Читать интересную книгу Пропавшая глава - Роберт Голдсборо

— Спасибо. Насколько мне известно, года два назад, во время болезни матери, от которой она так и не оправилась, Чайлдресс провёл здесь несколько месяцев. Знавшие его люди утверждают, что вернулся он отсюда другим человеком.

Саутуорт вскинул голову.

— В самом деле?

— Да. Он постарел, стал угрюм и неразговорчив, почти замкнулся в себе. Случилось ли здесь что-то ещё, не считая смерти матери?

Саутуорт наморщил лоб.

— Сам-то я ничего такого не помню, но я только что сообразил, что мы напечатали интервью, взятое у него как раз в то время. Неплохое было интервью — Джина Маркс им занималась. Сейчас я позову её. — Он выпрыгнул из кресла, бодро прогалопировал к дверям и крикнул: — Джина? Зайди на минутку.

Несколько секунд спустя в клетушку заглянула миловидная брюнетка лет двадцати пяти. Сначала она посмотрела на Саутуорта, затем перевела взгляд на меня.

— Присядь, Джина, — предложил ей главный редактор. — Мистер Гудвин, частный сыщик из Нью-Йорка расследует смерть Чарльза Чайлдресса. Он полагает, что некоторые обстоятельства указывают на то, что Чайлдресса убили. Ты брала у Чайлдресса интервью, когда он приезжал сюда ухаживать за матерью. Ты не заметила ничего необычного?

И без того широкие глаза Джины Маркс расширились ещё больше. Она снова перевела взгляд с Саутуорта на меня.

— Господи, не знаю, что и сказать, — промолвила она приятным грудным голосом и развела руками. — Это ведь так давно было. Помню, что он сразу показался мне довольно недружелюбным. Дарлин — заведующая нашим отделом поручила мне взять у него интервью, а Чайлдресс, когда я только ему позвонила, довольно грубо отшил меня, заявив, что приехал в Мерсер по личному делу и не хочет, чтобы кто-то путался у него под ногами. Именно так он и выразился. Но затем, когда я сказала, что многие жители нашего округа читали его книги и восхищаются ими, он немного оттаял и попросил меня перезвонить через пару недель. Так я и сделала, и он… побеседовал со мной.

— А где вы брали у него интервью? — полюбопытствовал я. — В доме его матери?

Джина Маркс энергично затрясла головой.

— О нет — я предложила к нему приехать, но Чайлдресс отказался, предложив встретиться со мной где-нибудь в городе. В итоге мы встретились утром в «Старой кастрюле». Около десяти утра, когда кроме нас, посетителей там почти не было.

— Он был разговорчив?

— Не слишком. Многое мне пришлось из него едва ли не клещами вытягивать. Он показался мне рассеянным и… каким-то недовольным, словно я вторгалась в его личную жизнь.

— Что ж, у него тогда имелись причины казаться рассеянным, — глубокомысленно изрёк Саутуорт.

— А он рассказывал что-нибудь про свою жизнь в Мерсере?

Джина уныло покачала головой из стороны в сторону.

— Нет, хотя именно этого я от него и добивалась. Я узнала только, что интерес к литературе всколыхнула в нем мать, когда ему было лет двенадцать-тринадцать. Подробнее про Мерсер он говорить отказывался. Мне показалось, что Чайлдресс вообще считал этот городок центром мирового невежества. Если бы не необходимость ухаживать за матерью, ноги бы его здесь не было. Откровенно говоря, мистер Гудвин, этот человек вообще не произвёл на меня особого впечатления. Самоуверенный, самовлюбленный и задиристый сноб, который просто откровенно стыдился, что появился на свет именно здесь.

— И он не упоминал кого-либо из своих прежних друзей или родственников?

— О, он высказал слова признательности по адресу своего покойного учителя английского языка, — с горячностью ответила Джина Маркс, — но слова эти прозвучали так заученно и формально, будто он их уже не раз использовал в десятке других интервью.

Я сочувственно кивнул.

— Сколько родственников осталось у него здесь?

— Две тётки и, по-моему, какие-то двоюродные братья и сестры. Я никогда их не встречала.

— А не приходилось ли вам слышать какие-либо сплетни на его счет? — поинтересовался я.

Джина посмотрела на меня с неодобрением:

— Нет. Вас это, возможно поразит, мистер Гудвин, но, в отличие от Нью-Йорка, в провинциальных городках не все газеты кормятся слухами и сплетнями. И кучу премий мы наполучали после прихода Чета вовсе не за то, что копались в грязном белье. — Последние слова прозвучали с плохо скрытым осуждением.

Я воздел руки к потолку.

