Зачем он это сделал?
Единственный вывод, который упорно напрашивался – василиск готовил меня к опасным приключениям. Случившееся с Маллесом, Вагр, присланный нам в помощь… все это говорило само за себя. Многие обеспокоены тем, что творится, ожидают худшего.
И что самое удивительное, вместо страха, да хотя бы опасений внутри зарождалось незнакомое воодушевление. Будто я готовилась драться. Отстаивать наше перекрестье, отражать атаки нижних тварей.
– Внимание! Всем приготовиться! Операционные подготовить! Освободить место в приемном! К нам везут пассажиров из перевернувшегося автобуса!
Такие объявления по громкой связи редкость даже для нашей больницы. Тяжело стало на сердце, вязкий воздух загустел в груди. Представляю, сколько там жертв!
Внезапно в голове пронеслась вспышка воспоминаний. Резко, как ракета…
Тонкая, серая материя на… бездыханном теле. Я шагаю к нему на неверных ногах, слезы обжигают глаза, щекочут щеки. Я машинально слизываю языком соленые капли и шагаю дальше. Боль разливается в груди с каждым ударом сердца, с каждым вздохом.
Черное пятно… брешь в воспоминаниях и новая вспышка…
Я возле большой щербатой стены – черной, высокой, увитой густым, диким плющом. Тополиный пух валит с неба, как снег, забивается в ноздри, в рот, в глаза.
Противный, белый, неугомонный…
Имена, имена, имена… Стена памяти… Памяти? Да… Стена памяти по усопшим. Длинные тени косматых кленов ложатся на землю, заслоняя яркое солнце.
Я задираю голову выше, еще выше. Туда, где под ясным, голубым небом выбиты на стене буквы.
Они складываются в слова – медленно и нехотя, словно хранят страшную тайну. Эти буквы я выучила недавно. Они – часть нашей тайны, тайны валькирий моей Земли. Малочисленной расы особых существ, не так давно нашедших друг друга для общения. Чтобы вырваться из глубокого колодца одиночества. Когда кричишь, срывая голос, но отвечает лишь эхо, когда обнимаешь изо всех сил, но в руках оказывается подушка, когда плачешь, но в утешение лишь несколько капель валерьянки да пустырника.
«Те, кого пережили почти бессмертные». Вот что означает эта надпись.
Я смотрю и чувствую, что дышать все труднее. Воздух густеет в груди, вязкий и какой-то тяжелый.
Наваливается глухое безразличие. Хочется сесть прямо тут и остаться… навсегда…
Би-би-и-и… Би-би-и-и…
Гудит за спиной такси.
Странный мужчина, с косматой гривой черных волос и острыми клыками смотрит внимательно, словно хочет удостовериться, что я – это я. Что за бред? Мы не знакомы. Я впервые его вижу…
– Самира? Ты в порядке? Самира? – голос Рика вздрагивает, срывается – никогда еще не слышала, чтобы в нем звучало столько тревоги.
Я словно пришла в себя, очнулась ото сна. Страшного, неприятного. Такие надолго оставляют после себя ощущение полной безысходности, тоски.
Василиск едва ощутимо встряхнул за плечи – напряженный, взволнованный.
Я заметила, что он успел переоделся – в черные джинсы и новую, синюю рубашку, под цвет глаз.
– Самира? – повторил Рик. – Ты в порядке?
Я машинально кивнула. Рик слабо улыбнулся.
– Не переживай из-за драки. Самцовые разборки, – криво усмехнулся василиск. – У проклятых ящеров гон… Вот и бросаются на… женщин, которые им не принадлежат.
Сама не знаю почему, но фраза не вызвала у меня отторжения, злости. Хотя, складывалось ощущение, что еще немного, и Рик объяснит – кому принадлежу я. И этим кем-то окажется он сам. Но от этой мысли возмущение не закипело как масло на сковороде, – наоборот, в животе приятно защекотало, потеплело.
– А ты? Сам зачем дрался? – спросила зачем-то василиска. Рик поморщился, отвел взгляд, и вдруг посмотрел совсем иначе – словно я ударила его по самому больному.
– Обменялся с тобой энергией. Хотел поддержать, почистить твою ауру. Мало ли… Похоже, нас ждут опасные приключения, – в стену ответил Рик. – А после этого… все чувства василиска обостряются. Любовь, ненависть, ревность…
Он осекся и замолчал, не глядя в глаза.
Вопрос так и вертелся на языке, так и просился наружу. Но пока я собиралась с духом, с мыслями, пыталась побороть смущение, по больнице разнеслось новое сообщение:
– Пациенты уже на подходе. Всем готовность номер один.
Рик оглянулся так, словно впервые увидел и коридор с голубой пластиковой плиткой на стенах, и больницу целиком. И только я ему близка и знакома.
Хотел что-то сказать, но крутанулся на пятках и поторопил:
– Пошли. Кроить, латать, резать. Швейная мастерская имени перекрестья открыта. Будем собирать живые конструкторы. Хватило бы деталей. Все лишнее закопаем на перекрестье.
Суеты почти не было. В ожидании наплыва пациентов больница заработала как единый слаженный механизм.
Уборщицы трижды прошлись по приемному и операционным с дезинфектантами. Потом мы все закрылись в ординаторских стационара, и Рик запустил какое-то «синее облучение». Оно обеззараживало гораздо лучше кварцевания.
Едва василиск выключил «лучевую установку», охранники принесли из хозяйственной кладовой, на втором этаже, длинные ряды кожаных кресел. Черных, чтобы не так бросались в глаза кровавые разводы. Диваны вплотную приставили к стенам. Теперь просторный холл напоминал театральный зрительный зал.
После перестановок облучение включили снова, еще на несколько минут.
И не успели мы убедиться, что все операционные готовы, инструменты на месте, бинты, повязки, обеззараживающие растворы с присыпками и живые аппараты тоже, как началось…
Приемное отделение переполнилось моментально.
Оборотни, маргоны, василиски, драконы – кого тут только не было.
А машины местной скорой продолжали прибывать и прибывать. Они подъезжали со всех сторон – к дверям приемного, к заднему ходу, к запасному. Желто-белые полосатые авто выстроились в длинные гусеницы очередей. Медбратья носились туда-сюда, выгружая тяжелых. Те, кто пострадал меньше, выходили сами, или с помощью медсестер.