Читать интересную книгу Дверь в лето - Роберт Хайнлайн

— Для пущей важности, должно быть, — добавил он.

Мы с Чаком частенько просиживали вечерами за кружкой пива, обсуждая технические проблемы, дела фирмы и все такое прочее. Его особенно интересовало все, что относилось к Спящим. Этим интересовались многие, причем интерес был какой-то нездоровый (как если бы мы были уродами). Поэтому я предпочитал помалкивать об анабиозе. Чак — другое дело, он был очарован самой идеей прыжка во времени, тем, что есть люди, для которых то время, когда они родились, было «только вчера».

В награду он всегда был готов консультировать мои технические идеи и откровенно указывал мне (а это случалось частенько) на то, что устарело в 2001 году от Рождества Христова. Под его дружеским руководством я быстро наверстывал упущенное, становясь современным инженером.

Но когда я обрисовал ему в общих чертах идею автосекретаря, он озабоченно спросил:

— Дэн, ты занимался этим в рабочее время?

— Гм… нет, а что?

— Что написано в твоем контракте?

— Что? Но у меня нет контракта!

Кертис просто вставил меня в платежную ведомость, а Гэлви только и знал, что меня фотографировать. Кроме того, он был штатной тенью писаки, который уже извел меня своими идиотскими вопросами, вот и все.

— Мм… На твоем месте, друг мой, я бы ничего не предпринимал, пока не достигну твердого положения в фирме. Твой прибор — и в самом деле новинка. И я думаю, ты сможешь сделать его.

— Целиком с тобой согласен.

— Отложи его на время. Ты же знаешь, чем занимается наша фирма. Она делает деньги и выпускает хороший товар. Но все новинки последних десяти лет мы выпускаем по лицензии. Я ничего не могу сделать минуя Мака. А ты можешь наплевать на него и рвануть прямо к боссу. Но если ты не хочешь продешевить, не отдавай это фирме… по крайней мере — сейчас.

Я внял его совету: продолжал проектировать автосекретаря, но сжигал все чертежи. Мне они были не нужны — я помнил их до последней черточки. Виноватым я себя не чувствовал: ведь меня наняли не как инженера, а как витринный манекен для Гэлви. Когда он выжмет меня досуха, они заплатят мне за месяц вперед, скажут «спасибо!» и выставят за дверь.

К этому времени я должен стать настоящим инженером, чтобы открыть собственную контору. Если Чак захочет, я возьму и его.

Джек Гэлви не стал размениваться на газеты — он хотел пристроить мою историю в общенациональные журналы, вроде «Лайф», и увязать ее с успехами фирмы за прошедшие тридцать лет. «Лайф» наживку не взял, но Джек умудрился пристроить меня, вместе с рекламой, в другие журналы.

Я начал подумывать о том, чтобы отпустить бороду — тогда меня никто не узнает.

Я получал множество писем. Один из моих корреспондентов сообщал мне, что я буду вечно гореть в аду за то, что пошел против Божьего начертания. Я наплевал на это: если бы Бог имел относительно меня другие планы, он бы искоренил анабиоз в зародыше. Резоны такого рода меня мало трогали.

Во вторник, 3 мая 2001 года, мне позвонили.

— Вас спрашивает миссис Шульц. Вы будете говорить с ней?

Шульц? Дьявольщина! Я же обещал Доути, что разберусь с ней. Я все время откладывал, будучи уверен, что она — одна из тех зараз, что пристают к бывшим Спящим и изводят их вопросами.

Доути сообщил, что в октябре она звонила несколько раз, пыталась узнать мой адрес, но неизменно получала отказ. — «Ладно, — подумал я. — Поговорю с ней, чтобы она не докучала Доути».

— Соедините, — сказал я вслух. — Это Дэнни Дэвис? — раздалось из трубки. Экрана у моего телефона не было, так что видеть она меня не могла.

— Говорите. Ваша фамилия — Шульц?

— Ох, Дэнни, как я рада снова слышать твой голос!

Я молчал.

— Ты не узнаешь меня?

Я узнал ее. Это была Белла Джентри.

7

Мы договорились встретиться.

Первым моим порывом было послать ее ко всем чертям и бросить трубку. Но я не поддался ему: это была бы детская месть, и она не вернула бы мне Пита. Достойное же отмщение кончилось бы для меня тюрьмой. Я бросил искать Беллу и Майлза, но частенько о них думал.

А Белла почти наверняка знала, где сейчас Рикки. И я согласился встретиться с нею.

Она предложила вместе пообедать, но я отказался. Я не очень щепетилен, но всегда считал, что совместная еда — занятие для друзей. Я согласился встретиться с нею, но не есть и не пить. Я спросил у нее адрес и сказал, что буду к восьми часам вечера.

Она жила в одной из дешевых меблирашек, до которых еще не добралась Большая Стройка. Теперь я мог быть уверен, что она никуда от меня не денется.

