Его мысли кружились по спирали. Свет, ночь, соловей. О! Она учит факелы гореть ярче. Ее грудь уже обнажена, ее талия... Нижняя юбка последовала за платьем на пол.
В комнате эхом отдавалось соловьиное пение. Проклятый егерь, вспомнил он, грозил застрелить птичку... В самом деле проклятый, ее брат. Егерь моего брата... Голова начала кружиться.
– Над чем ты смеешься, милый?
– Я скажу тебе потом. Иди сюда, моя прелесть, иди ко мне...
ГЛАВА 8
– Вы мисс Эшли?
Голос, явно принадлежащий американке, как будто вытолкнул меня из задумчивости на солнечный двор, где теперь я заметила американскую машину, припаркованную в тени на другой стороне. Какой-то мужчина с портфелем только что исчез в боковой двери; по костюму я поняла, что это мистер Андерхилл. Я обернулась к женщине.
– Да, это я. А вы, должно быть, миссис Андерхилл?
Женщине было лет сорок пять, и в ней чувствовался тот лоск, какого добиваются американские женщины, сочетая ноу-хау, ежедневную усердную работу над собой и умелое использование косметических материалов. Она была несколько приземиста и без специальных ухищрений была бы толстовата, но сейчас казалась элегантной в своем немнущемся кремового цвета костюме, на котором мог бы еще сохраниться ярлык с Пятой авеню. Шелковый свитерок с высоким воротом скрывал шею, а лицо было бледно-матовым, что так огорчает калифорнийцев, когда они долго живут в умеренном климате. Ее кожа не лоснилась, глаза и рот были четко очерчены, что говорило о тщательном уходе. Темно-русые ресницы выдавали блондинку.
– Я так рада! – Она протянула руку. – Но мы с Джеффом искренне опечалены, что вы здесь по такой грустной причине. Ваш отец... Это ужасно, извините. Мы оба очень переживали за вас. Все говорят, он был прекрасным человеком.
Она еще немного поговорила о папе, спросила, где я остановилась, и как будто обрадовалась, когда я сказала, что собираюсь пожить в коттедже у озера. Миссис Андерхилл обладала нежным голосом, и ее манеры очень подходили к внешности куколки из саксонского фарфора, а ее сожаление о моем отце и забота обо мне казались искренними.
– Как вы меня узнали? – спросила я. – Вам сказал мистер Эмерсон, что я приеду?
– Нет, он не говорил. Я узнала вас по портрету в нашей спальне. Конечно, в комнате моих родителей.
– Он так похож? Это не очень хороший портрет и написан много лет назад.
Она рассмеялась:
– Да, я вижу, вам уже не семнадцать, но и не намного больше, правда?
– Больше. Мне двадцать два.
– Послушайте, а что это мы тут стоим? Давайте зайдем к нам. Я знаю, Джеффу не терпится вас увидеть. Он только что прилетел из Хьюстона и несколько дней пробудет дома. Разве не чудесно? Это довольно странно – приглашать вас в ваш собственный дом, но давайте войдем.
Как и мы, Андерхиллы пользовались боковой дверью. Мы вместе прошли через двор.
– В действительности я еще не переехала, – сказала я. – Я собиралась сделать это после обеда, а пока сходила посмотреть на коттедж, потом поднялась сюда, – я смущенно засмеялась, – и совершила экскурсию. Довольно глупо, но это любопытно – посмотреть на дом чужими глазами.
– Действительно? Да, представляю! – Ее глаза забегали. – Значит, это ничего – пригласить вас в ваш собственный дом, раз вы заплатили двадцать пять центов за его осмотр... Должна сказать, мы с Кэти тоже пару раз ходили на экскурсию. Это хороший способ узнать историю, да еще какую! Порой не по себе, но как интересно – жить прямо здесь, на этом самом месте! Здесь все словно несет на себе печать школьных учебников... – Она задержалась на углу. – Мы идем в так называемую столовую, мне ведь не нужно показывать вам путь. Вы, конечно, останетесь с нами пообедать? Нет-нет, – отвергла она мой ритуальный протест, – никаких отговорок я не приму. Обед у нас легкий – салат и прочее, не может быть легче. Да и все равно у нас гость, а теперь вот – гости. – Она улыбнулась, словно сообщала секрет, который меня обрадует.
– Догадываетесь, кто? Ваш родственник.
Мой восторг, несомненно, омрачали вопросы и неприятные воспоминания прошлой ночи в церковном дворе, а также дошедшие до меня сплетни миссис Гендерсон.
– Вы имеете в виду Эмори? Как мило!
Мои слова должны были выражать неподдельную радость, но, когда миссис Андерхилл открыла дверь и жестом пригласила войти, я увидела, что она изучает меня, что-то обдумывая, и смотрит настороженно, что в данных обстоятельствах было естественно. Слух, дошедший до миссис Гендерсон и деревенских сплетников, подумала я. Как еще смотреть на почти лишенную имущества мисс Эшли, чей привилегированный билет назад в поместье оказался перехвачен мисс Андерхилл.
– Да, – сказала она, – Эмори.
– Ну разве не мило? – весело воскликнула я. – Я сто лет его не видела. И конечно, мне хочется увидеть вашу дочь. Спасибо, я с радостью останусь.
«Маленькую гостиную» отделяли от более длинной гостиной только высокие двойные двери. Теперь их закрыли, превратив почти тридцатифутовую комнату в восемнадцатифутовую с тремя длинными окнами, выходящими на узенький газон и розовую клумбу надо рвом. На потолке колыхались отраженные от воды блики света. Андерхиллы не сделали почти никакой перестановки, в комнате стояли вазы с тюльпанами и колокольчиками, альков украшала ветка цветущей вишни, наверное пристроенная самой миссис Андерхилл.
– Должно быть, вы хорошо знакомы с моим троюродным братом? – сказала я.
– Да. Он и Кэти (Кэти – это моя дочь) познакомились еще раньше, а потом оказалось, что она живет в поместье Эшли. Вот совпадение! Ну она, конечно, пригласила его зайти, и он заходил несколько раз. Ваш брат совершенно очарователен, вам не кажется?
– Я всегда так считала, – согласилась я, – и его близнец такой же. Вы видели Джеймса? А Френсиса – младшего брата? Хотя нет, он последнее время пропадает за границей. В детстве они жили здесь, с нами, большую часть времени. Думаю, Эмори вам все расскажет об этом. – Немного поколебавшись, я бросила мяч на поле: – Полагаю, вы знаете, что поместье теперь переходит к Эмори?
Миссис Андерхилл, кажется, смешалась. Она вытащила пачку сигарет, предложила мне, потом взяла одну сама и закурила.
– Да, он говорил что-то о наследстве, но тогда это казалось отдаленным будущим. Ваш отец был еще не стар, и все шло хорошо, кто мог подумать о такой трагедии? – Она хотела что-то добавить, но передумала. – Кажется, кто-то из ваших предков сделал имущество нераздельным, и наследовать его должен мужчина. У меня есть знакомые дамы, которые не знаю что бы сделали... – Она улыбнулась и наклонилась стряхнуть пепел, потом прямо посмотрела на меня. – Признаюсь, мисс Эшли, мне тоже кажется это довольно жестоким. Неужели ничего нельзя сделать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});