Обувь я выбрала удобную, на низком каблуке, потому что прогулка по улице Россетти, которая отнюдь не случайно называется также «улицей-лестницей», требует хорошей спортивной формы – во всех смыслах этого словосочетания. Я изрядно натрудила ноги, пока взошла по ступенчатому тротуару на холм Шато!
В принципе на вершину можно было подняться и на лифте, и на туристическом паровозике, который отправляется с набережной и делает десятиминутную остановку наверху. Но у меня было время и желание задержаться на холме на несколько больший срок.
Долго любоваться открывающейся с горы великолепной панорамой Ниццы я не стала, хотя зрелище того стоило. Живописный «карниз» с журчащими водопадами и развалины замка, разрушенного по приказу короля Людовика Четырнадцатого, также задержали меня всего на несколько минут. Я прошагала к воротам «Русского кладбища», беспрепятственно вошла на эту суверенную территорию и довольно быстро отыскала домик смотрителя. Это было нетрудно. Приют живого человека на «Русском кладбище Кокто» разительно и невыгодно отличался от пристанищ усопших!
Убогое деревянное строение, окруженное какими-то скудными грядками и пыльными чахлыми деревцами, выглядело точь-в-точь как захудалый дачный домик на участке советского садово-огородного кооператива. И от него, и от дедушки, который с готовностью выступил мне навстречу, на меня отчетливо пахнуло наименее презентабельными ароматами родины. В букете запахов доминировал мощный дуэт перегара и дешевого табака, мажорно акцентированный свежим луком, перышко которого старик жевал с романтической мечтательностью и хрустальной слезой во взоре.
– Добрый день, уважаемый! – сказала я по-русски. – Вы не могли бы мне помочь?
– Здравствуйте, сударыня! Всегда рад услужить, особенно такой милой даме! – улыбнулся смотритель.
Зубов у него во рту было мало, а волос на голове, наоборот, многовато, но даже будучи беззубым, нестриженым, нечесаным и, подозреваю, немытым, мсье Этьен Коровкин производил приятное впечатление. Он оказался очень доброжелательным, общительным и информированным человеком и весьма охотно ответил на все мои вопросы.
Да, на «Русском кладбище Кокто» и сегодня торжественно и пышно хоронят представителей русской диаспоры, хотя такую честь еще необходимо чем-то заслужить. Нет, для того чтобы упокоиться на территории одноименного муниципального кладбища, никаких великих подвигов совершать не нужно. Если, конечно, не считать за героический подвиг сам уход из жизни, которая бывает так прекрасна! Да, сегодня утром на коммунальном погосте состоялись до неприличия скромные похороны, которые мсье Коровкин с чувством превосходства наблюдал со своей стороны. Нет, он не знает, кого это коммунальщики так тихо предали земле в присутствии одного лишь кладбищенского смотрителя с букетиком сорных цветов. Но сам тот смотритель, французский коллега мсье Коровкина, вероятно, в курсе, так почему бы не спросить у него?
Французского коллегу звали мсье Эжен. Одетый в дешевый черный костюм, он выглядел более презентабельно, чем расхристанный мсье Коровкин, и не кемарил под кипарисами, а занимался делом. Мсье Этьен неторопливо двигался по дорожкам, толкая впереди себя небольшую садовую тачку. В ней кучей растительного мусора громоздились увядшие цветы. Смотритель убирал их с могил, сметал с надгробий сухую труху, заботливо протирал мрамор влажной тряпочкой и при этом, мне показалось, приветственно, как добрым знакомым, кивал и улыбался лицам на фотографиях. Вероятно, кладбище в представлении мсье Этьена было чем-то вроде постоянно расширяющегося отеля, где большинство постояльцев остается навсегда.
– Хотя бывают такие, знаете, непоседы, которые и могилы меняют, как съемные квартиры! – с усмешкой заметил мсье Этьен, когда я поделилась с ним этим своим предположением. – Вот посмотреть хотя бы на могилу господина Паганини!
– Давайте посмотрим на Паганини, – охотно согласилась я.
Тачка мсье Этьена совершила крутой вираж, а сам он на время поменял амплуа, охотно превратившись из кладбищенского смотрителя в красноречивого экскурсовода. Из его рассказа я узнала о посмертном странствии Паганини.
Знаменитый скрипач умер весной одна тысяча восемьсот сорокового года года в Ницце. Его забальзамированные останки были выставлены в траурном зале, и множество людей пришло проститься с виртуозом, чьим смычком, как говорили, водил сам дьявол. И епископ Ниццы, впечатленный слухами, запретил хоронить Паганини на местном кладбище.
Друзья маэстро тайно перевезли гроб с телом музыканта на корабль, чтобы доставить его в Геную, где Паганини родился и вырос, но губернатор города даже не позволил судну войти в гавань. Три месяца, пока не было получено разрешение перенести останки музыканта в подвал замка графа Чессоле, шхуна стояла на рейде. Это сводило с ума моряков, которые утверждали, будто по ночам из гроба Паганини доносятся тяжкие вздохи и звуки скрипки.
Но то же самое стало мерещиться и слугам графа Чессоле! От себя они добавили жалобу на то, что гроб во тьме подвала мерцает дьявольским светом, и тогда ореховый ящик с телом маэстро перевезли в морг ближайшего лазарета. Вскоре его служащие взбунтовались: им чудился призрак, рыдающий под звуки страстной музыки. Тогда гроб с телом Паганини закопали у подножия древней каменной башни на скалистом мысе, и там он пролежал почти два года – до повторного «переселения» в Ниццу. Там, по слухам, дух Паганини продолжал беспокоить честной народ музыкальными упражнениями, и год спустя неугомонного покойника с городского кладбища «попросили». И еще четверть века слабонервные слуги в замке Чессоле, куда вновь вернулся бесприютный маэстро, вынуждены были слушать приглушенные двойной обшивкой гроба отголоски «дьявольских концертов»…
Наконец, останки реабилитированного церковью маэстро по-христиански захоронили на кладбище… А в 1893 году опять потревожили, ибо в народе пошли слухи, будто из-под земли доносятся странные звуки, словно там находится живое существо!
В прогнившем ореховом гробу обнаружили истлевшее тело, но голова и лицо музыканта загадочным образом великолепно сохранились, и это дало новую пищу пугающим слухам и сплетням. Навсегда упокоиться в Ницце маэстро не удалось. Спустя четыре года гроб с его останками вырыли еще раз и перевезли на новое кладбище.
– Кажется, в Геную. Надеюсь, он действительно там… Вы ничего не слышите? – Мсье Эжен закончил рассказ и скосил глаза, изображая напряженое внимание.
Вероятно, в паузе мне должен был почудиться приглушенный земляной толщей виртуозный скрипичный запил, но я услышала совсем другой звук: приближающийся топот и нарастающее лопотание на незнакомом языке.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});