Читать интересную книгу Царство страха - Хантер Томпсон

Законы Политики в Америке чем-то напоминают законы физики: любое действие вызывает эквивалентное противодействие. Наша странная избирательная кампания мобилизовала множество местных фриков, которые, как они сами уверяли, в противном случае нипочем не пошли бы на выборы и никогда больше не пойдут. Все они утверждали, что оказались у избирательных урн единственно потому, что ненавидели «политику» и особенно «политиканов».

Платформа «Власти Фриков», да и вся ее предвыборная кампания, была предельно далека от общепринятой концепции «политики», мы черпали нашу силу среди людей, гордящихся тем, что они никогда не ходят на выборы. В городке, в котором ни один кандидат на выборную должность никогда не набирал больше 250 голосов, полностью лысый и высшей степени радикальный кандидат от «Власти Фриков» набрал на выборах шерифа в 1970 году 1065 голосов – и тем не менее проиграл сопернику, набравшему на 400 голосов больше.

«Власть Фриков» настолько поляризовала Эспен, что мы напугали и настроили против себя слишком многих избирателей и, таким образом, не сумели использовать голоса фриков, впервые пришедших на выборы. Но так напугали этих мерзавцев, что они притащили на выборы людей в инвалидных колясках и даже на носилках, чтобы они проголосовали против нас. Они привели на выборы молодых и старых людей, которые были уверены в том, что «Айки» Эйзенхауэр все еще является президентом США. «Я никогда, черт возьми, не видел ничего подобного, – сказал один из наблюдателей. – Я находился на первом участке, где, как мы полагали, все будет клево, но вдруг, откуда ни возьмись, на нас обрушилась волна калек и инвалидов. Я ни разу в жизни не видел такого количества грузовиков-пикапов».

Да, пикапы все еще стоят у нас перед глазами. И любой человек, который попытается перейти им дорогу, должен готовиться к смерти. Именно это мне все время говорили, когда я баллотировался на пост шерифа: «Даже если вы победите, вы никогда не войдете живым в офис. А если вы проиграете, то они позаботятся о том, чтобы больше никто из вас больше и не мечтал о том, чтобы стать шерифом».

Воскресный вечер в Фонтенбло

Воскресный вечер в Фонтенбло: жаркий ветер на авеню Коллинз. Прямо перед отелем, у самого океана, группы вооруженных охранников с «полицейскими собаками» патрулируют побережье, район пляжей, чтобы никто не просочился пощупать водичку, никто, включая гостей отеля. Пользоваться океаном по ночам на Майами Бич запрещено. Пляж теоретически является общественной собственностью, но устроители этого скотского «комплекса отелей», с местной администрацией заодно, обозвали это место «Золотым Берегом», да и застроили его отелями так, что они закрыли общественный пляж не хуже Берлинской Стены.

Путь к воде надежно преграждали высокие заборы и острые скалы, и оставались одни лишь маленькие замусоренные полоски берега, не более 40–50 метров в длину, которые отцы города спокойно именовали «общественными», а дальше начинались надежно укрепленные пляжи, принадлежащие отелям. На самом-то деле в общественной собственности находилось куда как больше земли, закон запрещал отелям отгораживать прибрежную территорию в принципе. Это считалось деликатным вопросом в Майами – поскольку отели захватывали земли направо и налево не только под пляжи, но и под бассейны; больше всего отели боялись, что кто-то наконец подаст в суд, чтобы прекратить это безобразие.

Так, например, отель «Дорал» – где в 1972 году, в это убогое «Лето Съездов», по очереди гнездились предвыборные штабы Ричарда Никсона и Джорджа Макговерна – был построен так близко к воде, что минимум половина относящегося к отелю пляжа и весь так называемый «Олимпийский бассейн» удобно устроились на принадлежащей государству земле. Небольшое судебное расследование по этому вопросу обернулось бы для «Дорала» финансовой катастрофой адских масштабов, однако владельцы отеля не сильно переживали по этому поводу. Четыре ночи подряд во время «Съезда Демократов» меня арестовывали за «плавание в бассейне в неположенные часы». Часа в три-четыре утра обычно.

После первых двух эпизодов это превратилось в ритуал. Я появлялся в патио перед бассейном, залитым лунным светом, здоровался с черным копом-охранником, раздевался и складывал одежду на пластиковый стул, стоявший у трамплина. Разговор, состоявшийся между нами в первую ночь, повторялся потом почти без изменений.

– Вам тут не положено, – говорил наемный коп. – Эта территория по ночам закрыта.

– Отчего же? – спрашивал я, снимая ботинки.

– Это против закона.

– Какого такого закона?

– Того самого, за выполнением которого я слежу, черт побери. Того самого, который говорит, что плавать по ночам запрещено.

