Читать интересную книгу Бесполезен как роза - Арнхильд Лаувенг

Я люблю правила. Не тот засушенный и холодный стандартный продукт, который производится безразмерным и якобы «подходит всем», а в действительности не подходит никому, а теплые и свеженькие, специально созданные для данной конкретной ситуации, которые используются, пока они актуальны, и заменяются другими так часто, что не успевают устареть и засохнуть. Правила, предназначенные для отделения, часто бывают представлены в печатном виде, они записаны в планы лечения и во внутренний распорядок. «Этой пациентке нужно предлагать беседу с прикрепленной к ней сестрой каждую неделю», «В случае нанесения себе физического вреда, следует принимать следующие меры…». Со всеми большими и маленькими правилами, которые действуют в мире, дело обстоит по-разному: одни закреплены в письменном виде, о других нам просто известно, что им полезно следовать. Эти правила говорят об ответственности, заботе, профессионализме, ограничении свободы, об уважении к человеческой личности. Правил бесконечно много, но, в сущности, многие говорят об одном и том же: Человеку нужно пространство для развития личности, мы должны дарить тепло и заботу и дружелюбное отношение, а процессы должны контролироваться, чтобы они не наносили людям вреда. Если контроля чересчур много, а свободы и пространства мало, реализуются не все возможности, и многие шансы оказываются упущенными. Если свободы чересчур много, то при слабом контроле можно все погубить, а в худшем случае дело может кончиться бедой. Если же нет пространства для развития человека в содружестве с другими людьми, получается одно безобразие и пачкотня, а если тебе крупно не повезет, то возможно и опасное безобразие.

Маленькая собачонка тоже может любить…

Хотела бы я быть большой.Хотела бы я быть большой, сильной, грозной овчаркой.Тогда защищала бы я от злодеев тех,Кого я люблю.

Этого я не могу,Я мала и слаба,И мой вид никому не страшен.Потому я и прячусь в кустах,Тявкая, что есть мочи.

Хотела бы я быть смелой,Могучей и отважной, как собака-спасатель.Под лавину попавших искала бы я и спасалаТех, кого я люблю.

Этого я не могу.Но если в безлюдном месте ночью они упадут,Я буду, пока не услышат люди, носиться вокруг и звать на помощьГромким лаем.

Хотела бы я быть умной.Пускай была б я ученой и умной собакой-поводырем,Чтобы надежной дорогой вести тех, кого я люблю,В этом опасном мире.

Этого я не могу.Но если, когда все спят, почую я дымИли услышу машину, которой не слышит Дитя,Я бегом брошусь к ним,Тявкая, что есть мочи.

Так что ж вы смеетесь?Я знаю, что я не сильна,Не умна,И ростом не вышла.Знаю, что я мала, слаба и убога.Но в душе у меня — любовь.

Вы над этим смеетесь?Неужели вы, большие, забыли,как оно было раньше?

Я никогда не была большой любительницей кататься на лыжах, и уж тем более не стремилась к этому, когда жила, до отказа напичканная лекарствами, и даже просто ходить ногами было так трудно. Лыжи и снег вызывают у меня мало приятных ассоциаций. Я не говорю, что вообще никаких: вызывают, но лишь немного. Лыжи и катание на лыжах для меня неразрывно связаны с лыжным фестивалем в Гейло[16]. От него у меня осталось много приятных воспоминаний. Лыжный фестиваль — это большое спортивное мероприятие, которое проводится уже целый ряд лет. Происходит он в Гейло, часто сразу после Пасхи, если стоит теплая погода, и в гостиницах нет большого наплыва отдыхающих, так что там могут остановиться даже люди, у которых не очень много денег. Участвуют в этом мероприятии люди с различными психическими заболеваниями. Все было отлично организовано. Днем мы катались на лыжах и подбадривали друг друга, Затем немного отдыхали, обедали, а вечером были танцы и неформальное общение. Соревнования были хорошо подготовлены и все нужное заранее предусмотрено, студенты физкультурных отделений помогали смазывать лыжи, победителям выдавались медали, выдача наград сопровождалась праздничными церемониями. Больше всего мне запомнилось царившее там настроение. На стадионе всегда играла музыка, зрители громко приветствовали участников соревнований, а тех, кто приходили на финиш последними, приветствовали громче всего. Победителей чествовали, но чествовали и проигравших. Было вволю какао и черносмородинного сока, а на стадионе имелось много посадочных мест — многие из нас очень быстро уставали. Вечером собирались все вместе — персонал, помощники и пациенты, играла живая музыка, были танцы, работали опытные бармены с обширным меню альтернативных безалкогольных коктейлей, пригодных для нас, сидящих на медикаментах, и никого не волновало, кто с кем танцует — с девушкой или с мальчиком, и отвечают ли наши наряды принятым правилам и требованиям моды. Один человек весь вечер протанцевал с открывашкой для лимонада, и даже это не вызвало никаких замечаний. Каждый мог танцевать, с кем захочет.

