Читать интересную книгу Рассказы о Бааль-Шем-Тове - Шмуэль-Йосеф Агнон

(Нифлаот ѓа-Йеѓуди, Бейт цадиким, 92)

Однажды сказал святой Бешт шурину своему святому учителю рабби Гершону из Кут, что видит на нем грех прелюбодеяния, и [тот] перепугался до дрожи. Велел ему святой Бешт немедля признаться, в чем тут дело. И тотчас сказал ему рабби Гершон, что дал он зарок воздержания от близости с женой, а рабейну Хананэль[146] постановляет, что для давшего такой зарок запрещены и украшения жены. Рабби Гершон же по великой бедности своей взял украшения жены и заложил их, чтобы было на что купить еды, и [так] извлек пользу из украшений ее, а ведь они были под запретом для него, посему легло на его чело клеймо греха нарушения запрета прелюбодеяния. И был великий шум на Небесах, ибо рабби Ицхак Альфаси[147] и рабейну Ашер[148] пустились в спор с Рамбамом[149] и взяли над тем верх, доказав, что галаха – не в соответствии с его мнением. И тотчас сказал святой Бешт, что сошло [с чела рабби Гершона] клеймо сего греха.

(Дварим аревиж, раздел 1, лист 5, рассказ 9)

Рабби Гершон из Кут и Ор ѓа-Хаим. Беззаветное служение

Однажды Бешт, благословенной памяти, пребывал в великой тревоге, и позвал своего шурина, святого учителя нашего рабби Гершона из Кут, благословенной памяти, и сказал ему: «Знай, шурин мой, что великая беда у всего Израиля, ибо решено забрать у них Устную Тору[150], и нет никакого средства против этого, разве что возьмешь ты на себя беззаветное служение, и отправишься в Хеврон, и пойдешь в пещеру Махпела[151], и сообщишь сие праотцам, и скажешь им так: “Отцы мира, Община Израиля[152] доносит до вас, что все они ныне в великой беде, хотят забрать у них Устную Тору, и кто знает, что будет после, а посему просите милости для них”».

И вот, взялся рабби Гершон, благословенной памяти, отправиться в путь ради всего народа. И вот, в час отъезда его сказал ему Бешт, благословенной памяти, что увидится тот лицом к лицу со святым учителем, сочинителем книги Ор ѓа-Хаим, которого он всякий раз видит в чертоге Машиаха[153], однако чтобы он никак не открывал тому цель своей поездки. И когда рабби Гершон, благословенной памяти, прибыл в то место, где жил святой учитель, пошел к нему, и было это в четверг; когда же увидел учитель, благословенной памяти, рабби Гершона, с великой любовью приветствовал его и велел ребецн* приготовить достойное угощение, ибо сей гость – великий светоч, когда же подошло время трапезы, просил его откушать с ним. Во время еды спросил его, откуда он приехал и куда держит путь, и все на святом языке[154], ибо все его речи были на святом языке. Затем спросил его, есть ли у них раввин, и тот ответил: «Есть». А как его имя? Ответил ему: «Рабби Исраэль». Поразмыслил он с несколько минут и сказал: «Это не раввин». И спросил его еще: «Может, есть у него другое имя?» И ответил ему: «Рабби Исраэль Бааль-Шем». Подумал еще и сказал: «Это не раввин». Наполнилось сердце рабби Гершона великой тревогой, учитель же О р ѓа-Хаим стал утешать его, но [тот] не принимал [утешений]. Когда же наступила ночь на пятницу, после полуночи стал рабби Гершон, благословенной памяти, плакать, и взмолился, и просил учителя поискать того хорошенько. И встал учитель у окна, и смотрел в небо свыше получаса, и сказал: «Одно могу сказать: это не раввин».

Вышел рабби Гершон от него в расстройстве и рыдал великим рыданием, ибо закрались в сознание его некоторые мысли: первое, что поначалу рабби Гершон был противником Бешта, и невеликое время прошло с тех пор, как он стал полагаться на каждое его слово, второе же, что вот, он направляется ныне пожертвовать собой, а с чего бы ему приносить себя в жертву ни за что. В пятницу, когда учитель пошел в микву, снова просил его рабби Гершон поискать Бешта. Но сказал ему то же, что говорил и раньше. По выходе из миквы надел учитель субботние одежды, рабби Гершон же горько плакал. Еще раз спросил его учитель: «Может быть, есть у него другое, еще какое-нибудь имя?» И ответил, что в устах всех прозывается он рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов. Когда услышал учитель сие святое имя, вострепетал и содрогнулся при звуках его и сказал ему тотчас: «Се человек святой и грозный весьма, его я вижу всякий раз в чертоге Машиаха, и имя его драгоценно весьма во всех чертогах, и звучит оно рабби Исраэль Бааль-Шем-Тов, потому-то и не мог я знать сего доселе, ибо господин сказывал мне, что имя его раввина – рабби Исраэль Бааль-Шем, и так было, пока не услышал я от почтеннейшего, что имя-то его не иначе как Бааль-Шем-Тов, с ним же я всегда пребываю в веселии в чертоге Машиаха». И возрадовался весьма рабби Гершон, и душа его преисполнилась веселием.

