Верлис дернулся, словно хотел побыстрее отделаться от остальных, более тяжелых пациентов…Прут сдвинулся вверх по его ноге и… колено хрустнуло, засочилось суставной жидкостью вперемешку с кровью.
Тихо выругался Рик. Пациент вскрикнул, и рыжий дракон, весь в веснушках и родинках обернулся. Штырь в его бедре сдвинулся на считанные миллиметры, но оттуда фонтаном хлынула кровь.
– Латифа! Давай! – крикнул Рик. Медсестра одновременно выдернула железяки из ног верлиса и дракона. Кровь и суставная жидкость окропили пол. Я тут же поставила зажим на артерию ящера. Нашла на чистой интуиции. Рик говорил – у валькирий особое чутье. Наверное, это оно и было. В кровавом месиве не то что артерию, даже края раны не всякий определил бы.
Случись все в обычной больнице, дракон мог не выжить. Его глаза расширились от ужаса, лицо побелело, синюшные губы плотно сжались. Кровь продолжала лить, пока я суматошно накачивала рану энергией заживления, рубцуя сосуд вопреки нашим правилам. Обычно вначале убеждались, что в рану не попала грязь, бактерии, инородные предметы. Но сейчас на это не оставалось времени.
Медсестры принялись вливать в оборотней питательный раствор – пакет за пакетом. Дракону Латифа добавила донорской крови. Организм оборотней-рептилий принимал почти любую группу, кроме крови верберов.
Секунды капали, отсчитывая чужое время.
Я старалась действовать планомерно, спокойно, без суматохи. Как Рик.
Он кропотливо собирал по частям колено верлиса и заживлял его. Оборотень жалобно скулил, почти как настоящая лисица, а мой дракон лишь хрустел зубами.
Казалось, кровотечение никогда не закончится. На светло-голубом кафельном полу операционной засыхали бордовые пятна. Бурые брызги гранатовыми зернами рассыпались по моему синему халату. К ним добавлялись новые, образуя причудливые кляксы, похожие то на ромашки, то на фигурки ушастых зверей.
А я продолжала вливать в разодранную артерию энергию жизни. Дракон замер, не шевелился. Только глаза его предельно округлились, и пациент посекундно смаргивал.
Шур-шур-шур… Латифа поменяла пакет с кровью в капельнице. Шур-шур-шур… Горделия поставила в другую капельницу дракона новую упаковку с питательным раствором.
Не отвлекаться. Действовать. Четко, без паники – так, как учили.
Струя резко превратилась в тоненький ручеек и… кровь свернулась. Уффф…
Я невольно выдохнула и отступила на пару шагов.
Латифа марлей промакнула испарину у меня на лбу, и ободряюще подмигнула.
Пару минут я передыхала – тело потряхивало, в груди бешено колотилось. Как я не замечала этого раньше? И хорошо, что не замечала! Могла сбиться, не помочь пациенту.
Рик поднял на меня глаза, продемонстрировал вдох-выдох. Я машинально повторила – еще и еще и… успокоилась.
С каждым разом это получалось все лучше и лучше.
Пульс выровнился, дыхание тоже, тело налилось силой.
Латифа подала новые перчатки – со старых капала кровь.
Рик переместился к дракону. Требовалось срочно проверить – нет ли в ране ящера грязи или какой-нибудь заразы. Только после этого можно будет зашивать. Я наблюдала за василиском – таким спокойным, таким почти отрешенным и невольно любовалась им. Все-таки Рик – врач от бога.
К верберу боялась даже прикасаться. Судя по тому, как осторожно обходил его Рик, штырь вонзился не слишком удачно, и любое, даже минимальное смещение железяки, грозило необратимыми повреждениями мозга.
– Все хорошо, кроме этого, – Рик вытащил из раны дракона несколько крохотных кусков металла. Латифа тут же приложила моската – кальмара, который питался бактериями. Прозрачный моллюск считался незаменимым помощником в операционной. Но, к сожалению, питался он только из свежих ран, категорически отказываясь «работать» с воспаленными. Бактерий там было хоть отбавляй, но москаты не переваривали продукты их жизнедеятельности и гной.
Моллюск стал наливаться бордовым и увеличился в размерах, меняя форму. Как и все живые перекрестные аппараты он был оборотнем. Постепенно тело кальмара покрылось блестящей желтой чешуей, исчезли щупальца, выросли шесть лапок. И спустя несколько минут рану вылизывала длиннотелая ящерица с голубыми глазами, похожими на два аквамарина.
Я сняла моската с дракона и опустила в один из шести аквариумов на черном пластиковом стеллаже, у окна. Ящерица мгновенно растеклась в моллюска и зависла рядом с двумя десятками хэлл.
Рик едва заметно кивнул Латифе, и та подала мне инструменты. Я начала старательно зашивать рану дракона – сосуд за сосудом, мышцу за мышцей, нерв за нервом. Мелкие повреждения латала энергией жизни, крупным тоже давала немного.
Завершив свою миссию, уступила место Латифе и подоспевшей Нессе – еще одной медсестре-маргонке. Жилистой, сухощавой, с волосами цвета спелой ржи. На фоне темно-бронзовой кожи они почти сияли.
Пока девушки готовили бинты, мази, дезинфектанты, мы с Риком синхронно вдавили кнопки по краям стола-кушетки, и он разделился.
Медсестры увезли прооперированных подальше и быстро наложили повязки.
Теперь на нашей совести остались только вербер с маргоном.
Верпантера поставила им капельницы с питательным раствором, а Несса взялась обеззараживать развороченную брюшину.
Внутри и снаружи просветила фоскатом – так назывался свет еще одного перекрестного чуда – алема. Огромный темно-синий жук ночью испускал особые лучи. Они дезинфицировали, подсушивали раны и привлекали самок. Посияв несколько секунд, жук замер, будто превратился в камень – затаился, в ожидании дамы сердца. А Рик приступил к операции, все еще оттягивая момент освобождения вербера от прута.
Пока василиск обрабатывал брюшину маргона и помещал внутренности на место, я лишь ассистировала. Подавала инструменты, зажимала сосуды, шила. В такие минуты я мысленно благодарила Рика за его извечные шуточки про живые конструкторы. Было намного проще воспринимать пациента именно так. Как механизм, который мы собирали по частям.