Читать интересную книгу Фантазии господина Фрейда - Марина Серова

– Батюшка, к тебе пришли, – сказала она и скрылась в доме.

Я же, обойдя лавочку и увидев худое, почти аскетичное лицо священника, встретив его суровый взгляд, замялась, потому что впервые в жизни не знала, как начать разговор. Он же, видимо поняв это, сказал, указывая на стул, стоявший напротив лавочки и явно предназначенный для посетителей:

– Садись и рассказывай, что тебя ко мне привело.

Решив, что лучше не врать, я начала, словно в холодную воду шагнула:

– Отец Леонтий, я – частный детектив, и зовут меня Татьяна Иванова.

– Слушаю тебя, Татиана, – священник совершенно спокойно отреагировал на мой род занятий – наверное, ему еще и не такое видеть и выслушивать приходилось.

– Скажите, пожалуйста, вы знаете человека по имени Алексей Алексеевич Горбунов? Или, может, слышали о нем?

– Ведаю, – кратко ответил он.

– Он мне кое-что рассказал о староверах, но очень кратко, поэтому я не знаю ваших традиций, нравов и обычаев и прошу вас заранее простить меня, если я невольно что-то не так скажу или сделаю.

– Не волнуйся, Татиана. Говори, – сказал он.

– Я многое знаю, а кое о чем просто догадываюсь. Речь пойдет о Третьей швейной фабрике, до революции принадлежавшей Афанасию Кузьмичу Кузнецову. Я знаю, что он отправил всю свою семью за границу, а сам остался здесь. Я знаю, что он потайным ходом, ведущим в Зеленый овраг, сбежал от чекистов и скрывался с помощью своих единоверцев, которые его и похоронили – видимо, тайно – в фамильном склепе Кузнецовых. А еще я с очень большой долей уверенности могу предполагать, что на фабрике имелся тайник с ценностями. Сюда за ними приехал один человек, недавно побывавший у вас. Своими криками и упреками он довел вас до сердечного приступа. Вот он, – я показала священнику фотографию, но он продолжал сидеть с непроницаемым выражением лица. – Он – гражданин Германии и зять одного из потомков Кузнецова, который и направил его сюда. По всей вероятности, тайник на фабрике оказался пустым, но там имелось указание, где искать его содержимое, и раз этот человек пришел к вам, значит, оно здесь. Хотя зачем я вам все это рассказываю, вы ведь и сами уже все знаете. Этот человек все еще в Тарасове, он ждет, когда с вами можно будет еще раз поговорить, но это – уже моя догадка.

Мне было очень трудно с ним разговаривать, с каменной стеной было бы легче, и я замолчала, не зная, что еще сказать.

– Чего ты хочешь, Татиана? – через минуту спросил священник.

– Закончить эту историю, – честно сказала я. – Человек, который к вам приходил, и так уже из-за алчности своего тестя потерял очень хорошую и высокооплачиваемую работу, а вскоре, может быть, и жену потеряет. Ему пришлось подличать и врать, чтобы добраться до фабрики.

Все так и было, но испытывал ли Хофман по этому поводу угрызения совести, я не знала, как не знала точно и о том, что он поехал сюда не по своей инициативе, не корысти ради, а токмо волею пославшего его тестя, если перефразировать известное выражение Ильфа и Петрова.

– Если вы не хотите с ним общаться, то, может быть, с его тестем согласитесь поговорить? – добавила я.

– Ведомо мне, что сей нечестивец предал и веру свою, и имя предков, – наконец сказал отец Леонтий.

– Но среди его родственников наверняка есть те, кто и фамилию, и веру сохранили? – заметила я. – Может быть, им стоит к вам приехать?

– А если и они мне тоже не поверят? – спросил священник. – Они уже от корней своих оторвались, другим богам молятся.

– Ну, вы хотя бы мне расскажите, что тогда произошло, а уж я постараюсь Хофмана убедить. Он все своему тестю передаст, а тот – остальным, – попросила я его, но, честно говоря, слабо надеясь на удачу.

– Хорошо, Татиана, – неожиданно согласился батюшка, и я не смогла удержать вздоха облегчения. – Истинно все так и было, как ты говорила. Был тайник, и золото там лежало. Но Афанасий Кузьмич вместе с отцом Никанором его сюда перевезли с помощью единоверцев и в склепе купцов Мелентьевых спрятали, потому как старший сын Афанасия Кузьмича был на Мелентьевой женат.

– Афанасий Кузьмич побоялся, что чекисты могут обыскать и осквернить его склеп, а вот о склепе Мелентьевых они вряд ли догадаются? – не удержалась я.