Но стоило мне ее увидеть, и я понял, что любая моя месть опоздала: время и она сама справилась с этим лучше меня.

Ей было не меньше пятидесяти трех, если судить по тому, что я помнил, а, скорее всего, около шестидесяти. Благодаря успехам геронтологии и эндокринологии, женщина, если она следила за собой, могла выглядеть на тридцать еще тридцать лет после тридцати. Некоторые актрисы выступали в амплуа молодых девушек и были при этом бабушками.

Белла за собой не следила.

Она была довольно толста, довольно оживлена, и было в ней что-то кошачье. Очевидно, она до сих пор считала свое тело основным капиталом и поэтому одевалась в стиктайтовское неглиже, которое открывало не только тело (слишком много), но и то, что она женского пола, млекопитающее, весьма упитанна и не годна к употреблению. Она не сознавала это. Свой некогда быстрый ум она порастеряла, и все, что в ней осталось от старых времен, так это тщеславие и непреодолимая самоуверенность. С радостным визгом она бросилась ко мне и чмокнула меня прежде, чем я успел уклониться.

Я отстранил ее.

— Спокойнее, Белла.

— Но, дорогой! Я же так рада видеть тебя! Так взволнована! Так возбуждена!

— Охотно верю.

Я пришел лишь затем, чтобы узнать кое-что и уйти… ничем не обнаружив своих чувств. Но это оказалось не так просто.

— Вспомни, как мы расстались. Вы накачали меня наркотиками, а потом запихнули в анабиоз.

— Дэн, любимый, мы сделали это для твоего же блага! Ты был так болен…

Похоже, она сама в это верила.

— Ладно, ладно. А где Майлз? Ты ведь теперь «миссис Шульц»?

Глаза ее округлились.

— Разве ты не знаешь?

— Что?

— Бедный Майлз… бедный дорогой Майлз. Он и двух лет не прожил после того, как ты оставил нас, Дэнни-бой.

Она вдруг разозлилась.

— Он обманул меня!

— Какой ужас!

Хотел бы я знать, как он умер? Сам, или ему помогли? Накормила супчиком с мышьяком? Однако, я решил до поры до времени держать подозрения при себе.

— А что стало с Рикки?

— Что за Рикки?

— Падчерица Майлза. Фредерика.

— А, это ужасное маленькое отродье! Откуда я знаю? Она уехала к своей бабке.

— Куда? И как фамилия ее бабушки?

— Куда? В Таксон… или в Юму… или еще в какую-нибудь дыру вроде этого. А может быть, куда-то в Индиану. Я не хочу говорить об этом невозможном ребенке… давай лучше поговорим о нас с тобой.

— Минутку. Как звали ее бабушку?

— Дэнни-бой, ты стал ужасным занудой. Чего ради я должна все это помнить?

— И все-таки?

— Господи, Ханелон… или Хейни… Хейнз… Хинкли! Не хмурься, милый, давай лучше выпьем. Выпьем за наше счастливое воссоединение!

Я покачал головой.

— Я не пью.

Это было почти правдой. Получив в свое время хороший урок, я знал, что алкоголь — плохой товарищ, и обычно ограничивался пивом с Чаком Фриденбергом.

— Очень жаль, дорогуша. Но ты не против, если я выпью?

И она устремилась к своему лучшему и единственному другу — бутылке с джином. Но прежде, чем опрокинуть рюмочку, она достала пластиковый флакон и вытряхнула на ладонь две капсулы.

— Хочешь?

Я узнал полосатую этикетку. Это был эйфорион. Он считался нетоксичным и не наркотическим, хотя единого мнения на этот счет не было. Некоторые предлагали зачислить его в один ряд с морфином.

— Благодарю, мне и так хорошо.

— Рада за тебя.

Она проглотила обе капсулы и запила джином. Мне следовало поспешить, если я хотел что-то узнать. Скоро она будет способна только хихикать. Я взял ее за руку, усадил на диван, а сам сел напротив.

— Белла, расскажи мне о себе. Введи меня в курс дела. Чем кончились переговоры с «Мэнниксом»?

— Ничем… — тут ее словно кольнули. — И все из-за тебя!

— Из-за меня? Но меня же при этом не было!

— Конечно, из-за тебя. Ведь это ты сделал первую модель той раскоряки на колесах от инвалидного кресла… а они только этого и ждали. А потом она пропала…

— Пропала? Как это случилось?

Белл взглянула на меня с холодной подозрительностью.

— Тебе лучше знать. Ведь это ты ее взял.

— Я?! Белла, ты в своем уме? Я ничего не мог взять! Я был намертво заморожен, лежал в анабиозе. Как это случилось? И когда?

Все это совпадало с моими собственными домыслами насчет того, что кто-то увел «Умницу Фрэнка» у Майлза и Беллы, коль скоро они не разбогатели на нем. Но из миллиардов людей, живущих на земном шаре, у меня было самое железное алиби. Я не видел «Умницу Фрэнка» с той самой горестной ночи, когда они нокаутировали меня.