– Ну… – говорил я, снимая часы и укладывая их в мою жесткую белую кроссовку, – а что произойдет, если я сейчас все-таки прыгну в бассейн и поплаваю там, несмотря ни на что?

– Вы правда собираетесь так сделать?

– Ага, – отвечал я. – Мне неудобно тебя беспокоить, но поверь, выхода просто нет. У меня нервы на пределе, единственный способ расслабиться – это прийти сюда и поплавать всласть.

Он горестно качал головой:

– Ну что же, выходит, ты собираешься нарушить закон.

– Сомневаюсь.

– В смысле?

– Насколько я понимаю, – отвечал я, – примерно 6 метров бассейна с той стороны, что ближе к океану, находятся в собственности государства.

Он пожимал плечами:

– Об этом мы спорить не будем. Но законом запрещено плавать тут по ночам.

– И все-таки я попробую. Что тогда произойдет?

– Я вызову полицейских. Иначе меня просто уволят. И я, несомненно, полезу туда за вами, черт вас возьми.

– Еще вы можете застрелить меня, – отвечал я, подходя к краю бассейна. – Выбьешь мне мозги прямо в воде. Потом скажешь, что принял меня за акулу.

Он улыбался, когда я нырял в воду, но 15–20 гребков спустя у воды уже стояли двое городских копов, светящих прямо в меня своими фонариками.

– Давай, чувак, – говорил один из них, – вылезай. Ты арестован.

– За что?

– Сам знаешь, – говорил другой, – вылезай.

Они отводили меня в холл к дежурному администратору, который, узнав, что я отстегиваю $85 за комнату и, кроме того, зарегистрирован как «пресса», снимал с меня всякие обвинения. Я подобру-поздорову уходил в свой номер, и на этом инцидент исчерпывался.

Эта церемония повторилась 24 часа спустя, потом на третью ночь, на четвертую… но пятой ночью охранник уже по каким-то причинам не заговаривал со мною. Я поздоровался и стал раздеваться, ожидая, что он, как обычно, позвонит по телефону и вызовет подмогу, как это происходило в предыдущие ночи… но вместо этого он просто стоял и смотрел, как я ныряю, не двигаясь. Следующие 45 минут он меня подчеркнуто игнорировал. Но когда, ближе к рассвету, какие-то типы попытались заснять на видео, как я плаваю, он их выгнал. На резонный вопрос, почему я могу плавать по ночам, а им нельзя даже близко к бассейну подойти, он не стал вступать в пререкания, а только указал им дубинкой на дверь.

Я так и не выяснил, в чем дело. Наплававшись вдоволь, я выбрался из бассейна, крикнул ему «спасибо!» и помахал рукой на прощание. Он махнул в ответ, бесцельно прохаживаясь взад-вперед по патио. Несколько минут спустя из своего номера на седьмом этаже с видом на океан я увидел, как он, перегнувшись через перила, встречает восход. Его дубинка беззаботно болталась на правом запястье, фуражка заломлена назад. Хотел бы я знать, что у него было на уме в тот момент: молодой черный наемный полицейский, 25–30 лет, неделю напролет проводит каждую ночь – с 8 вечера до 8 утра, – следя за выполнением дурацкого закона, который, если его читать повнимательнее, даже и не запрещает купаться по ночам в большом безлюдном бассейне, незаконно выстроенном на государственной земле жадными белыми негодяями, владельцами отеля на Майами Бич. В ходе моих дискуссий с ночным менеджером «Дорала» он узнал, что правило, запрещающее плавать по ночам, обусловлено скорее соображениями безопасности отеля, нежели государственными законами.

Я еще немного посмотрел на копа, задумавшись, а не смотрит ли на него в эту самую секунду Джордж Макговерн из своего пентхауса… Но нет, пришло мне в голову в следующий момент: Макговерн, может, и стоит сейчас у окна, но скорее уж он смотрит на океан, косясь на свой большой «магнум» калибра 358, которым ему не терпится застрелить акулу-другую. Странное в самом деле зрелище: кандидат от демократов выбрался на рассвете на балкон своего пентхауса в Майами и стоит, осматривая бурные воды океана в поиске серых плавников молот-рыбы, с заряженным ружьем на изготовку. Стакан «Кровавой Мэри» примостился на столике, и он убивает акул, чтобы прочистить себе мозги в это утро триумфа.

Нет, в самом деле. Макговерна выдвинули Кандидатом в Президенты, и как серьезному сотруднику прессы мне представлялось совершенно необходимым знать о каждом его движении, каждой мысли в этот час. Что бы он сказал, например, если бы сейчас я позвонил на NBC-TV и рассказал всему свету о том, что с утра пораньше Макговерн палит в акул из своего пентхауса в отеле «Дорал»?