Читать интересную книгу Грань - Джеффри Дивер

— Какой милашка!

На что холостяк Ахмад никак не отреагировал, но чуть заметно покраснел. От меня не укрылось и чуть заметное беспокойство Райана при виде Ахмада, словно этот бывший морпех мог лишить полицейского вожделенного шанса стать моим основным напарником в операции по захвату Лавинга.

Внезапно меня отвлек телефонный звонок. Определился номер одного из сотрудников нашей организации, но сейчас я менее всего ожидал, что на связь выйдет именно он.

— Слушаю тебя, Ермес.

Это было подлинное имя нашего технического директора, отвечавшего за всю разведывательную аппаратуру, компьютеры и системы связи. Имя произносилось как «Гермес», но без первого звука.

В его голосе с ясно различимым акцентом на этот раз слышалось волнение.

— Хочешь — верь, хочешь — нет, Корт, но неожиданно сработал потайной передатчик, установленный на «армаде». Сначала мы получили с него сигнал, а потом, минут пятнадцать назад, кто-то позвонил в нашу ловушку на северо-востоке округа.

У меня участилось сердцебиение.

— Понял тебя. Спасибо, Ермес.

Отключив телефон, я на мгновение задумался. Да? Или нет?

А потом сообщил своим подопечным, Ахмаду и Гарсии, что в план вносятся некоторые коррективы.

— Вам придется задержаться здесь еще на некоторое время. Если проголодаетесь, Лайл или Руди могут заказать еду в номер. Никому наружу не выходить. А мне придется ненадолго уехать.

— Что происходит, Корт? — спросил Райан.

Я беспечно пожал плечами:

— Нужно кое с кем встретиться, чтобы обсудить дальнейший ход операции.

И я быстро вышел, не собираясь объяснять, что встретиться собрался с самим Генри Лавингом.

10

Мы до сих пор иногда спорим, какую именно роль должен играть «пастух» в нашей работе по обеспечению безопасности клиентов.

Сама по себе кличка говорит мне о многом. Но при слове «пастух» я представляю себе не деревенского простака с крючковатым посохом, а очень большого и сильного пса.

Я не любитель и не знаток собак, но мне известно, что существуют гуртовые овчарки, сбивающие стадо в одно целое, и есть овчарки, не только охраняющие домашних животных, но и готовые напасть на любых хищников, сколько бы их ни было и какими крупными они ни оказались бы.

Так какую же из этих двух задач должен решать офицер персональной охраны?

Эйб Фэллоу имел свое мнение на этот счет:

— Цель «пастуха» — защитить своего подопечного. А другие пусть ловят убийц, «дознавателей» и их заказчиков.

По этому вопросу, одному из немногих, у меня с моим ментором возникли серьезные разногласия. Я не придерживался его теории, считая, что мы должны не только обеспечивать безопасную транспортировку подопечных, но и быть готовыми вцепиться зубами в глотки любым волкам, представляющим для них угрозу. Защиту клиента, нейтрализацию киллера, сборщика информации и стоявших за ними людей я считал тесно взаимосвязанными процессами.

Мчась в одолженном у Гарсии «таурусе» в сторону столичного округа, я разговаривал с Фредди, который теперь возглавлял охоту. В нашей организации не было такого важного подразделения, как тактическое. Я мечтал создать его и на бумаге все уже подготовил (даже придумал прозвище для его офицеров — «стрельцы»), но Эллиса в комитете госдепа, как он выразился, «спустили с небес на землю» — содержание опергрупп обходилось чересчур дорого. Поэтому нам приходилось рассчитывать на помощь ФБР, а в отдельных случаях на подразделения боевого спецназа местной полиции.

После того как я изложил свой план, благодаря которому надеялся взять Генри Лавинга, Фредди спросил:

— Думаешь, это сработает, Корт? Звучит как история встречи Санта-Клауса с Зубной феей.

— Ты уже на месте? — осведомился я. Его контора находилась на Девятой улице в Вашингтоне, и ехать ему было не так далеко, как мне.

— Буду минут через двадцать.

— Поспеши. Сколько у тебя людей?

— Более чем достаточно, сынок. К установлению мира через подавляющее превосходство в огневой мощи — вот наш принцип. — Фредди процитировал кого-то, но я не помнил, кого именно. Мы отключили связь, и я продолжил гонку в сторону Вашингтона.

