Во время съемок наш киногерой продемонстрировал огромную силу духа и вскоре настолько привязался к нам, что в перерывах между дублями спокойно восседал на ладони Ли, держась за ее указательный палец; при этом хвост его любовно обвивал большой палец или запястье партнерши. Когда пришло время расставаться, он ни за что не хотел слезать с рук Ли и еще долго сидел в кустах, грустно глядя на нас, а потом исчез в лесу.
Хотя у нас имелись километры пленки о разнообразной деятельности муравьев-листорезов, включая уничтожение листвы, перенос листьев к гнезду, уборку гнезда и создание гигантских мусорных свалок, нам приходилось расставаться с муравьями в момент, когда они исчезали под землей. Это раздражало Аластера.
— Пожалуй… знаете… я думаю… ну, садики, — сказал он, склонив голову набок и медленно поворачиваясь, словно сияющий, довольный, висящий на веревке труп. — Грибницы, знаете… подземные.
— Единственный способ до них добраться, милый, это выкопать этих друзей наружу, — заметила практичная Паула.
— Да, — задумчиво проговорил Аластер, вертясь, словно волчок, на муравьином гнезде, занимавшем площадь небольшого танцевального зала.
— А что? — спросил Роже. — Если это неглубоко…
— Грибницы иногда находятся совсем близко от поверхности, — сказал я, — но не думаю, чтобы муравьям понравилась ваша затея.
— Паула раздобудет лопаты и мы выкопаем их, а? — с энтузиазмом предложил Роже. — Выкопаем эти маленькие jardins des champignons*, да?
Jardins des champignons — здесь грибные плантации (фр.).
— Так… лопаты, — проговорил Аластер, воодушевленный новой идеей. — Достаньте нам лопаты.
Паула поплелась через лес обратно на станцию и в конце концов появилась со связкой лопат. Основное назначение продюсера — уметь в нужный момент произвести любую вещь: от грузовика с четырьмя ведущими колесами до пристойной трапезы, от моторной лодки до бутылки виски.
— Отлично, — сказал Аластер.
Схватив лопаты, они с Роже принялись копать. Поскольку у меня уже был в прошлом некоторый опыт общения с муравьями-листорезами, я, взяв под руки Паулу и Ли, увел их с места боевых действий. Листорезы — создания необычайно высокоорганизованные. Колония образуется самкой, называемой царицей, которая, совершая брачный вылет, несет с собой кусочек грибницы; последняя послужит кормовой базой всей будущей колонии. (Так первые поселенцы Америки везли с собой мешки с пшеницей, чтобы посеять ее в том месте, где они решат обосноваться.) По окончании брачного полета царица высаживает грибницу на детской половине и начинает ухаживать за ней с неистовостью увлеченного садовода, удобряя ее своими экскрементами. Если грибница погибает, колония муравьев умирает вместе с ней; если же грибница приживается, колония начинает быстро увеличиваться, разрастаясь пропорционально росту грибных плантаций, доходя по численности до миллиона особей. Только я успел объяснить все это Пауле, как с полмиллиона муравьев, решив, что деятельность Роже и Аластера может оказаться губительной для их здоровья и благополучия, толпами устремились выразить свой протест. Всего минуту назад Аластер и Роже были похожи на двух добросовестных огородников, перекапывающих грядки со спаржей под новый урожай, а в следующий момент они выделывали невообразимые скачки, фуэте и па-де-де, которым позавидовали бы солисты балета Большого театра. Все это сопровождалось дикими, душераздирающими криками вперемешку с отчаянными ругательствами и богохульствами.
— Господи, — пронзительно кричал Аластер, вертясь на одном месте, — о-о, как больно. Вот проклятые твари!
— О-о, merde alors*! — вопил Роже, крутясь и хлопая себя по брюкам. — Ой, как кусается!
Merde alors — черт побери (фр.).
Весь ужас заключался в том, что Аластер был в шортах и старых бейсбольных бутсах, и потому ноги его были совершенно не защищены; полчища муравьев ползли по ним вверх, как по деревьям, намереваясь разгрызть бедолагу на мелкие кусочки. Роже не повезло еще больше. На нем были элегантные, плотно облегающие брюки, по которым муравьи взбирались быстро и без всякого труда. Те из них, что карабкались по внешней стороне брюк, вгрызались в тело прямо через тонкую ткань; другие, находившиеся внутри брюк, стремились забраться повыше, пытаясь впиться в самые нежные части тела. Мощным муравьиным челюстям, привыкшим перемалывать грубые листья, не составляло особого труда прокусить тонкую брючную ткань, поэтому брюки Роже, как и ноги Аластера, были в пятнах крови. Мы вынесли их с поля боя и сделали противомуравьиную обработку. Затем Паула оказала им медицинскую помощь, введя антибиотики, но еще долгое время спустя мы продолжали снимать с них муравьев.
— Нет, вы только посмотрите, — задыхаясь, говорил Аластер, очки которого запотели от волнения. — Эти типы пытались лишить меня растительности!
— А что они сделали со мной, — жаловался Роже, — просто страшно сказать. Они пытались сделать из меня евнуха.
Позже, натянув на себя невообразимое количество всякой одежды и став похожими на экипированных к битве Труляля и Траляля, Роже с Аластером, к ярости муравьев, успешно выкопали часть подземной грибницы и сняли ее на пленку.
К одним из наиболее причудливых аспектов жизни тропического леса, столь же трудных для съемки, как и подземные грибные плантации, относится история необычайных взаимоотношений гигантского фигового дерева и крошечной бластофаги. Их удивительное содружество нашло объяснение совсем недавно, подтвердив еще раз, сколь непроста, полна всяческих хитросплетений жизнь тропического леса, в котором каждое растение или животное являются лишь частью единой, сложной экосистемы. Ведь маленькая бластофага погибла бы без гигантского фигового дерева, а без крошечного насекомого фиговое дерево не смогло бы размножаться, численность его постепенно сокращалась бы и в конце концов оно исчезло бы с лица Земли.
У фиговых деревьев довольно необычная форма соцветий, напоминающая скорее плод, нежели цветок.
Множество мелких цветочков расположено внутри фиги, прикрепляющейся к ветке с помощью цветоножки; на противоположном конце плода-соцветия находится небольшое отверстие, почти полностью закрытое чешуйками. У фигового дерева имеются женские и мужские цветки, и способ, которым пыльца переносится из одного цветка в другой, не только удивляет, но и восхищает.
А происходит следующее.
Первыми созревают женские цветки, их аромат привлекает самок-бластофаг, несущих на себе пыльцу с других фиговых деревьев. Чтобы попасть внутрь, самке приходится в полном смысле слова пробиваться сквозь чешуйчатую «дверь». Процедура эта довольно сложная, так как чешуйки прилегают друг к другу довольно плотно; поэтому хрупкая самка-бластофага нередко ломает крылья и усики.