не нужно говорить. Буквально полчаса назад мы были в любимом ресторанчике, сидели, как обычно, долго. Почему-то именно с ней я люблю сидеть в ресторанах, кафе и барах подолгу, говорить о чем-то, есть всякие вкусности. С другими — нет. Мне уютно рядом с ней настолько, что я порой забываю, что мы, собственно, не так давно знакомы и не так часто видимся. Может, поэтому так хорошо — что это не превратилось в рутину, в бытовуху, не стало привычным, как домашний борщ — вроде вкусно, но наизусть все знаешь. А так — каждый раз судорожное желание быть вместе как можно больше, не отвлекаться ни на кого, чтобы — не дай бог! — кому-то не досталось то драгоценное время, что предназначено только ей. Марго прежде часто старалась вытащить меня куда-то и всякий раз обижалась, выслушивая очередной отказ. Но я не могла лишить себя удовольствия, не могла украсть у себя же самой такие редкие и такие мучительно-сладкие минуты и часы вдвоем…
Питер — совершенно наш. Всякий раз, вспоминая, мы обращаемся к нему — «а помнишь, в Питере?… А вот в Питере…». Он — как квартира приятеля, который выдал ключи на вечер. Но с той лишь разницей, что мы не считаем этот город такой квартирой — мы считаем его своим домом. Потому что именно там нам всегда бывает невыразимо хорошо. Там не одолевают проблемы и возвращенцы из прошлой жизни, там нет ничего и никого, что могло бы нарушить наш уединенный покой и разрушить наш счастливый мир. И возможность вернуться в этот город, снова оказаться в плену его улиц, мостов и каких-то уже совершенно «твоих» мест всегда вызывает во мне исключительно приятные чувства. Мне там хорошо. Наверное, лучше, чем везде.
И теперь, вот сию минуту, как только я спущусь по трапу на асфальтовую дорожку Пулково, этот город перестанет быть моим домом. Он станет чем-то вроде вражеской крепости, в которую меня везут силой, против воли. Я не смогу больше чувствовать его очарование и его ошеломляющую красоту — здесь произойдет нечто, после чего я уже никогда не смогу вернуться. Даже с Марго.
Из аэропорта мы поехали в гостиницу, и по злой иронии она оказалась той самой, где мы останавливались с Марго. Весь мир ополчился против меня — из множества мини-отелей в городе Костя выбрал именно этот, уютный и почти домашний. У меня было ощущение, что кто-то грязными лапищами схватил мою хрустальную мечту и оставил на безупречном стекле отвратительные разводы и потеки… В мой маленький мир, который я тщательно оберегала от посторонних, вторглось что-то чужое и громит теперь все налево и направо.
К счастью, номер, в котором предстояло жить нам с Костей, оказался совершенно в другом конце длинного коридора, и это хоть как-то примирило меня с несправедливостью жизни. Рухнув на кровать, я проспала до вечера и не слышала, как уходил, а потом возвращался Костя, как звонил его мобильный телефон, как потом появился Арик. И только их голоса заставили меня открыть глаза и сесть, натягивая на грудь одеяло. Костя сидел у меня в ногах на кровати, Арик примостился на стуле у небольшого столика под зеркалом, и они что-то оживленно обсуждали. Заметив мое пробуждение, Арик чуть заметно кивнул, и Костя мгновенно повернулся ко мне, натянув на лицо счастливую улыбку, под которой — я слишком хорошо это знала — только что успел спрятать хищный оскал:
— Проснулась? Прости, что мы разбудили тебя…
— Ничего, я что-то совсем заспалась… — Черт, как надоели эти протокольные расшаркивания, как я устала создавать видимость отношений и играть роль покорной жены. — Пойду в душ.
— Да, поторопись, пора ужинать.
Я потянулась к халату, который Костя заботливо достал из чемодана и повесил на стул, и муж помог мне, загораживая спиной от жадного взгляда Артура. Старший братец никак не терял надежды на то, что однажды я все-таки окажусь в его постели, как все Костины девки до этого. Но в отношении меня Костя был тверд и неумолим — как-никак я являлась его официальной женой. Повезло так повезло…
— …квартиру снял, все там просмотрел. Осталось только связаться с человеком, — возбужденно рассказывал за ужином Артур.
Они уже не прятались от меня и не говорили по-армянски — к чему церемонии, когда я сижу тут же, с ними, и, значит, сделаю все так, как скажет Костя. Я же пока никак не могла уяснить свою роль в предстоящей афере, как ни силилась прислушаться. Тонкости Костя объяснил мне ночью в отеле, прижавшись губами к уху, чтобы никто не мог слышать его слов, кроме меня. Сказать, что я испугалась, было не сказать ничего…
Назавтра, выпив кофе в ближайшей кофейне и кое-как затолкав в себя вишневый штрудель с мороженым, я покорно брела к такси вслед за Костей и Ариком. Мы долго ехали какими-то дворами и оказались перед новой высоткой очень далеко от центра, я даже затруднялась определить, в какой стороне теперь Московский вокзал и отель, где мы остановились.
— Шестой этаж, — сказал Арик, вызывая лифт.
Квартира, которую он снял, оказалась прекрасно отремонтирована и обжита — как будто не сдавалась в аренду. Две комнаты, одна из которых объединена с кухней, и символической границей служит лишь барная стойка. Костя подвел меня к ней, открыл нижний шкаф и показал мусорное ведро:
— Видишь пакет?
— Ну.
— Его ты и должна будешь вынести отсюда, когда мы с Ариком исчезнем. Но перед этим у тебя будет пара секунд, чтобы бросить в него коробку с деньгами, а ту, в которой лежит «кукла», аккуратно поставить на прежнее место.
Он продемонстрировал мне две палехские шкатулки, в одной из которых лежала пачка бумаги, нарезанной по размеру денежных купюр.
— Смотри — я ставлю ее сюда, — Костя убрал шкатулку с бумагой на верхнюю полочку. — Аккуратно возьмешь и поставишь на стол, а эту, в которой будут деньги, смахнешь в ведро. Вот в этом пакете, — он продемонстрировал мне черный непрозрачный пакет, от которого шел неприятный рыбный запах, — сунешь сверху в ведро.
— Чем так воняет? — сморщилась я.
— Это шелуха от креветок, — усмехнулся Костя. — Отвлекающий маневр. Все, Мария, теперь твое дело — не удивляться ничему, что бы ни произошло, а стараться подыграть. Но главное — вынести деньги, кроме тебя, никто этого не сможет, роли расписаны.
Меня трясло. Я прекрасно понимала — сейчас сюда придут какие-то люди, готовые сыграть в покер с Костей и Ариком, и Арик, который, кстати, ушел куда-то, тоже