Ермес звонил мне по поводу одной из ловушек, которые мы регулярно устраиваем, чтобы заманить плохих парней в местечко, где их можно легко повязать. Срабатывает, как правило, один капкан из двадцати, а то и тридцати, но это еще не повод, чтобы от них отказываться. Все наши машины и большая часть мобильных телефонов «пастухов» снабжены специальными электронными устройствами, так называемыми потайными передатчиками. Их назначение — периодически самим делать фальсифицированные звонки: для вида они зашифрованы, но легко отслеживаются. Если у киллера или «дознавателя» есть нужная аппаратура, им не составляет труда определить, на какой номер был сделан такой звонок. Часто это обычный городской телефон, значащийся в любом справочнике.

По словам Ермеса, Лавинг перехватил одну из наших фальшивок, переданных из «армады», когда машина была припаркована у дома Кесслеров. Звонок был сделан на обычный телефон складского помещения на северо-востоке округа. В нем содержалось заявление, что данная точка нами больше не используется. Особенность трюка заключалась в том, что это сообщение записал я сам и, значит, любой, кто имел образец моего голоса (а уж Лавинг точно имел!), пришел бы к заключению: это именно то место, куда мы собирались доставить Кесслеров.

Зная же, что на Лавинга давит необходимость добыть информацию к вечеру в понедельник во избежание «неприемлемых последствий», упомянутых в электронном письме, полученном в Западной Виргинии, а также его упрямое стремление успешно довести до конца любое задание, я счел весьма вероятным, что он со своим напарником по меньшей мере основательно проверит тот склад.

С этого момента состязание между Лавингом и мной вновь принимало серьезный оборот.

В своей работе я иногда использую приемы, почерпнутые из того, к чему я (человек, по мнению многих, лишенный страстей) испытываю страстную привязанность, — из настольных игр. Я не только играю, но и коллекционирую их. Кстати, в посылке, прибывшей этим утром экспресс-почтой, должна была находиться старинная игра, обнаруженная мною после многолетних поисков. А свой нынешний дом в старой части Александрии я выбрал во многом потому, что он находится всего в паре кварталов от моего излюбленного игрового клуба, расположенного чуть в стороне от Принс-стрит. Сумма членского взноса умеренная, и там всегда можно встретить кого-то, кто сыграет с вами в шахматы, бридж, го, вей-чи, «Риск» или в одну из многих других игр. Члены клуба — невероятно пестрое сборище людей разных национальностей, возрастов и профессий. В основном это мужчины с разными уровнями образования и доходов, одетые кто во что горазд. Политические взгляды тоже различны, но не имеют значения.

У меня дома хранятся 67 игр (а еще больше я держу в летней резиденции у воды в Мэриленде — 121), и все расставлены по полкам в алфавитном порядке.

Естественно, я отдаю предпочтение играм потруднее. Сейчас моя любимая — это аримаа. Недавнее изобретение, она представляет собой лишь вариацию на тему шахмат, но гораздо элегантнее и замысловатее. Поэтому приз, учрежденный ее создателем за написание компьютерной программы, которая позволила бы машине играть в нее, пока остается невостребованным. Разумеется, хороши и шахматы сами по себе, и я получаю от них большое удовольствие. Однако о них уже столько написано, они уже так хорошо изучены и досконально исследованы, что, когда я сажусь играть с опытным шахматистом, у меня возникает ощущение, будто играю не с ним, а с толпой стоящих у него за спиной занудных и чудаковатых привидений.

Вы спросите, почему я предпочитаю настольные игры, скажем, компьютерным, ведь они, несомненно, тоже требуют немалых умственных усилий?

Прежде всего мне нравится их чисто художественная сторона. Дизайн доски, фишек, карт, игральных костей, вращающихся дисков или стрелок и прочих аксессуаров из дерева, пластмассы или слоновой кости. Меня радует во всем этом эстетика в сочетании с функциональностью, если только игру допустимо отнести к числу вещей утилитарных.

А еще мне по душе, что настольная игра, сколько бы ни длилась, не может «зависнуть» и в отличие от многих компьютерных спаррингов вы не обязаны довести ее непременно до конца здесь и сейчас. Ее всегда можно отложить — у нее нет выключателя.

Но самое главное — я люблю сидеть напротив живого человека, моего оппонента. Ведь большая часть моей жизни проходит в играх с такими, как Генри Лавинг, играх не на жизнь, а на смерть, где противник невидим и тебе остается только воображать, с каким выражением лица он обдумывает новую стратегию, чтобы захватить и уничтожить твоего клиента. А играя в шахматы, или в го, или в «Тигр и Евфрат» (между прочим, очень интересная игра), я имею возможность наблюдать, как люди обдумывают следующий ход или реагируют на то, что только что сделал я.