Читать интересную книгу Страсть к размножению - Константин Уваров

Вот она идет по закоулочкам судьбы своей. К этой витрине подошла, этого послушала. Вот снова она. Стоп, выбрала. И дальше не идет, дальше не выбирает. А знаете, что она в этот момент думать должна? " Пойду дальше,- думает,- да во мне сам черт ногу сломит, какой я после этого, как Арес давеча говорил, объект для творчества, какая такая аудитория?"

Вот может быть такая, нет? Теоретически - может? Может, молодежи пример брать не с кого? Философы не додумали? Писатели образ не создали? Или бог какой безответственный проморгал - сотворял, да не скурпулезничал? А ведь целых девять муз держите, господин Аполлон - и все по мужикам. Хоть бы одну лесбияночку приютили, что ли.

В жизни-то какая гадость выходит! Представьте: читает Петрарка стихи Лауре своей. И ему хорошо, и ей нравится. А теперь сообразите, что ей нравится. Она же вся такая небесная, такая вся в восторге, в нетерпении - ох, думает, и будет дело ночью, попозже - и лобик, мол, у него вон как трясется. Счастье-то, думает, какое. И бога благодарит. И Петрарка удовлетворен ( ею - чтобы ночью, чего доброго, стихи исполнять не начал). Нет, это для Лауры конечно, главное было - что он стихи такие заворачивает - но это пока она его, голубчика в любовники выбирала среди тех, у которых всякое разное своё главное... Я лично именно поэтому воевать как-то больше предпочитаю.

Ну ладно, заговорился я с вами, я надеюсь, что вы поняли - вы тут советуйтесь, голосуйте, я в этом участие принимать не собираюсь, я в буфет пойду. Так что плюньте вы на всё это - своя голова на плечах поди есть, и предлагаю перейти к торжественной части.

Слово предоставляется Афине Палладе

Товарищи! Всем известно, какой большой вклад в судьбу Константина сделан мной лично. Не скрою, мне, как женщине, а я считаю себя в первую очередь женщиной, а уж потом - всё остальное (жидкие аплодисменты наиболее несознательной части зала) - его фигура очень импонирует.

Арес ( с места ):

- А походочка?

( Смех в зале, реплика "читай быстрее")

- В наше трудное время, когда, поистине, женщина превращается буквально в какой-то придаток мужчины, это один из немногих смертных, вера которого в Женщину с большой буквы

Арес:

-Жэ

Афина (повышая голос)

- ...не сумела подорвать ещё ни одна из живущих на Земле. Да, он может и не только изнасиловать, но и руки-ноги, простите, повыдергивать этой несчастной Ирине, или как её там - в конце концов, на ней свет клином не сошелся - но мы не можем лишать человека его веры! Что такое человек без веры? Люмпен? Богоборец? Семьянин?

( Шум в зале. Просыпается Зевс, стукает молотком по столу. От стука просыпается Гера, вопросительно смотрит на мужа. Тот бормочет - " Да всё Афина из головы не выходит ", и засыпает. Афина тем временем встает в свою лучшую (из четырех имеющихся) позу и продолжает)

- Мы не можем разбрасываться людьми с такой лёгкостью и непринужденностью. Сейчас для всех нас самое главное - не допустить далеко идущих последствий. У человека есть честное свободное имя: Константин. И совершенно, совершенно ни к чему, вы слышите, связывать его с другим. Кто она такая? Кто лучше знает, Гермес, вы, кажется, напомните. Как там у вас в докладной стоит? Девушка ела в церковной столовой? Какая на ней печать божья? "Июнь"? "Уплочено"?

И, между прочем, были же прецеденты. Я вот вчера один пример подобрала очень сходный.

( Арес - шепотом Фобосу):

- В календаре для женщин, про Герострата. У меня такой же есть.

Афина (победно):

Был такой Герострат, все, я надеюсь, помнят - ведь подавал надежды молодой человек, кастрюлю, кажется, изобрёл, (Арес:"Потеря подачи"), а как спалил храм Артемиды (правильно, конечно, сделал, чтобы там не говорили) так его имя только с ней и упоминают (Чтобы предотвратить возникновение культа личности Герострата и паломничество к месту его захоронения, прах вандала был развеян над храмом Артемиды в Эфесе в процессе полыхания оного.)

- Неужели вам не жаль, товарищи? Афродита, вы зря улыбаетесь. Я вот предлагаю, и вне зависимости от решения совета приложу все силы, чтобы обязать Афродиту организовать подобающее рандеву, пусть мальчик успокоится, и без всяких проволочек, как Арес с Александром Сергеевичем протянул.(Встречается с Герой глазами) У меня всё.

Арес:

- А у меня - ничего.

Фобос - Деймосу:

- Какого хуя они с ним вожгаются?

