Читать интересную книгу Седьмая жертва - Алан Джекобсон

– Какого черта ты приперлась сюда?

Карен про себя поразилась тому, как быстро и низко может пасть человек, оказавшись на последнем круге ада, который так занимательно описал Данте.

– Ты стучала? Я ничего не слышал.

– Я собиралась позвонить.

– Ты не ответила. Какого хрена ты сюда приперлась?

– Я хочу поговорить с тобой о Джонатане.

– О чем именно?

– Я могу войти?

Дикон толкнул проволочную сетку на двери, едва не задев Карен по лицу, повернулся и зашагал в темноту. В гостиной стояла мебель, приобретенная на дешевой распродаже. Это была та же самая коллекция кресел и диванов, которую в свое время хотела выбросить еще Карен – от нее отказалась даже «Армия Спасения» и еще парочка благотворительных фондов, – но, оставшись без работы, Дикон не пожелал тратиться на новую обстановку. «Меня эта мебель вполне устраивает», – заявил он тогда, как будто был единственным обитателем дома.

Карен сразу же заметила обложки журналов «Пентхаус» и «Джагс», разбросанных по кофейному столику, и вздрогнула при мысли о том, что Джонатан видит их регулярно. Пожалуй, ей придется упомянуть об этом в суде, если до него дойдет дело, чтобы нарисовать картину домашнего «уюта», который готов был предложить сыну Дикон.

Ее бывший супруг наклонился к телевизору и выключил его.

– Итак?

– Джонатану здесь не нравится, Дикон. Насколько я могу судить, у тебя его присутствие тоже не вызывает положительных эмоций.

– Не смей говорить от моего имени. Он – мой мальчик, а мужчине нужен сын. Точно так же, как ребенку нужен отец.

В обычных обстоятельствах Карен согласилась бы с такими доводами. Но поскольку Дикон был отцом…

– Так что если это все, ради чего ты пришла, давай на этом и закончим.

Однако Карен не любила, когда ей указывали, что она должна делать и как себя вести. Кроме того, хамская беспечность Дикона изрядно раздражала ее. Сердце учащенно забилось, и она почувствовала, как в душе у нее поднимается гнев. Нет, не просто гнев. Ненависть. Куда подевался мужчина, которого она любила много лет тому назад?

– Я пришла предложить тебе кое-что, – сказала она. – За Джонатана. Предоставь мне полную опеку над ним, и я откажусь от своих прав на дом.

Дикон подошел к ней вплотную и остановился, так что лицо его оказалось в трех дюймах от ее собственного. Стандартная тактика устрашения, применяемая во время допросов, как раз и состояла в том, чтобы вторгнуться в личное жизненное пространство подозреваемого. Ее искусство преподал Карен ветеран полицейского управления Нью-Йорка. Однако для Дикона подобное поведение было естественным.

Но Карен не собиралась отступать. Она знала правила игры, потому осталась на месте, глядя в темные глаза бывшего мужа и задыхаясь от зловонного перегара, исходившего от него.

Он упер руки в бока и взглянул на нее сверху вниз.

– Смотрю, у тебя хватило наглости явиться сюда и предложить мне отступные за моего же сына.

– Ему здесь не нравится, Дикон. Если ты действительно желаешь ему добра, соглашайся с моим предложением. Я получаю полную опеку, а дом остается в твоем распоряжении. Без всяких условий.

Дикон стиснул зубы.

– Мне кажется, ты не расслышала, Карен. Мой ответ «нет».

– Да зачем он тебе здесь нужен, если ты только и делаешь, что оскорбляешь и унижаешь его?

– Ага, это он, значит, так говорит? – Дикон тряхнул головой. – Чертовы детки! Никто из них не способен сказать правду. Это похоже на болезнь.

– Я верю ему, Дикон. У Джонатана нет причин лгать мне.

– Нет, мисс Идеальная Мамаша!

– Если ты не согласишься на мое предложение, я снова подам иск, и пусть уже судья решает, как нам быть.

Лицо Дикона скривилось в злобной ухмылке.

– Сука! Только попробуй, и ты пожалеешь об этом.

Карен презрительно фыркнула и откинула голову.

– Больше я не реагирую на твои угрозы, Дикон. Ты ничего не можешь мне сделать.

Не успела Карен произнести эти слова, как почувствовала, как что-то зацепило ее правую лодыжку, а потом правая рука Дикона грубо толкнула ее в грудь. Нападение было таким внезапным и быстрым, что она не успела среагировать, а мгновением позже ее голова с глухим стуком ударилась о деревянный пол. Мир взорвался ослепительной вспышкой боли.

…пятнадцатая

Вздрогнув, я испуганно вскакиваю на кровати и понимаю, что заснул в своей комнате. Проклятье! Он идет. Я слышу, как скрипят половицы под его шагами. Тяжелыми шагами.