— Сдаюсь. Я вовсе не хотел обидеть вас и вашу уважаемую газету. Да и сплетни сами по себе меня вовсе не интересуют. Мы просто изучаем обстоятельства, которые могли привести к убийству, помните?

— Ладно, извините! — Джина неловко улыбнулась и легонько шлепнула себя по хорошенькой щечке. — Сама не знаю, почему вдруг на вас взъелась.

— Взъелась она, видите ли! — рявкнул Саутуорт. — Правильно, свою газету и надо защищать с пеной у рта. Впрочем, Гудвин и в самом деле не имел в виду ничего дурного. А профессия вынуждает его задавать неприятные вопросы. Хотите спросить Джину ещё о чем-нибудь?

Я сказал, что нет, и она, встав, приблизилась ко мне и протянула руку, давая понять, что я прощен. Я пожал мягкую ладошку и улыбнулся.

Когда дверь за ней закрылась, Саутуорт произнес:

— Она прекрасная журналистка. Лучшая во всем штате. К сожалению, скоро увольняется — здесь ей просто негде развернуться… Скажите, почему вы со своим боссом считаете, что Чайлдресса убили?

— Убедительных улик у нас нет, — ответил я, — но настораживает то, что в целом жизнь его складывалась довольно благополучно. К тому же осенью он собирался жениться.

Саутуорт кивнул:

— Да, я слышал. Вы, должно быть, хотите встретиться с его родственниками?

— С тётками, по меньшей мере. Вы сможете вывести меня на них?

— Барбара — секретарь редакции, которая вас встретила — даст вам их адреса и телефоны. — Саутуорт поднялся из-за стола и потянулся. — Вообще-то ваши слова должны были всколыхнуть во мне кровь старого криминального репортера, но, откровенно говоря, я не вижу ничего, что бы указывало на убийство. Впрочем, если что-нибудь разнюхаете, буду признателен за информацию.

— У меня должок перед одной нью-йоркской газетой, — сказал я, — но, если не возражаете быть вторыми в очереди…

— Ничуть, — рассмеялся он. — Я прекрасно понимаю, что вам нужно подкармливать друзей. Однако мне бы дьявольски хотелось утереть нос этим жирным задавакам из центральной газеты соседнего округа.

— Прекрасно вас понимаю, — улыбнулся я, пожимая ему руку. — Если и как только случится что-нибудь важное, непременно снабжу вас увесистым валуном для вашей катапульты.

Глава 11

По обеим сторонам от извилистого двухрядного шоссе, по которому я выехал на юго-запад от Мерсера, тянулись мелкие фермерские владения; жилых домов и хозяйственных построек давно не касалась ни кисть маляра, ни рука штукатура или плотника. Словно в назидание городским снобам, которые кричат, что фермеры заелись и почём зря требуют себе всяких льгот — пусть сами приедут и посмотрят своими глазами, на то, что наблюдал я в тот дождливый апрельский день.

Следуя указаниям карты, которую столь любезно начертила мне Барбара Адамсон, я скоро свернул на гравийную дорожку, горделиво именовавшуюся дорогой Бейли, и вскоре, взметнув за собой внушительное облако пыли, подкатил к описанному Барбарой двухэтажному строению, покрытому выцветшей, некогда желтой краской. Перед домом на небольшом дворе, покрытом больше грязью, нежели травой, высился почти засохший дуб, а слева виднелся покосившийся прогнивший сарай. На покоробившемся шесте, который должен был неминуемо свалиться под порывом мало-мальски приличного ветра, торчал почтовый ящик, на котором красной краской было от руки выведено: «МИКЕР».

Остановив машину позади допотопного грузовичка неопределенной масти, я не без опаски вскарабкался по трем шатким ступеням на крыльцо, чуть прикрытое от дождей символическим навесом. Не обнаружив звонка, я постучал в дверь, едва не проломив её костяшками пальцев.

Секунд тридцать спустя дверь приоткрылась и наружу выглянуло белое как полотно лицо с черными как смоль глазами и столь же чёрными, зачесанными назад волосами.

— Да? — еле слышно прошелестела его обладательница. Я невольно обратил внимание на почти противоестественную бледность её кожи.

— Вы — Мелва Микер? — спросил, стараясь вложить в свой голос всю мыслимую приветливость.

— Нет, это моя мать, — ответила она с придыханием. — А что вы хотели?

— Моя фамилия Гудвин, — представился я. — Я расследую смерть Чарльза Чайлдресса. — Я вынул из кармана закатанное в пластик удостоверение и показал ей. — Я бы хотел побеседовать с миссис Микер.

Бледнолицая женщина, который я бы дал на вид лет тридцать-тридцать пять, нахмурилась, потом развернулась и растворилась в мрачных недрах дома.