Я была больна, очень сильно больна, и довольно много лет я, кроме лыжного фестиваля, никуда больше не ездила отдыхать. При первых поездках я ужасно всего боялась. Я уже говорила, что скептически отношусь к лыжам, и мысль о том, чтобы, покинув надежное убежище больничного отделения, ехать куда-то и жить в гостинице, еще больше усиливала мои сомнения. Но все обошлось хорошо. Ведь мы готовились к этому всю зиму, предварительная тренировка была главным условием, чтобы тебя взяли в поездку, и я постепенно научилась бороться со своим напряжением и даже радоваться. Все оказалось не страшно. И даже весело.

Один раз я ездила на лыжный фестиваль в обществе одного пациента и двух сиделок, кроме нас на отделении не нашлось других желающих поехать. Мы приняли участие в соревнованиях, и второй пациент даже завоевал награду. Погода была хорошая, а вечера проходили в веселой и дружелюбной атмосфере. На этот раз параллельно фестивалю проводился также семинар для специалистов с лекциями и дискуссиями. Не помню точно, как называлась тема семинара, помню только, что она касалась связи между психическим здоровьем и тренировками. Во всяком случае, в программе были намечены выступления многих известных людей, и проспект семинара прилагался к выданной нам программе спортивных мероприятий. У меня была давняя мечта стать психологом, и хотя все, кроме меня, считали это полным безумием, эта мечта по-прежнему придавала смысл моей жизни, поддерживая во мне надежду и волю к борьбе. Поэтому для меня была очень соблазнительна мысль о том, что рядом проходит такой семинар. Моим спутникам она не казалась такой соблазнительной, но они все же согласились сходить со мной разок на доклад какой-то знаменитости о пережитом им нервном срыве. Я предпочла бы послушать что-нибудь из более «серьезных» выступлений, но согласилась, конечно, и на это. Доклад оказался интересным, гораздо лучше, чем я ожидала. Но мои спутники на нем скучали и на другой день наотрез отказались послушать что-нибудь еще. Мне не было скучно, но я, разумеется, не хотела вынуждать других участвовать в этом против их воли. Я ничего не имела против, чтобы пойти на семинар без них, но тут, к сожалению, не согласились они. В тот день не намечалось ничего особенного, ни я, ни другой пациент не должны были участвовать ни в каких соревнованиях, и оба представителя лечащего персонала собирались пройтись по магазинам и вообще провести время как-то отдельно от нас. Второго пациента специальный семинар не интересовал, но в то же время его нельзя было оставлять без компании, чтобы он не заскучал и не загрустил в одиночестве. Поэтому мы должны были вместе отправиться на стадион и побыть там зрителями. Я отказывалась. Они настаивали. Неужели, мол, мне не стыдно? Неужели мне не жалко бросать его в одиночестве? Ведь мне нет никакой надобности в этом докладе, он рассчитан на специалистов, а не на пациентов. Ведь мне и так невероятно повезло, что меня взяли на соревнования. Как можно быть такой эгоистичной! Тут для меня начались сложности. Факты вперемешку с обвинениями, и мне было трудно отделить правду (ведь мне действительно повезло, что меня взяли на соревнования), от неправды (будто бы это моя обязанность смотреть за другим пациентом). Они же были на работе с оплатой за двадцать четыре часа в сутки, и если уж мне было за что жалеть второго пациента, то только за то, что они не выполняли свою работу. Я уже почти что разобралась в том, кто виноват и что от кого можно требовать, но хотя головой я и понимала, что правда была на моей стороне, на душе все равно было погано. Но сейчас у меня появился единственный шанс приобщиться к чему-то «профессиональному» и тем самым укрепиться в своей мечте стать психологом, и неизвестно было, когда такой шанс выпадет снова и выпадет ли он вообще. Я не могла упустить такую возможность. Я чувствовала себя жалкой тварью, злой и жестокой, мне было ужасно страшно и тошно, но я знала, что должна туда пойти. И я пошла.