алкоголик, и почти каждую ночь напивается до беспамятства. Такое падение мужа в брачной иерархии вызывает у Никомейн недовольство. У пары начинаются раздоры. А в пьяном угаре горячий латино еще и дает волю рукам – оплеухи, тычки, иногда и с прихватыванием за горло. Выходит даже судебный запрет, но по прошествии времени они его сами нарушают. Де-юре муж должен держаться от жены в тридцати метрах, но де-факто происходит обратное: женщине становится одиноко, она чувствует себя местами виноватой, а то и, откровенно говоря, вызывает своего идальго просто для секса.
Это, очевидно, и было той роковой ошибкой, что произошла сегодня вечером.
Приходит Нуньес. Они занимаются сексом. Потом ужинают. За столом он начинает пить. У них завязывается ссора. Нуньес, опустошенный и злой, решает, что хватит терпеть от бабы это бесконечное дерьмо, и всаживает в нее кухонный нож. Тут до него доходит суть содеянного, он пьет еще и в конце концов отключается на диване. В себя приходит часа через два или три, видит безжизненное тело… и звонит в 911.
Нуньес не отрицает, что убил Никомейн, но утверждает, что ничего не помнит; при этом нож он держал в руке, а алый след вел прямо к нему на диван. Учитывая уровень алкоголя в крови, к прибытию полиции на место Нуньес все еще не протрезвился.
– Нуньеса уже готовят транспортировать в участок, – сообщил резковатого вида коп, подошедший с улицы.
– Вабс, ты можешь удержать их там минут на пять? – спросила его Киппи.
Состоялось четырехсекундное представление меня напарнику Гимм, офицеру Вабишевски (для своих «Вабс»). Мы с ним были примерно одного роста – плюс-минус метр восемьдесят, – только он, похоже, все свободное от службы время проводил в спортзале. Для него я «своим» не являлся, это было ясно по колючести его взгляда.
– Как же мне их задержать? Вынуть ствол?
– Неси что угодно: бейсбол, хоккей… это же Чикаго, – дала направление Киппи. – А еще лучше о сиськах и жопах, зная вас, говнюков.
– Три «серых гуся»[22], – выдал Вабишевски цену, как на блошином рынке.
– Еще чего. За «серых гусей» я сама на столе станцую, – парировала Киппи. – Три стопаря домашнего.
Вабишевски со вздохом кивнул, скрепляя сделку, развернулся на каблуках и двинул обратно к машине с Нуньесом, крича что-то восторженное насчет «Блэкхокс»[23].
– Между прочим, могу раскошелиться на «гуся», – неловко пробросил я.
– Что?
Судя по интонации, время для Киппи имело сейчас решающее значение.
– Да так, ничего.
– Ты готов к заходу?
Внутренне я бежал во весь дух, бросив Виру и норовя укрыться где-нибудь за мусоркой в Корейском квартале. А внешне – посмотрел в карие глаза Киппи (вот бы сейчас взять и провести кончиками пальцев по изгибу ее шеи), секунду помолчал и произнес:
– А то.
Глава 19
– Еще не хватало, чтобы эта шавка изгадила мне тут место преступления, – возмутился детектив Алан Триггс, едва выслушав представление. – Держись от нас подальше и, если не обнаружишь наркоты, то катись к чертовой матери, а там поговорим.
– Понято, – ответил я.
Киппи повела нас с Вирой по коридору, держась возле стены. Пройдя гостиную, мы остановились в нескольких шагах от кухни, оглядывая драматичную картину, что сейчас разворачивалась там. Детектив Триггс, невысокий лысач, явно нуждался в стрижке седин в носу. За спиной Триггса виднелись разбросанные по полу розовые тапочки; ноги, которые когда-то в них обувались, лежали рядом с посудомоечной машиной из нержавейки. Розовый халат снизу набряк алым, кафель был усеян брызгами крови размером с монету, а вокруг ныне покойной Никомейн Окампо-Нуньес горбились несколько медэкспертов из ЧУПа. Место происшествия усердно снимал фотограф-криминалист.
– Эй, что там выделывает твоя собака? – отвлек мое внимание вопрос Триггса.
Я посмотрел на Виру. Несмотря на то что от тела нас отделял десяток метров, она напряженно покачивалась, широко раскрыв пасть и поводя мордой из стороны в сторону, словно «дворник» на ветровом стекле.
А затем перестала.
Я посмотрел на детектива:
– Вникает в положение. Нащупывает ориентиры.
– Ориентиры? – Триггс усмехнулся. – А я думал, у нее хвост застрял в розетке.
– Сэр, может, осмотрим верх? – вмешалась Киппи. – Посмотрим, нет ли у Нуньеса в одной из спален тайника?
– О’кей. Подвал тоже посмотрите, только не вздумайте соваться в кухню и гостиную. А то испортите мне кровяной след.
* * *
– Ты же видела? – спросил я, когда мы с Киппи стояли одни в спальне на втором этаже.
– Да.
– Вира может улавливать запах, или изображение, или что там у нее еще на расстоянии десяти метров.
– Это началось, как только она увидела лежащую на полу Никомейн Окампо, – сказала Киппи. – Как ты думаешь, что с ней происходит?
– Вопрос на миллион «баков», – ответил я. – Имей в виду, для нее все это в новинку. Как поисковик останков Вира еще лишь новичок, а теперь перед ней поставили что-то другое… Задачу, цель, выбор… Она словно вбирает в себя все это, вдыхает или что-то еще; исчезает на мгновение внутри себя, в каком-то неведомом месте, а потом возвращается с каким-то… инсайтом.
– Озарением?
Я пожал плечами.
– Можешь подобрать слово покрасивей. Что будем делать теперь?
– Теперь? Проведем Виру возле патрульной машины. Пусть как следует разглядит, обнюхает или что там еще можно сделать с подозреваемым. Только держи ее за поводок крепче: этот мерзавец Нуньес зарезал свою жену. Вира при виде его может слететь с катушек и подтвердит нашу гипотезу.
* * *
Вабишевски стоял, прислонясь к водительской дверце, ухмылялся и трещал в окно без умолку, как будто они с водителем были однополчанами, не видевшимися аж со времен высадки в Нормандии. И лишь на приближении сзади к тому месту, где сидел в наручниках Нуньес, я заметил, как Вабс из-под век смотрел на свою напарницу колючим взглядом. Было заметно и то, как коп за рулем то и дело поглядывает на часы – вероятно, за десять минут десятый раз. Киппи стала обходить спереди машину, чтобы отыграть мне несколько секунд, и я тоже не стал терять время.
– Вира – он? – шепнул я, присев рядом с собакой у задней пассажирской дверцы. Большим пальцем указал на Нуньеса, который медленно перевел на нас тяжелый взгляд. Маслянистые затуманенные глаза налиты кровью; что и говорить, набрался убийца основательно. И даже не основательно, а крепко. – Это он, Вира?
Вира, вскочив, припала к задней пассажирской двери. Несколько секунд они с Нуньесом вплотную смотрели друг на друга через стекло. Ни один из них не произнес ни звука… Ни слова, ни рыка.
– Эй, а ну-ка! – повернувшись