событием связано внезапное, малообъяснимое и ничем внешне не спровоцированное пострижение Рюрика, его жены и дочери осенью 1202 г. („дьявол положи смятение велико“, только и смог объяснить летописец)?» — задался вопросом исследователь.
А.П. Толочко, обращаясь к утверждению «Повести о битве на Калке», что Даниилу было 18 лет, отметил, что «это можно понимать двояко — либо так, что князю шел восемнадцатый год, либо так, что Даниилу исполнилось полных 18 лет и шел девятнадцатый. В этом случае дату его рождения можно было бы отодвинуть на 1204 г. и, следовательно, тождество с возрастом, указанным в начальной записи Галиц-ко-Волынской летописи, оказывалось бы полным»[147].
Однако данное построение украинского исследователя является не более чем предположением. Выше уже говорилось об истории создания Галицко-Волынской летописи, представляющей собой третью часть Ипатьевского свода. Первоначально Галицко-Волынская летопись писалась в форме свободного рассказа, а повествование в ней велось не по годам. Лишь в конце XIII в. материалы были сгруппированы в соответствии с хронологией событий, но без годовой сетки, которую внес лишь создатель Ипатьевского списка. Составители летописей, кроме документов, отложившихся в доступных им архивах, использовали и другие различные сочинения: повести, жития, в том числе и иностранные. Автору Галицко-Волынской летописи, очевидно, был известен рассказ Ибн аль-Асира о событиях, связанных с первым столкновением русских и монголо-татар. При этом последний специально подчеркнул, что сгруппировал их в единое целое: «Мы сообщили эти известия о Западных Татарах за один раз, чтобы не делать перерыва». Свой рассказ об этих событиях он начинает с 617 г. хиджры (8 марта 1220 — 24 февраля 1221 г.), когда Даниилу было действительно 18 лет.
Подобную датировку битвы на Калке видим в «Задонщине», которая сообщает: «А от Калатьские рати до Момаева побоища 160 лТ>т». В действительности от битвы на Калке (1223 г.) до Куликовской битвы (1380 г.) прошло 157 лет. М.Н. Тихомиров, комментируя данную фразу, предположил, что автор «Задонщины», высчитывая годы, отсчитал их до момента создания своего произведения, то есть до 1383 г.[148]С учетом вышесказанного становится понятным, что историк ошибался.
Современный алтайский исследователь С.В. Цыб обратил внимание на другое. Он попытался выяснить, каким образом в летописях при опрелении даты битвы на Калке появились годы более поздние, чем исходный: 6731 (1223) г. Толчком для этого стало наблюдение, что при механическом соединении летописцем двух летописей в одном своде нередко наблюдается сбой дат. Это, например, хорошо видно по Ипатьевскому списку, когда к его второй части — Киевскому своду — была присоединена третья — Галицко-Волынская летопись.
Именно это можно наблюдать в Симеоновской летописи, отразившей тверскую переработку 1412 г. московского свода 1408 г. В ней отразился начальный этап деформации исходного годового числа. Исследователями давно было замечено, что в этой летописи на значительном участке текста (6715–6738 гг.) даты опережают на одно годовое показание Лаврентьевскую и Троицкую летописи, не затронутые редактированием 1412 г. «Увеличенный» ряд годовых чисел возник искусственно, путем механического прибавления одного номера к «лаврентьевско-троицким» годам: вместо исходного 6731 г. здесь фигурирует 6732 г.[149]
Дальнейшее изменение летописного текста, по мнению С.В. Цыба, привело к очередному механическому увеличению номера года из-за вставки предания об участии в битве ростовских «храбров» во главе с Александром Поповичем. В Никоновской летописи рассказ о битве переместился в 6733 г. Еще одно редактирование (на этот раз сокращение) привело к тому, что в Рогожском летописце появился 6734 г.[150]
Отсюда со всей очевидностью вытекает, что в первоначальном варианте битва на Калке датировалась 6731 (1223) г. С этим годом следует согласовать четыре календарные даты, встречающиеся в летописях: 30 мая, 31 мая, 16 июня и 16 июля. Последняя дата (16 июля), имеющаяся в Типографской летописи, никогда не принималась историками в расчет, поскольку здесь явная описка: «июля» вместо «июня», неоднократно встречающаяся в русских летописях.
Относительно появления в Лаврентьевской летописи 30 мая С.В. Цыб напомнил, что в Древней Руси числа обозначались буквами с поставленными наверху титлами, указывавшими их числовое значение. Однако число Ji а (31), помещенное под короткое титло (ji а), довольно часто переписчиком воспринималось как Л (30), поскольку последняя цифра не подпадала под цифровое обозначение и понималась им как буква.
Ошибкой исследователя стало то, что он допустил существование в Древней Руси одновременно двух календарных стилей: константинопольского (в котором интервал между сотворением мира и Рождеством Христовым составлял 5508 лет) и византийско-болгарского (этот же интервал составлял 5505 лет) летосчисления. Для последнего было характерно указание рядом с юлианскими числами пасхальных датировок по образцу расписания Евангелия-апракос, когда указывались не только число и церковный праздник, но и день соответствующей недели по Пасхе. По мысли С.В. Цыба, именно в такой пасхально-юлианской форме и была записана первоначальная календарная дата 6731 г. в рассказе о Калкской битве. Дальнейшее редактирование «потеряло» ее пасхальную часть и изменило юлианское число. Тем самым, утверждая, что изначальная дата 6731 г. была записана по византийско-болгарскому календарному стилю, он пришел к выводу, что битву на Калке следует датировать вторником 16 июня 1226 г.[151]
Выдвигая эту дату, С.В. Цыб попытался доказать справедливость утверждения И.Н. Березина, что летом 1226 г. монго-ло-татары опустошили Волжскую Булгарию, о чем свидетельствовали могильные памятники в Булгаре и других местах Поволжья[152]. Однако Ибн аль-Асир дает самое простое объяснение: после разгрома монголо-татарами Волжской Булгарии на несколько лет торговля с ней замерла. Только вернувшись в родные места, обитатели Булгара поставили памятники погибшим и занялись привычными делами. Судя по всему, это произошло в 1226 г., через три года после вражеского набега.
Увлекшись попытками найти следы византийско-болгарского летоисчисления, С.В. Цыб проигнорировал самое простое объяснение. Создатель Лаврентьевской летописи не ошибался, когда говорил о 30 мая как дате сражения и при этом указывал память святого, приходившуюся на следующий день. Следует напомнить, что в Древней Руси отсчет новых суток начинался предыдущим вечером. Вплоть до начала XVIII в. сутки разбивались на «ночные» и «дневные» часы. Конец дня возвещали особым знаком, что называлось «отдачей часов», а с заходом солнца отсчитывался новый день. Это счисление перешло в христианскую церковь из Ветхого Завета. В частности, евреи считали началом суток время солнечного заката (примерно в 18.00), и поэтому сутками считался период между солнечным закатом одного дня и последующего дня[153].
Данный порядок был отменен решением Синода лишь в 1722 г. с заменой прежних часов общеевропейскими, а началом суток сделалась полночь (в 00.00, как сейчас). Реликтом прежнего отсчета времени является то, что и поныне суточный богослужебный круг начинается вечером.
Таким образом, если какое-либо событие произошло вечером, скажем, в 21 час, то, с одной стороны, по церковному счету, оно записывалось следующим