Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Нет, в самом деле. Макговерна выдвинули Кандидатом в Президенты, и как серьезному сотруднику прессы мне представлялось совершенно необходимым знать о каждом его движении, каждой мысли в этот час. Что бы он сказал, например, если бы сейчас я позвонил на NBC-TV и рассказал всему свету о том, что с утра пораньше Макговерн палит в акул из своего пентхауса в отеле «Дорал»?
Меня так и подмывало позвонить, просто для того, чтобы Макговерн вскочил пораньше и растолкал Фрэнка Манкевича, чтобы тот ни свет ни заря сел сочинять опровержение для пресс-конференции, которая, без сомнения, последует за моими скандальными разоблачениями… но, подумав, я отклонил эту идею; мне надо было выспаться хорошенько, а после подобных звонков спать обычно не приходится. Разразился бы дикий скандал, в результате которого меня ославили бы как Опасного Законченного Торчка, человека, перешедшего все пределы экстрима в своих галлюцинациях и других формах агрессивного, общественно опасного слабоумия. Манкевич, заместитель губернатора Южной Дакоты и протеже Макговерна, Билл Дауэрти, они выставят все в таком свете, что я не только окажусь дискредитированным, но того гляди меня просто посадят за счет благодарного государства, подвергнут принудительному лечению и шоковой терапии.
ЧТОООО? Даже не упоминайте тут это слово!
Шоковая терапия? Расстрел акул? Знаете что… мы, кажется, тут немного зарвались, не пора ли сменить тему?
Июль 1972
Записка от шерифа
Хантер многого требует от своих друзей, но и дает немало.
АнонимОдним холодным зимним утром я выглянул в окно и увидел, как Хантер подходит к моей двери. Никогда прежде я не видел Хантера раньше 10 часов утра, ну, кроме как в суде. Он зашел узнать, не собираюсь ли я составить ему компанию до Луисвилля, где ему собирались в торжественной обстановке вручать ключи от города. Я моментально согласился.
В 7.30 следующего утра мы уже готовились к выходу. Самолет улетал в 8.30. В восемь он спросил, сколько у нас остается времени.
– Сейчас восемь, – отвечал я.
– О-ба, а на моих 7.30! Это антиаэропортное время.
Я понял, что он имеет в виду. По дороге к самолету мы обогнали двадцать машин, и это на заснеженной двухколейке. Хантер похвалил мои водительские таланты. У меня все-таки было предчувствие, что в этой поездке придется изрядно постараться.
До Луисвилля мы добирались весь день. Там нас ждал Уэйн Эвинг, подготовивший церемонию как следует. В отеле мы зарегистрировались под псевдонимами: А. Линкольн и Д.Бун. В номере Хантера была гостиная, где уже стояли сорок или пятьдесят креветочных коктейлей.
На следующий день оставалось только проверить звук в зале. Уоррен Зевон, Джонни Депп, сын Хантера Хуан, а также еще множество друзей Хантера, включая меня, веселились на этой вечеринке.
Хантер был счастлив. Он стрельнул Зевону в спину из огромного огнетушителя, пока Уоррен наигрывал на фортепиано. Напугал его до полусмерти.
Нам доставили «Седан де Вилле», чтобы Хантер мог распоряжаться им по своему усмотрению, как бывало. Еще он хотел купить большой кнут, чтобы периодически щелкать им во время торжества. Две студентки из местного университета, назначенные нам в помощницы, отвели его в большой магазин товаров из кожи.
Ни один из кнутов Хантеру не понравился, но он купил студенткам ботинки и куртки. Остаток дня мы колесили по Баскетбольной Аллее, парку Чероки и другим памятным местам детства Хантера. Все шло гладко – пока что.
Прямо перед началом торжества Хантер попросил меня сообщить организаторам, что он не появится на сцене до тех пор, пока ему не выдадут пакет из оберточной бумаги, набитый наличными долларами. Свой разговор с организаторами я начал со слов «Вообще-то я не привык к подобным просьбам, и все-таки…». Через две минуты перед самым выходом на сцену я вручал Хантеру искомый пакет. Хантер требует многого от своих друзей.
Воцарилась чудесная атмосфера любви и доверия. Одна поэтесса прочитала оду, посвященную Хантеру, невероятно его растрогав. В четыре утра он лично сел за руль и отвез женщину домой.
По дороге он то и дело заезжал на тротуары, порой проскакивая в доле сантиметра от росших вдоль дороги деревьев. Давно уже я не видел столь возмутительной езды.
– Хантер, езжай-ка ты по мостовой! Сейчас каждый яппи из этих довоенных особняков хором названивает в полицию. Что ты скажешь копам?
Хантер ответил, что я слишком много переживаю по пустому поводу. Мы доставили поэтессу домой и вернулись в отель. Никаких проблем. Никаких арестов.
В последний день Хантер навестил Вирджинию, свою маму. Она жила теперь в доме престарелых за пределами города. Хуан, я и стриптизерша по имени Бэмби составили ему компанию. Бэмби хотела, чтобы Хантер расписался у нее на заднице, и она смогла бы сделать по этому эскизу татуировку.
