успел собрать для отпора им большого войска (известно, что значительная часть сил ордена была в это время занята борьбой с куршами и литовцами), а потому «каждого немца атаковало, пожалуй, шестьдесят человек». А. Н. Кирпичников считает, что «общая численность немецко-чудского воинства, принимавшего участие в сражении 1242 г., вряд ли превосходила три-четыре сотни человек, а скорее всего, была даже меньшей». Следует учесть также, что большую часть ливонского отряда составляли ландскнехты-чудь. Потери противников новгородско-суздальской рати, указанные в Новгородской 1-й летописи (400 убитых немцев, 50 «взятых руками» и «чуди без числа»), следует признать явно преувеличенными. Ближе к истине, вероятно, цифры «Рифмованной хроники» — 20 погибших рыцарей и 6 взятых в плен, что хоть и было для ордена весьма ощутимым ущербом, все-таки, безусловно, не являлось для него сокрушительным поражением. И уже упоминавшееся сражение под Саулом (Шауляем) 1236 года, и Раковорская битва 1268 года, и многие другие военные столкновения с ливонскими немцами превосходили Ледовое побоище и по размерам потерь, и по своим реальным историческим последствиям.
Ледовое побоище. Миниатюра из Жития Александра Невского. Лицевой летописный свод (XVI в.). Вверху изображены небесные помощники Александра: мученики Борис и Глеб, молящиеся у иконы св. Софии (слева), и ангельское воинство, скачущее по облакам подобно Александру, скачущему по льду озера
Завершились события 1240–1242 годов возвратом Водской земли, Пскова и земель вдоль реки Луга под власть Новгорода, что, как сообщает летопись, было подтверждено немецкими послами. Кроме того, был осуществлен обмен пленными.
Впоследствии Ливонский орден неоднократно предпринимал попытки присоединить лежащие за Наровой земли к своим территориям. Наиболее масштабная из таких попыток состоялась в 1444–1448 годах, когда ливонским немцам удалось в течение довольно долгого времени удерживать Водскую землю. Уходя, они для заселения пустующих земель перевели несколько сотен водских семей на противоположный край своих владений, к границе с Литвой.
Новгородско-ливонская война 1240–1242 годов, завершившаяся сражением на Чудском озере, явилась одним из эпизодов борьбы за колонизацию восточной Прибалтики, в том числе Водской земли, точно так же, как Невская битва и события вокруг Ландскроны определяли стремление Новгорода и Швеции владеть берегами Невы. В результате Невский край остался в составе Новгородского государства и обеспечил для новгородцев относительную безопасность невского торгового пути, что, в свою очередь, делало приневские земли неотъемлемой частью всего североевропейского культурного пространства и стимулировало их социально-экономическое развитие (хотя в то же время искусственно задерживало процесс их урбанизации, потенциально невыгодный Новгороду). С середины XIV века уже непосредственно в дельте Невы и по ее берегам выше по течению появляются села и деревни со смешанным славяно-финским населением. Росту населения здесь, по-видимому, способствовал поток православных беженцев из погостов Саволакс, Яскис и Эурепя, отошедших по Ореховецкому договору к Швеции, которая стала насаждать там католичество. О том, что многие из этих мигрантов осели на берегах Невы, свидетельствуют, по мнению финского исследователя С. Кепсу, часто встречающиеся совпадения в названиях деревень западной Карелии и невских поселений того времени.
По подсчетам петербургского специалиста по истории градостроительства С. В. Семенцова, на территории современного Петербурга в XV веке располагалось уже примерно 250 населенных пунктов! Эти данные получены в результате анализа писцовых книг конца XV — начала XVI века, в которые вносились сведения о землях, их владельцах и населении. Остатки таких поселений обнаружены археологами: в частности, найдены следы деревни, которая располагалась на месте разрушенной Ландскроны, а возможно, и предшествовала ей. Согласно писцовым книгам, часть жителей приневских земель владела земельными угодьями и занималась земледелием и скотоводством; другая часть промышляла ловлей рыбы и торговлей; некоторые содержали постоялые дворы и трактиры, располагавшиеся вдоль сухопутных дорог в Выборг, Корелу, Орешек, Новгород, Нарву.
Новгород и восточнославянские государства
В течение почти всего Средневековья десятки княжеств, некогда составлявших Киевскую Русь, являлись самостоятельными государствами. Однако существует традиция воспринимать все восточнославянские государства как некое единство с общими географическими границами и единой исторической судьбой, раздробленность которого произошла лишь в силу случайных обстоятельств. Рассмотрим, насколько все это справедливо в отношении Новгорода.
1. Этническое и языковое родство. Важно отметить, что это было именно родство, а не тождество, причем, как показывают современные лингвистические исследования, родство не самое близкое. «Расширение знаний о древненовгородском диалекте привело к отказу от традиционного представления о монолитном единстве правосточнославянского языка, — пишет исследователь языка берестяных грамот академик А. А. Зализняк. — Стало понятно, что внутри восточнославянской зоны имелось очень древнее противопоставление по крайней мере двух диалектов — прановгородско-псковского и южного (или юго-восточного)». Ученые считают, что если бы Новгород не был завоеван Москвой, древненовгородский диалект развился бы в самостоятельный язык.
Что же касается этнического самоопределения новгородцев, то в письменных документах вплоть до XIII века они нередко употребляли применительно к себе понятие «словене», отделяясь таким образом от «русичей».
2. Религиозно-конфессиональная общность. Хотя со времен князя Владимира большая часть граждан Новгорода исповедовала христианство в греческом (православном) варианте, язычество, как мы уже знаем, еще очень долго сохранялось на его землях, и не только среди финноугров, но и среди славян. Кроме того, тесное сотрудничество с католическим Западом привело к заимствованию православными новгородцами некоторых иноверческих обычаев. Например, новгородские монахи по примеру своих западных «коллег» некоторое время выбривали на голове особый кружок — тонзуру. И не случайно именно Новгород в XIV–XV веках стал рассадником ересей (стригольники, жидовствующие), в чем историки видят сходство с западноевропейскими религиозными течениями, с которыми патриаршия церковь впоследствии немилосердно боролась. В прочих православных землях к новгородцам относились с недоверием, обвиняя их то в идолопоклонстве, то в склонности к католицизму. «Неверные, — пишет автор московской повести о походе Ивана III на Новгород, — искони не знают Бога; эти же новгородцы так долго были в христианстве, а под конец начали отступать к латинству; великий князь Иван пошел на них не как на христиан, а как на иноплеменников и вероотступников».
В период раздробленности единственным социальным институтом, общим для всех восточнославянских земель, была православная церковь[61]. И внутри ее жестко централизованной структуры выделялась лишь одна епархия — новгородская, — в которой, в отличие от остальных, епископ не назначался митрополитом, а избирался на вече по особой системе.
3. Географическая близость. Восточно-Европейская равнина покрыта достаточно частой сетью судоходных рек, которые в Средневековье были главными путями сообщения. Тем не менее товарный обмен с южными соседями, в силу разных причин, занимал довольно скромное место в общем объеме