А было время, когда в городе оставались еще от стародавней поры виноградники, большие сады, даже пашни. Все это исчезло. Остатками от той поры являются два-три монастыря и рыцарский замок. Они окружены толстыми стенами с бойницами. Невольно представляешь себе, что они ждут какого-либо возмущения, внезапного нападения и всегда готовы потушить и отразить их. Лунный свет и фантастические тени сообщают им что-то живое, одушевленное. Кроме их стен, поперек города тянется постепенно обваливающаяся старая городская стена с не закрывающимися воротами: она указывает на прежнюю окружность города. Теперь город расширился, опоясался новыми, крепкими стенами, и эта старая поперечная стена стоит уныло, как памятник над могилой минувшего. Она кое-где дала трещины, в изобилии покрыта плесенью, и плющ, отыскивая для себя благоприятную почву, все шире и шире расползается по ее разрушающейся поверхности. Из тления здесь зарождается новая жизнь,
Совершая прогулку по средневековому городу, вы тщетно искали бы на домах то, что нам кажется столь необходимым, к чему мы так привыкли, - номера. Взамен номеров на каждом доме помещается над входом щит, а на нем намалевано какое-нибудь изображение. Вот красный медведь, здесь - волк, там - лебедь, полумесяц, золотая звезда, золотой меч и т. п. По этим-то изображениям и различали тогда дома. В наше время много значит также фамилия домовладельца; в ту пору фамилий еще не было, а дом и его владелец носили одно и то же прозвище. Отсюда образовались современные и настоящие фамилии. В нижних этажах домов помещаются лавки, сараи, погреба. Если бы мы могли заглянуть в один из последних, мы увидели бы, что он весь заставлен бочками с вином, которым, между прочим, торгует наш город. На самой середине погреба устроен в полу каменный бассейн, куда должно слиться вино в том случае, если бы лопнула какая-либо из бочек.
Мы движемся вперед по извилистой улице то в полной тени, то в лунном сиянии. Кое-где нам приходится отступать от домов, так как весьма опасной преградой для путника могут служить выходы у погребов: провалиться в подобный выход совсем не трудно. Где-то лают собаки, Никто не встречается нам, Не видать даже недавно заведенного патруля ночных сторожей. Надо полагать, они мирно спят где-нибудь на перекрестке, а их дубины, алебарды, трещотки и погашенные фонари расположены около них на земле. Недаром же эти патрули не пользуются почти никаким уважением и подвергаются всяким насмешкам. Можете представить себе, какие безобразия творятся на улицах в темные ночи? Город наш еще совсем не освещается. Только в редких случаях вывешиваются у домов фонари или просто вставляются смоляные факелы в особенные, сделанные для этой цели железные ручки. Во время пребывания в городе императора они зажигались у каждого дома. В обыкновенное же время обыватели выходят ночью на улицу с фонарями в руках. Двигаясь все вперед, мы наталкиваемся временами на колодцы с поперечным вращающимся бревном, перекинутой через него цепью и двумя ведрами, прикрепленными к концам этой цепи: при вращении бревна одно из ведер поднимается вверх, а другое спускается в глубину колодца.
Но что это? Поперек улицы перекинута тяжелая цепь. Она заперта с двух сторон на замки. Такие цепи перегораживают и другие улицы, а делается это для того, чтобы воспрепятствовать конным толпам на случай какого-либо возмущения. Нам эти цепи помешать не могут. Двигаясь по неровным и большей частью немощеным улицам, не отличающимся притом правильностью наших улиц, мы подходим к площади.