Я привез Хантера и Хуана в Епископальный Центр Ухода и сказал, что мы с Бэмби скоротаем час в баре. Весь час ушел на поиски бара, безуспешные в этом «сухом» округе. Жизнь постепенно развеивает любые иллюзии.
Когда мы вернулись в дом престарелых, я проводил Бэмби в туалетную комнату, путь к которой шел через довольно большой холл. Ее микро-платье, высокие ботинки и обильный макияж вызвали сильное оживление у старых ловеласов.
Вирджиния пригласила большинство своих родственников на встречу с Хантером. Так что уже скоро он был не прочь поскорее унести оттуда ноги. Мы вернулись в отель. Бэмби исчезла без автографа, а мы поужинали с Зевоном. Никаких проблем. Никаких арестов.
Наше возвращение домой началось довольно странно: когда самолет устремился к солнцу под углом в сорок пять градусов, Хантер встал со своего кресла и направился к местам первого класса. Хотя там оставалось немного свободных мест, никто не попытался призвать его к порядку. Может, так произошло из-за того, что предварительно он издал 30-секундный сумасшедший душераздирающий дикарский вопль диапазоном в две октавы.
– Это как раз то, что люди хотят услышать во время взлета, – объяснил он.
Когда самолет набрал высоту, в туалет выстроилась небольшая очередь. Стюардесса подошла ко мне и сказала:
– Не знаете, случайно, что ваш друг там делает все это время?
– Несет его весь день, диарея, вот что, – не раздумывая солгал я.
– О, никаких проблем, – сказала она и прошептала стоящим в очереди что-то успокаивающее.
Полчаса спустя дверь открылась, оттуда появился Хантер и сел слева от меня.
– Что ты делал там так долго? – спросил я его.
– Ну, помылся немного, побрился, переоделся. А что, проблемы какие?
Нет. Никаких проблем. Никаких арестов.
Хантер говорил потом, что путешествовать со мной – то же самое, что путешествовать с Суперменом. А Оливер всегда говорил, что если у Хантера крыша поедет в его собственном доме, лучше просто уйти. Я не мог бросить его в Луисвилле. И никогда бы не смог. Крыша у него так и не поехала.
Боб Браудис, шериф округа Питкин
Расклады с Окружным прокурором: до и после
(колонка редактора)
Доктор Томпсон вторично арестован по политическим соображениям в 1995 году. Причиной послужил безупречно им организованный «Бунт Избирателей», демонстрация против действий всевластной Лыжной Компании Эспена, которая собиралась модернизировать и расширить местный аэропорт так, чтобы он смог бы принимать огромные новые лайнеры, что подключило бы город к «индустрии туризма». Лыжная Компания загодя сговорилась с United Airlines и местными землевладельцами, в сделке были также заинтересованы такие компании, как General Dynamics и Enron.
Имея у себя в тылу таких Голиафов мировой промышленности, Лыжная Компания совсем не ожидала никакого сопротивления, и чудесный новый аэропорт, оплаченный из кармана налогоплательщика, должен был заработать еще до 2000 года после голосования в Ноябре… Никакого сопротивления действительно не возникало, пока вдруг вечно чем-то недовольный Комитет Вуди Крика не изменил свою позицию и не объявил войну аэропорту и всему, что с ним было связано. И если раньше считалось само собой разумеющимся, что Лыжная Компания и ее корпоративные кредиторы получат концессию на строительство и эксплуатацию гигантских лыжных комплексов в нашей долине, о которых в кризисном лыжном бизнесе раньше никто и мечтать не мог, то теперь все оказалось под вопросом. Инвесторы предупреждали, что Эспен обречен на прозябание, если не начнет резко расширять и модернизировать лыжную инфраструктуру, не встанет на путь «новой эры коммерциализации». Одним словом, в экономическом плане расширение аэропорта означало выбор между «жизнью и смертью».
Проведенная Томпсоном 11-часовая акция против расширения аэропорта является классическим примером организации политической борьбы в двадцатом веке. И если первого октября против расширения аэропорта высказывалось ноль процентов избирателей, то в ночь перед выборами 7 ноября цифра взлетела до 50 процентов. В эту ночь доктора Томпсона арестовали и посадили в следственный изолятор, прямо после того, как он выступил на шумном предвыборном митинге в центре Эспена, проходившем под лозунгом «Убирайтесь Вон» и в котором также участвовали мэр города, шериф и голая женщина из Малибу, продававшая поцелуи.
- О тирании. 20 уроков XX века - Тимоти Снайдер - Публицистика
- Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - Хантер Томпсон - Публицистика
- Семь столпов мудрости - Томас Лоуренс Аравийский - Публицистика
- Копилка мудрости - Андрей Кудрявцев - Публицистика
- Литература факта: Первый сборник материалов работников ЛЕФа - Сборник Сборник - Публицистика