Те, увидев мой наряд, решили, что я довольно важная дама, и уважительно выслушали мои жалобы.
– Нарушаем общественное спокойствие, да? – обратился один из полицейских к изможденной попрошайке, а второй ударил ее по плечу дубинкой так, что женщина упала в сточную канаву. Она проклинала меня и кричала, что однажды люди, подобные ей, будут господствовать над такими, как я. Полицейский поднял ее, словно тряпичную куклу, и поволок в тюрьму.
Я продолжила поход по магазинам, забыв об этом досадном происшествии, но вечером мои мысли вновь вернулись к нему. У этой бездомной женщины и так проблем хватает, так почему я не дала ей еще несколько ливров, святой отец, сто или даже тысячу? Я трачу значительно больше на совершенно ненужные вещи. Меня мучила совесть, и мучения эти требовали сильного болеутоляющего. Я пила шампанское с бренди, но это только заставляло мои мысли нестись еще быстрее, и призрак женщины с улицы стоял перед моим мысленным взором как живой. Душевное опустошение быстро нашло более простую форму, превратившись в безумный физический голод. Я отправила Лорана в Ле Нюи Нувей, самый дорогой парижский ресторан, наказав принести мне устриц, бифштекс и несколько порций жареной картошки. Сколько бы я ни ела, аппетит не утихал.
Я бросила Лорана на постель, впилась зубами в его плечо, разрывая кожу, и пила его кровь.
Но все было напрасно, святой отец. Ничто не могло изгнать из моей памяти образ бедной нищенки. Остаток ночи я провела в ванной, мучаясь желудком.
Моя мать была для меня почти чужой. Мне было любопытно вновь увидеться с Анной Бекю, пообщаться с ней как одна взрослая женщина с другой. Последний раз мы виделись с ней каждый день, когда мне было семь лет. За это время ее врожденные кулинарные способности расцвели пышным цветом. Она гордилась потрясающими блюдами, которыми потчевала гостей графа Жана. Я восхищалась ее хладнокровием, с которым она сновала по кухне. Она делала несколько дел одновременно, но умудрялась все делать идеально. Однажды я попыталась помочь ей, но обнаружила, что не способна управляться с острыми ножами, горячей печью, кровью и потрохами. Все это было слишком натуральным, а я как-никак была довольно искусной молодой дамой.
Повесе Жану же была чужда подобная манерность. Он любил готовить и часто с королевской непринужденностью составлял Анне компанию в создании очередного кулинарного шедевра. Нередко приглашал ее посидеть с ним. Анна, всю жизнь мечтавшая попасть в высшее общество, наконец-то смогла вкусить этой жизни на Рю Сен-Юсташ и была совершенно счастлива. Она вела оживленные беседы с герцогами, графами, их женами и подружками. Эта женщина только что разменяла четвертый десяток, но до сих пор прекрасно выглядела и осталась порочной кокеткой, охочей до интриг.
В начале 1768 года у Жана начались финансовые проблемы, так как он проиграл несколько пари и ссужал деньгами ненадежных должников, в том числе и меня. У него оставалось несколько военных подрядов, он, разумеется, открыто и бесстыдно обдирал правительство, но сводить концы с концами становилось все труднее.
Николя Рансон приехал к нам, чтобы сообщить Анне о том, что он покончил с бутылкой и азартными играми и теперь пытается расплатиться с долгами. Мать убедила Николя поговорить с Жаном, и скоро отлученный от брачного ложа супруг моей матушки активно эксплуатировал свое служебное положение в штабе начальника хозяйственного снабжения во благо графу Жану, легализуя для него выплаты по счетам на товары еще до их получения.
В мае о недостачах в поставках прослышал премьер-министр герцог де Шуасель. Человек скрупулезный и ярый борец со злоупотреблениями военными средствами, он потребовал провести расследование. Рансон был с позором уволен и приговорен к тюремному заключению за растрату правительственных средств. Премьер-министр грозился отдать под суд и графа Жана, если тот не обеспечит поставки всех недостающих товаров, причем по их истинной стоимости. Мы с Жаном, разумеется, были в долгах по уши. Выполнить условия контракта Жан мог, лишь заложив свое родовое имение в Гаскони.
Премьер-министр имел репутацию галантного дамского угодника, и Жан решил свести меня с Шуаселем.
В июне 1768 года я впервые оказалась в Версале. За ночь до моей встречи с герцогом мы с Жаном побывали на торжестве в малом дворце принца де Ламбаля. После приема мы стояли у входа во дворец, где целая толпа гостей ждала, когда слуги подадут кареты, как вдруг передо мной возник тот самый худощавый прорицатель с лисьим лицом, которого я встретила однажды на берегу Сены и совсем забыла о нем.
– Ты будешь королевой Франции! – сказал он. Я настолько испугалась, увидев его, что не сразу собралась с мыслями. Смысл его слов не доходил до меня. Я толкнула графа Жана, который был занят разговором с какой-то девушкой, но когда я повернулась к незнакомцу, его след простыл. Совсем сбитая с толку, я отвела графа Жана в сторонку и, едва переводя дыхание, все ему рассказала.
– Незадолго до нашего знакомства этот человек подошел ко мне и сказал, что моя жизнь скоро изменится. Так оно и случилось. А теперь он заявил, что я буду королевой Франции.
– Королевой Франции? – переспросил Жан. – Хотел бы я поговорить с этим типом!
Мы сели в карету и объехали все окрестные улочки, но его нигде не было.
Как и после первой встречи с таинственным незнакомцем, во мне боролись страх, удивление, дурные предчувствия и смятение. Быть может, это ангел, но точно так же он может оказаться и дьяволом. Я боялась, что это маньяк, который тайно следит за каждым моим шагом. Но была и еще более ужасная возможность. Вдруг это я сошла с ума? Дети, которые росли в лишениях, часто переносят свои привычки и во взрослую жизнь. Вдруг этот человек был другом моего детства, плодом одинокого воображения?
Я решила, что мудрее всего будет отправиться на свидание с Шуаселем без макияжа и украшений, в простеньком шелковом платье, которое выглядело довольно провинциально, но выгодно подчеркивало мои прелести. В конце концов, не можем же мы роскошествовать, когда наши солдаты не получают еду и лекарства.
Несмотря на свою репутацию, премьер-министр как мужчина вызвал у меня отвращение, но я начала осторожно флиртовать с ним. Умоляя дать Жану еще немного времени, я выгибалась, демонстрируя ему свое богатство. Заклиная пощадить моего отчима, я приоткрыла колени. Но Шуасель либо счел меня малопривлекательной, либо сделал такой вид. Он ясно дал мне понять, что не терпит Жана дю Барри и сделает все, что в его силах, чтобы его и моего отчима бросили за решетку, если убытки не будут возмещены за месяц.
– Что касается вас, мадемуазель, – сказал он, – вот дверь.