Деймос - Фобосу:

- Кое-кто надеется, что этот молодой человек разнесет всё, что разносится.

Дождавшись достаточной тишины, приподнялся Зевс, импозантно откашлялся и произнёс:

- У нас в зале присутствует очень интересная персона. Впрочем, его не надо особенно представлять - он начинал вместе со многими из нас. Слово предоставляется Богму.

На трибуну поднялся кургузый Богм, посмотрел в зал и эдаким Хрущёвым ошалел от великолепия.

- У вас тут всё по-божески,- вырвалось у него, но он тут же нашел в себе силы неожиданно насупиться, и, погрозив в никуда кулаком, добавил:

- А я хочу, чтобы чисто по-человечи. Вот и есть моё мнение. Чего говорить-то - только вас развлекать...

Он махнул рукой и почему-то вместо того, чтобы спуститься со сцены в зал, убрёл за кулисы.

Зевсу он чем-то импонировал, и Громовержец одобрительно произнес ему в спину:

-Спасибо. Мы учтем ваше мнение.

Слово предоставляется Христу Иисусу Саваофовичу-Иосифовичу

(На этой отметке под пение установленного в глубине сцены женского ансамбля православной песни и пляски на сцену возносится средних лет сын человеческий в смиренных одеждах)

- Плащик-то кожаный где у тебя? - тут же пробным камнем летит в него реплика Ареса.

- Аллах его знает. И Магомет прожег его,- степенно звучит голос Иисуса.- И если кто спросит меня про плащ мой ещё, то я говорю - расскажу я и про нижнее бельё ваше. И если кто скажет мне слово - скажу ему два. И если кто скажет мне ещё слово - отвечу, как отвечал уже - встань, Лазарь, раскрой глаза, и иди, куда они глядят. Не внимали вы голосу моему раньше, а теперь забоялись учеников моих - так вот что я вам скажу:

Если какой маг или ворожей напоил доброго человека змеиным ядом, но не умер тот человек, но в змею сам превратился, то будет на то Воля божья, и будут того волхва братья и сестры многие лета по косточкам собирать, как Маше Даян - племя израилево.

Но что до человека, отравленного не по совести, то пусть он и змеи поганой вид имеет - не мне приказать ему "отдай свой яд", и не мне приказывать ему "укуси обидчика неверного", и не мне приказать ему "стань человеком, каким прежде был" - бьется в нем человеческая душа и сама выход найдет и вылетит, а смертный уж будет либо делу божьему предан, либо суду и забвению.

И Зевс только добавил тихо:

- Ставлю вопрос на голосование.

Здесь и сейчас

24. О2. 1992. Ночь

В ночной тиши мира, установленной в его квартире, сидит Константин. Он уже жалеет о столь безвозвратно и неуклюже пролитом на всю эту историю свете. Вдвойне печально, с его точки зрения снуют времялетчики. Они деловито смазывают и подгоняют части неведомо откуда взявшиеся у них части автоматов, скатывают в удивительно правильные конусы какие-то маскировочные сетки. У них есть свои планы и намерения, ведущие, по мнению Константина, в неведомую анфиладу конфузов и разочарований. Божественная ясность в голове, проявляющаяся в безупречном отсутствии соображения, протяжные вспышки шарообразного идиотизма, так

хорошо знакомые каждому литератору, бездарные фазы обращения Луны - в пространстве, а фенилаланина - в организме, великолепно дополняющие друг друга, уже давно заполняют его свободное время, и уже много дней сырмяжный асфальт вынужденного тупоумия бороздят чуткие умозрительные радары в надежде обнаружить и, по возможности запеленговать вожделенный комочек длинноногой и желанной мысли, мысли-забияки в безликой толпе "чистых" мыслей, то есть мыслей без головы, мыслей-мутанток, сонмы которых бегут сюда из изуродованной реальности и беспомощно теряют здесь свою индивидуальность и чувство собственного достоинства.

И вдруг неожиданно, как если бы вдруг загорелись лампочки в только что купленных яблоках, раздается голос Константина Великого:

- Редкая птица, долетев до середины Днепра, подумает: "Полдела сделано".

- Чё надо,- как равный у равного, спрашиваю я у него.

- Мне бы дальше почитать надо,- переминаясь с ноги на ногу, гундосит он.

- Читатель,- отвечает Константин. Крючок предыдушего вопроса уже крепко застрял в мякоти его самолюбия.

- Хиреешь ты, мой друг, покрытый плесенью,- говорит Константин-1989.

- Нет,- задумчиво отпирается второй.

- Вслед за фантомной уязвимостью, понимаешь ли, движется настоящая. Уже девочки-припевочки с улыбочками-ухмылочками ослушиваются-оглядываются,- говорит ещё один Константин, также возвышающийся за моей спиной.