Владимир.
– Его нет.
– Ладно, потом. Вы только не плачьте, ладно?
Мы проговорили часа два, не меньше. Я все равно плакала, жаловалась на Николая, на то, что он на меня кричит… В общем, делала все, что совершенно не принято между чужими людьми. Но Владимир был далеко, а мне было так страшно, так одиноко. То, что он прилетит к утру, я и предположить не могла.
Владимир появился на моем пороге, когда я никого не ждала. Николай еще с вечера холодно сообщил, что не собирается ночевать, что было, кстати, очень даже жестоко. Я уже подумала было о том, чтобы поехать к Алине. Но я была пьяна, к тому же совсем не готова общаться с ее чертовым Сашенькой. Так что, когда Владимир позвонил в дверь, я открыла ему пьяная и растерянная, с растрепанными волосами и сбивчивой речью. Как говорится, лучше и не придумаешь.
– Вы не должны оставаться одна. Это просто опасно для вашей психики, – сказал Владимир, а я только таращилась на него в изумлении, пытаясь понять, не привиделся ли он мне.
– Да! Да, это опасно! – соглашалась я, пьяно размахивая руками.
– Я останусь с вами. Давайте я позвоню Николаю. – Он уже совсем было полез в карман за телефоном, но я, осмелевшая сверх меры, вышла босиком на крыльцо и поцеловала его. Прямо так – подошла и поцеловала. Слишком уж долго я думала о нем. Пару месяцев до этого и один долгий, мучительный день с мешком на голове. Я сходила по нему с ума. Он долго молча смотрел на меня, глаза горели недобрым светом. Потом он слегка отстранил меня от себя, наклонился и прошептал хрипло:
– Ты уверена, что этого хочешь?
– А ты уверен, что этого не хочешь? – улыбнулась я в ответ.
– Я хочу тебя с того самого момента, как увидел в этом дурацком окне, – сказал Владимир. – Думаешь, я просто так стараюсь все время торчать в Мюнхене? Там нечего делать, но жить тут, так близко от тебя…
– Теплый климат и чистые дороги – действительно, чего там делать! – рассмеялась я. – Тут у нас куда веселее!
Владимир унес меня к себе. Подхватил на руки и унес, прямо в домашнем платье. Я даже не стала сопротивляться – мой дом мне опротивел до невозможности. Он сказал, что Николай – идиот. С этим я тоже спорить не стала. Утром, проснувшись в его постели, я вдруг осознала, что страх ушел.
– Знаешь, что для меня самое страшное? Теперь, после того, что случилось? – спросила я Владимира, поглаживая его плечи. До чего же он умопомрачительно хорош. Просто произведение искусства, на которое хочется любоваться, не отрывая глаз.
– Страшное? – нахмурился он. – Только не говори, что жалеешь о том, что мы сделали!