– Истинно так, – подтвердил отец Леонтий. – Там оно и лежало. А когда Афанасий Кузьмич понял, что смертный час его настает, он взял с отца Никанора клятву, что отдаст тот все наследникам его или потомкам их. Но если они в течение пятидесяти лет не придут, деньги эти следует потратить на богоугодные дела: на обустройство церкви и кладбища, на помощь неимущим единоверцам. Отец Никанор и преемники его, включая меня, грешного, эту клятву сдержали.

– Да и опасно было золотые червонцы в советское время продавать, даже если уже пятьдесят лет с тех пор прошло… Тем более что ко всем религиям тогда относились очень неодобрительно, – добавила я. – А потом?..

– Потом деньги эти были потрачены – именно так, как нам Афанасий Кузьмич завещал, – сказал священник. – На ремонт церкви, на монастыри; стену вокруг кладбища высокую и крепкую поставили, чтобы безбожники место последнего упокоения людей не тревожили; на паломничества по святым местам; и людям в беде помогали: у кого пожар случился, кого обокрали, кто не по своей вине работы лишился… Да мало ли горя на свете!

– То есть, как я поняла, от этих денег за все эти годы уже ничего не осталось, о чем вы Хофману и сказали. Но он вам не поверил, – подытожила я.

– Не поверил, ибо по себе о других судит, – подтвердил батюшка.

– Спасибо вам большое, отец Леонтий, за то, что вы все мне рассказали. Обещаю, что никто больше к вам за кузнецовским золотом не придет, никто вас не побеспокоит, – поблагодарила я священника, а потом, поколебавшись, все-таки сказала: – А ведь у меня к вам еще одно дело есть! У Горбунова, на которого я в самом начале нашего разговора сослалась, есть рукопись книги, посвященной Афанасию Кузьмичу Кузнецову.

Когда священник это услышал, его взгляд на какой-то, пусть и очень краткий, момент потеплел. Ободренная этим, я продолжала:

– Алексей Алексеевич – не только пожилой, но и очень больной человек, из дома он не выходит. У него есть мечта: увидеть свою рукопись опубликованной, но пробивать ее издание он не в силах, да и считает, что сейчас она окажется никому не нужной. А еще он боится, что после смерти его и его жены их дети просто выбросят все его рукописи на помойку. Скажите, ведь если такая книга выйдет, она будет интересна вашим прихожанам?

– Мы свято чтим память об этом необыкновенном человеке, – обтекаемо ответил отец Леонтий.

– Тогда, может быть, вы поспособствуете ее изданию? – закинула я удочку.

– Прочитать надо, – ответил он.

– Значит, я могу сказать Алексею Алексеевичу, чтобы он приготовил рукопись, а вы кого-нибудь за ней пришлете? – спросила я. – Только скажите мне прямо, потому что не хотелось бы обнадеживать этого светлого человека, чтобы разочарование не стало для него страшным ударом – ему и так несладко живется.

Священник довольно долго думал, глядя в сторону, а потом пообещал:

– Пришлю. Но если увижу в ней ложь либо поклеп на веру нашу, то тут же верну ее.

– Не думаю, что вам придется это делать, потому что Алексей Алексеевич очень трепетно относится к истории нашего края, – сказала я и поднялась. – Спасибо, что уделили мне время, отец Леонтий. Дай вам бог здоровья!

– На все божья воля, – ответил он.

К калитке я шла медленно и, стараясь делать это незаметно, осматривалась по сторонам – да, сам дом был добротный, хотя, судя по всему, выстроили его очень давно – наверное, тут все священники староверов жили. А вот богатством или хотя бы зажиточностью тут и не пахло, и сразу становилось понятно, что не в этом видят смысл населявшие его люди. Да и платье на девушке было довольно поношенное. Не знаю почему, но я сразу поверила, что деньги Кузнецова были действительно потрачены отцом Леонтием – а ведь именно он уже двадцать пять лет тут служил – на дела богоугодные, а не на себя лично.

Сев в машину, я ни на секунду не задумалась о том, куда мне ехать, – конечно же, на фабрику. Эх, как мне хотелось Хофману в глаза посмотреть! Возле ворот фабрики повторилась недавняя история: двести рублей сторожу – и они открылись, как по мановению волшебной палочки.

– Сидора позови, – потребовала я у азиата, и тот мигом убежал.

И вот он передо мной, человек, из-за которого я зря потратила столько времени, потому что ни к каким покушениям на директора рынка он не был причастен.

– Ну, здравствуй, господин Карл Хофман, – сказала я и ехидно добавила: – Или тебе больше нравится обращение Лушик?

Никак не ожидавший ничего подобного, мужчина дернулся было, но я жестко предупредила его:

– Не рыпайся, а то хуже будет. – И предложила: – А не сесть ли нам рядком да поговорить ладком?

Неподалеку стояли пустые ящики, куда я Хофмана и отконвоировала. Мы сели, и я начала самым задушевным тоном: