На экране возникла Надя, ее глаза были полны слез. Вот-вот они покатятся по щекам.
Антон Данилович хмыкнул.
— Да, это сыграть нельзя. Нет, — он покачал головой. — Девочка влюбилась в твоего отца.
— Не она первая, — бросил Игорь. В его голосе снова прозвучала скрытая гордость.
— Понимаю. Хорош собой, умен, журналист. Неважно, что без денег.
— Без больших денег, — кинулся на защиту отца сын, задетый репликой Гребнева.
— Да, ты прав. — Антон Данилович усмехнулся. — Одно очко ты отыграл. Хвалю.
— Но разве мы играем во что-то? — спросил Игорь, предчувствуя нечто такое, чему не мог дать определение.
— Мы играем не во что, а на что. Мы играем, дорогой мой, на деньги, — Гребнев вздохнул, его большой живот колыхнулся под белой футболкой.
Игорь молчал, ожидая, что скажет дальше этот человек.
— Ты хочешь от меня денег, Игорь. Хочешь получить их и сделать карьеру на телевидении. Я могу их дать. И могу не дать.
— Но вы обещали…
— Да, но я сказал: если мне понравится твоя программа.
— Она вам не нравится? В ней столько о мороженом. В ней все, как вы хотели, — любовь, а на ее фоне мороженое фирмы «Винд».
— Есть, согласен. Но знаешь ли, мороженое мое натуральное. Без обмана. Никаких растительных добавок. — Он покачал головой. — А в твоем сюжете, как ты сам сказал мне только что — обман. Добавки, если по-нашему. Вот я и думаю, стоит ли это моих денег.
Игорь молчал, совершенно ошеломленный. Мог ли он предположить, что услышит такое — и от кого? От Гребнева! Он был уверен, что в той среде, где обитает Дашин отец, понятия искренности, правды, честности даже не ночевали.
— Что ж, отец у тебя артист, — похвалил Антон Данилович, глядя на экран.
— Он профессионал, — сухо бросил Игорь.
— А ты?
— Надеюсь, я тоже, — не без гордости признался он.
— Ага… Значит, и ты тоже… — Голос Антона Даниловича звучал задумчиво. — Что ж, я Дарью предупрежу.
— О… о чем? — Игорь побледнел, а по спине пробежал холодок.
— О том, чтобы не верила тебе, — сказал Гребнев, неожиданно легко поворачиваясь в кресле перед телевизором.
— Не верила? Мне? — голос Игоря сорвался и стал тонким.
— Ну да. Ты ведь хочешь ее денег, дружок. Разве нет?
Игорь побледнел и крепко сжал трубку.
— О деньгах я говорил с вами, Антон Данилович. И мы оговорили все условия. Даша здесь ни при чем.
— Пожалуй, — заметил Гребнев. — Ладно, кончаем ля-ля тополя. После побеседуем. — Он положил трубку.
Антон Данилович пересел на диван. Надя смотрела на него с экрана все теми же, полными слез, блестящими от избытка чувств глазами.
— Я даже не думала, что такое бывает…
Она рассказывала, а Антон Данилович поражался, какой искренней может быть женщина. Он знал, что Надя Фомина теперь работает у него, он принял ее, потому что было место инженера и потому что об этом попросили Александр Павлович Артемов и Игорь. Он помнил, что рассказала Даша после катания в горах, и счел своим долгом отблагодарить за внимание к его дочери.
У него всегда было особе отношение к женщине. Он любил свою жену, а когда родилась Даша, он испугался. «Девочка, как страшно», — подумал он. О беззащитности женщины в этом мире он знал слишком хорошо. Он знал, что мужчина ищет в женщине, и сам не раз находил это. Потом встретил Наталью, которая, при всей силе характера, все равно слабее мужчины.
Наверное, тогда Антон Данилович решил, что всегда будет помогать женщинам. Нет, он не собирался объявлять себя рыцарем, но при случае, если таковой представится, не оставит их без помощи и внимания.
Он смотрел и слушал.
— Я… я люблю его, это правда, — говорила Надя, а Александр обнимал ее, прижимал к себе. Что-то неясное шептал на ухо. Это было покруче, чем в мыльной опере. Потому что это все-таки натуральный продукт. Со стороны Нади — точно, решил Гребнев.
Антон Данилович стал еще внимательней присматриваться к Александру Павловичу Артемову. Но и в его словах, в его движениях не мог уловить игры. Как играют мужчины, он хорошо знал, много раз наблюдал, сам участвовал.
Гребнев усмехнулся. Интересно, где же истина?
Потом камера наехала на лица обоих героев, то были лица счастливых людей.
Так неужели?.. Антон Данилович дождался, когда пройдут титры, а потом проговорил с насмешкой в голосе:
— Какой же ты щенок, Игореша. Какой же ты еще щенок! — И громко засмеялся. — Дарья! Дарья! — крикнул он.
На лестнице раздался быстрый топот.
— Папа! Что? Что случилось?
— Ты можешь мне сделать одолжение?
— Конечно, сам знаешь. Все, что скажешь.
— Значит, так… — Он наклонился к дочери и зашептал ей на ухо.
— Поня-я-тно, — протянула Даша и посмотрела на отца.
— Мы не должны опоздать! — предупредил он ее.
— Ни за что! Я сейчас же привезу их всех.
— Давай, гони.
— Пап, можно я возьму мамину машину? — В голосе прозвучала такая искренняя надежда, что, попроси она его джип «Лексус», он бы не отказал.
— Можно. Она не узнает про это на своей Сицилии. — Отец подмигнул дочери и, как всегда, залюбовался свечением ее круглых синих глаз. — Да, перед тем как унестись на вожделенном «пежо», распорядись, чтобы стол накрыли наверху, в большой гостиной.
После того как дочь исчезла, Антон Данилович направился к своему винному погребку.
Это только кажется, что настоящего погреба нет и быть не может в многоквартирном доме. Неправда, ухмылялся Гребнев, подходя к винному шкафу в своем кабинете. По сути — самый настоящий погреб. В нем есть все условия для того, чтобы напитки хранились при нужной температуре, влажности, защищенные от посторонних запахов. Этот шкаф ему подарили партнеры по бизнесу на минувший юбилей, как человеку, у которого есть все.
Он открыл дверцу и прошелся глазами по верхним полкам. Там лежали рядком красные вина, потому что здесь теплее, восемнадцать градусов, и они всегда готовы к подаче на стол.
На полках ниже — температура тоже ниже, значит, вина здесь могут долго храниться.
Антон Данилович прикусил верхнюю губу, что означало полную погруженность в тему, свел брови. Внизу лежали белые вина, там холоднее, но белому вину полагается быть холоднее красного. Ага, вот и шампанское, на самой нижней полке.
Он наклонился и вынул бутылку, повертел перед глазами. Что ж, ради такого случая можно открыть и французское. Его температура — Антон Данилович обхватил рукой бутылку — как раз градусов шесть-восемь. Это подтвердил и термометр.
— Та-ак, — выдохнул он. — А какое нам предпочесть из красных? — спросил он себя, хотя рука сама уже тянулась к испанской бутылке. — «Риоха»!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});