Так вот это здание, которое издали обращало на себя наше внимание! Гордо поднимается к ночным небесам стройная башня городской ратуши. На верхушке ее - сторож, но он не видит нас. С этой башни в критические минуты городской жизни раздаются звуки набатного колокола: они оповещают о пожаре, созывают вооруженных граждан и мирным тоном напоминают о времени тушения огней в домах обывателей. Тут же недалеко от ратуши (места заседания городского совета или рата) поднимается, облитая лунным сиянием, довольно грубо высеченная из камня фигура мужчины; в ее руке - обнаженный меч. Это Роландова колонна (Rolandssaule). Полагают, что такие статуи были символами уголовного судопроизводства, обозначали право судей города подвергать преступников смертной казни. Взгляните мимоходом на эту клетку и на этот столб. В первую сажают пьяниц, у второго производят сечение розгами. До нашего времени сохранилась, между прочим, миниатюра, изображающая последнее наказание. У столба, стоящего на площадке со ступеньками и увенчанного наверху распятием, два представителя исполнительной власти, крепко держа виновного одной рукой, бьют его розгами по спине. На ступенях стоит человек, наигрывающий на трубе, очевидно, с целью заглушить крики жертвы. А вокруг собралась толпа, которая с величайшим интересом следит за наказанием провинившегося; толпа во все века и у всех народов оставалась верна своему характеру. Любопытно, что в числе зрителей находится родитель или педагог с двумя мальчиками; подобное зрелище считалось тогда назидательным. Что бичевание имело тяжелые последствия, в этом едва ли можно сомневаться. Достаточно указать на тот факт, что лица, подвергавшиеся бичеванию в Нюрнберге и приговоренные к высылке из города, имели право оставаться здесь в продолжение трех дней для залечивания рубцов. Другим видом торговой казни, то есть наказания на торгу или площади, было сажание виновных в клетки на всеобщее посмешище..Лица, подвергавшиеся этому виду наказания, сажались целыми рядами. Движения их были стеснены: руки связаны, а ноги ущемлялись деревянной колодкой. Зной или непогода еще более увеличивала их страдания.
Площадь обстроена со всех сторон. Против ратуши возвышается собор во имя Пресвятой Девы Марии. Величественно, как бы в молитвенном порыве, вздымает он к полночному небу свою остроконечную башню. Этот собор - истинное украшение города и гордость населения его. Немало было принесено им жертв, чтобы построить здание, достойное своего высокого назначения. Душа стремится к небу за этими остроконечными арками, за этими каменными подпорами храма, как бы унизанными каменным кружевом, за этими громадными окнами, за этими насквозь просвечивающими стрельчатыми башенками, за этой высокой, убегающей в небо башней!
К собору примыкает далеко уже раскинувшееся кладбище. В средневековых городах оно помещалось в середине или вообще внутри города. Оно росло и расширялось, пока не встречало на своем пути жилых помещений. Когда постройки живых людей создавали непреодолимое препятствие дальнейшему росту кладбища, покойников стали хоронить в могилах, уже употреблявшихся для погребения, Бывали случаи, когда между двумя погребениями в одной и той же могиле едва истекало тринадцать лет. При новом прогребении из могилы навлекались кости ее прежнего жильца и благоговейно переносились в оссарии (Beinhaus, ossarium), состоявшие из подземелья и часовни, выстроенной над ним, Заглянем в кладбищенские ворота, за эту каменную ограду. Вот оно - городское кладбище, залитое лунными лучами. Таинственно шелестят деревья своей листвой, как будто передают друг другу тайны, погребенные здесь вместе с усопшими людьми. Пестреют цветы. Большей частью над местом упокоения лежит толстая каменная плита с простой, но выразительной надписью: «Requiescat in pace (да почивает в мире)!» Между могилами только одна обращает наше внимание своей высокой насыпью: здесь похоронена какая-то убитая девушка, над могилой которой, по общему убеждению, совершаются различные чудеса. Над двумя-тремя могилами виднеется изображение чаши: здесь погребены духовные лица. Местами под нимаются и распятия. Над могилой какого-то богатого чело века стоит распятие, а по сторонам его - изваяния, изобра жающие Пресвятую Деву Марию и любимого ученика Христова Иоанна. Впрочем, людей богатых и знатных хоронили или в особых капеллах (часовнях, небольших церковках), или внутри церкви. Для детей на этом же кладбище находится особое отделение; впрочем, родителям не вменялось в обязанность хоронить своих детей непременно в этой части кладбища: они могли хоронить их где угодно.
Между ратушей и собором блестит при луне искусственный бассейн. Б его спокойной воде отражаются старые липы, как живые памятники того времени, когда на месте города было раскинуто село, «когда лесные пташки распевали на ветвях, на которых садятся теперь лишь воробьи да в зимнюю пору вороны». Несколько тополей раскинули по площади свои длинные тени.
Тут же неподалеку, на светлой площади, обращает на себя наше внимание недавно выстроенный колодец с водоподъемной машиной. Повернем кран. Посмотрите, как горит озаренная лучами месяца чистая струя воды. Брызги ее рассыпаются, как алмазы. Над ней возвышается что-то вроде сквозной часовни с высокой остроконечной кровлей, со стрельчатыми арками и фигурами под ними.