Сели они в великой радости за стол встречать невесту-субботу, и произнес рабби Гершон благословение по обыкновению своему с большим воодушевлением и в великом веселии, и стали есть. Начал учитель Ор ѓа-Хаим говорить перед рабби Гершоном о смыслах потаенных и раскрыл ему многие тайны, что [содержатся] в реченном в книге Зогар о стихе «Помни день субботний…», и во время трапезы сказал рабби Гершон Ор ѓа-Хаиму, что всей душой стремится он пойти в пещеру Махпела. И сказал ему учитель Ор ѓа-Хаим: «Береги себя и остерегайся, ибо велика опасность даже [просто] пройти там, зане измаильтяне, завидев [только], что человек из Израиля приближается к пещере Махпела, тотчас отсекают ему голову ятаганом»[155]. Однако рабби Гершон помнил слова учителя своего Бешта, что жизнь свою положит он за общину Израиля, а посему по исходе субботы пошел на площадку перед пещерой Махпела и взял с собой несколько золотых динаров. Как только подошел он к страже измаильтян, бросился ему наперерез измаильтянин, дабы лишить его жизни, и дал ему рабби Гершон один золотой дукат[156] и убежал прочь. И так он сделал и на другой день, и на третий, вплоть до четвертого, и каждый Божий день, когда спрашивал его Ор ѓа-Хаим, куда он ходил, уводил разговор в сторону и не говорил тому. А на четвертый день с великим рыданием взмолился и стал увещевать измаильтянина, стоявшего на страже, и дал ему мзду – золотой дукат, – и сжалился над ним страж, и позволил ему войти внутрь, и указал ему дорогу через двор, чтобы пройти туда, и сказал: «Берегись и тотчас приходи назад, а там не задерживайся, ибо через час сменится стража, я уйду по своим делам, а на моем месте будет начальник стражи и кади со своими воинами».

И было, когда вошел рабби Гершон внутрь пещеры Махпела, стал он бродить туда и обратно в поисках могил праотцев. Найдя же, сказал то, что велел ему Бешт. Тотчас великий страх обуял его, и опустилась на него тьма, и не чуял боле в себе души, и вот, пронесся вихрь и, подхватив его за прядь волос, поставил его во дворе. А за то время сменилась стража, и первый измаильтянин ушел, исчез себе[157]. И пришел начальник стражи со своими людьми, и увидели: один из евреев прохаживается по двору, и преисполнился кади гнева. И взяли рабби Гершона, и заточили его в темницу, в то место, куда заключают узников, ожидающих казни, чтобы вынести ему приговор, какой смертью казнить его. И было на пятый день, великая грусть была у учителя Ор ѓа-Хаима по рабби Гершону, ибо тот уже два дня не появлялся у него. И стали искать по всему городу, и не было [его нигде]. Однако как дошел до Ор ѓа-Хаима людской шепоток, что-де один еврей заключен в темницу за то, что был внутри пещеры Махпела, то смекнул учитель Ор ѓа-Хаим, что это он – рабби Гершон. И рыдал он горько и не хотел утешиться, и всю ночь голова его была меж колен, и взывал он: «О брат мой!» А в пятницу вышел от властей указ сжечь рабби Гершона на костре. И учитель Ор ѓа-Хаим пошел по городу, и великим криком взывал к знатным и благородным горожанам, дескать, кто-нибудь да сможет спасти его, но ничего не помогло. Увидев же, что всякая надежда потеряна, послал рабби Гершону письмо, переписав в нем весь раздел о телице с переломленною шеей[158], как бы желая сказать: «Руки наши не пролили крови…»

Послал ему рабби Гершон ответ, чтобы нисколько не беспокоился о нем, ибо в тот день учитель его Бешт был у него в темнице. И рабби Гершон настоятельно просил его, учителя Ор ѓа-Хаима, ждать его ко времени [субботнего] кидуша. Когда наступила суббота, учитель Ор ѓа-Хаим молился с великими рыданиями, ибо знал: в этот день сожжен высший святой. И было, когда он закончил молитву и взял в руку бокал для кидуша, отворил рабби Гершон дверь, и вошел, и весело пожелал доброй субботы, и от великой радости и веселья лишились все слов, а у учителя Ор ѓа-Хаима, когда он увидел рабби Гершона, едва не выскочило сердце из груди. А чуть придя в себя, стал спрашивать рабби Гершона: «Скажи мне, возлюбленный души моей[159], каким образом ты вышел на свободу». И рассказал ему, что подошло большое войско воевать с пашой, и первым делом подступили к темнице, и ломами сокрушили башни и засовы, и вышли все узники на свободу, и, мол, пошел я себе, и никто не удерживал меня, и никто рта не посмел открыть, сказать что-либо против.