…Перед тем как уснуть, я видел, как он привел себе шлюху. Я знаю ее, она уже бывала здесь раньше. Я вижу ее глаза, то, как она смотрит на него. Это подлые глаза и злой, неприятный взгляд.

Дверь распахивается, и на пороге стоит мой отец. Ворот его комбинезона расстегнут, лямки свисают по бокам.

– Там кто-то был.

Он ухмыляется.

– Она – настоящая сука, но я избавился от нее.

– Она мне не нравится.

– Ха, знаешь, ты тоже ей не понравился. Она сказала, что ты – плохой мальчик. Если помнишь, точно так же называла тебя и твоя мамочка.

Мать. Она понятия не имела, что это такое – быть матерью. Да и откуда ей знать об этом? Она была патентованной сукой, совсем как те, которых он приводит домой.

– Вот что я тебе скажу. Этим сукам палец в рот не клади, откусят и не поморщатся. Они считают тебя мусором. Вонючим, гнилым мусором. Шлюхи всегда говорят о тебе всякие гадости. Они называют тебя уродом, но при этом считают, что тебе крупно повезло, раз у тебя есть такой отец, как я, который заботится о тебе.

Везение – не то слово, которое я употребляю применительно к своей жизни.

Он подходит к моей кровати, и я с замиранием сердца жду, что вот сейчас ремень со свистом вопьется в мое тело. я отодвигаюсь от него и жду…

– Это твоя шлюха мать виновата в том, что ты такой урод. Это она сделала тебя таким.

Я медленно приподнимаю голову, все еще ожидая, что прикосновение ремня обожжет мою кожу. Но тут я замечаю, что ремня на нем сегодня нет.

– Пора стричься, твои патлы слишком отросли! Пойдем, подстрижем тебя!

Он хватает меня и стаскивает с постели…

Блестящий образчик эпистолярного творчества! Он вдруг понял что должен что-нибудь сделать с тем, что только что написал. Пожалуй, стоит опубликовать его где-нибудь. И сделать это можно под чужим именем, чтобы никто не догадался, что он имеет к этому материалу самое непосредственное отношение. Хотя, быть может, я хочу, чтобы люди узнали о том, что мне пришлось пережить. Правда жизни или художественный вымысел? Разумеется, все, что он написал, – чистая правда, но кто этому поверит? Люди будут смотреть на него как на прокаженного, потому что кто же захочет иметь дело с человеком, с которым обращались так жестоко и бесцеремонно?

Нет, люди, которых заинтересует то, что он написал, найдутся обязательно. Люди, которые прочтут его рассказ запоем, не отрываясь, и сочтут его гением. Они будут читать и перечитывать его, показывать другим людям, изучать и толковать каждое слово, пока не разложат по полочкам, не навесят нужные ярлыки и таблички и всякие прочие глупости, которыми пользуются для оценки художественного произведения.

И копы тоже будут анализировать его рассказ.

Да пусть они рассматривают его хоть под микроскопом, они все равно ничего не найдут. Разумеется, это означает, что ему придется тщательно замести следы. Ничего, не страшно. Итак, решено: надо опубликовать написанное и посмотреть на реакцию читателей. Если проба пера пройдет удачно, он подумает о том, чтобы расширить свою аудиторию.

Он закрыл крышку портативного компьютера и сладко зевнул во весь рот, но тут же скривился от острой боли. «Мое лицо когда-нибудь убьет меня», – подумал он. Последняя сучка все-таки подловила его и врезала по голове так, что он на мгновение потерял ориентировку и поплыл, как говорят боксеры. Она впустила его в дом, но затем, должно быть, он чем-то выдал себя, потому что не говоря ни слова, она встретила его прямым ударом в лицо. Но его стремление убить оказалось сильнее ее желания выжить, потому что, ударив его, она повернулась и бросилась бежать. Он схватил ее за руку, развернул к себе и врезал в ответ, сначала левой, а затем и правой рукой. Быстро и чисто. Краешком сознания он отметил, что у него даже заныли костяшки пальцев. Но зато она рухнула как подкошенная, а потом он достал свою трубу, и все было кончено.

В детстве его били слишком часто, он получил необходимую закалку, и теперь никогда не бежал от драки. Он знал все запрещенные приемы, потому что испытал их на себе.

Он приложил пакет со льдом к шишке на лбу. Левая сторона лица и челюсть тоже припухли, но, к счастью, синяк был почти незаметен, и его можно будет легко скрыть макияжем. Агент ФБР с синяком под глазом и пурпурной шишкой на лбу неизбежно привлечет к себе внимание, а этого он пока что всеми силами стремился избежать.