сердце, проткнутое ножом, моментально заживёт, когда почувствует мятный запах с табаком, что вместо призрачного шлейфа цитруса, которым дышала в кинотеатре, услышит тот самый аромат, который сводит с ума.
И глотка сжимается от нехватки этого, так нужного сейчас, кислорода. Грёбаный спейсер не спасёт, пока не почувствует, как лёгкие стремительно заполняются им.
Когда? Когда это стало какой-то невообразимой, почти доходящей до сумасшествия потребностью?
Почему раньше не обращала внимания? Замечала, но не так сильно, как сейчас. Почему хочет чувствовать потрескавшиеся губы на своих, будто это было жизненно необходимым и правильным в её мирке?
Нет обоснованного и вполне вразумительного ответа, потому что действия говорят сами за себя.
Надо.
Необходимо.
Прямо сейчас.
Нужно.
Дрожащими пальцами вбивает адрес в такси, чтобы через двадцать минут уверенно звонить в звонок и нервно закусывать губу, потому что в доме не горит свет. Ни дяди Миши, ни тёти Наташи, ни Кирилла похоже нет дома. Сеня топает ногой и, развернувшись, поднимает голову к небу, закрывая глаза и шмыгая носом.
Нет варианта, достаёт телефон из кармана, чтобы вызвать такси домой. Жалящее чувство ненужности настигает с головой, вынуждая глаза предательски защипать и выпустить наружу поток слёз. Всхлипывает, вытирая ладошкой нос и рот.
Она понимала, что ехать к дому, не предупредив — это плохая идея. Наверное, он сейчас с кем-нибудь, например, с той же Викой, с которой…
И снова всхлипывает, думая о том, что Дубровский зарывается своими руками в её волосы, трахает её, пока у них разваливается дружба. И почему? Почему она пришла к нему с надеждой на перемирие прямо сейчас, на ночь глядя, хотя могла бы снова подловить в университете и поговорить с глазу на глаз?
Хотелось просто сюда, где всё окутано его теплом и запахом. Думала, что станет легче, как попадёт в излюбленную комнату. Но нет. Она стоит на крыльце, шмыгая носом и смотря в небо.
Пора ехать домой. Здесь никто и ничего её не ждёт.
Кирилл сонно трёт глаза и ненавидит того, кто с таким нетерпением пытается вдавить звонок. Готов мысленно послать его к чёрту, но всё же поднимается с постели и аккуратно спускается вниз, не включая свет. Родителей нет, что его ни капли не удивляет — где-нибудь засели в приятном ресторане.
Щёлкает замком, открывая дверь и моргая несколько раз, потому что на пороге, зарёванная до красных глаз и щёк, с размазанной тушью стоит Панова. Она разражается плачем, крепко сжимает пакет и делает несколько быстрых шагов вперёд, чтобы впечататься в горячее тело и испытать мгновенную расслабленность, приподнимается и уверенно целует в губы.
Блять.
Он не успевает сказать ни слова, потому что это происходит. Это. Губы в требовательном прошении впиваются в его.
Кирилл ловит её, обнимая и сдавливая так, чтобы услышать хриплый выдох. Сеня продолжает реветь и кусать его нижнюю губу, пока он окончательно приходит в себя после недолгого, но мирного сна. Втаскивает её в дом, захлопывая дверь одной рукой. Её глаза и щёки блестят от слёз, тело безумно дрожит. Когда проводит влажными и холодными руками по его плечам, он лишь крепче прижимает к себе, запуская руку в волосы, зарываясь и притягивая к себе.
Вишня с мятой явно не сочетаются. Звучит очень по-извращенски, с долей отвратительности, но они, как магниты, тянутся друг к другу, потому что не могут это контролировать.
Панова ощущает это: знобящееся и трепыхающееся чувство внутри, где-то под рёбрами, будто там расцветает грёбаная орхидея фаленопсис с тёмными ультрамариновыми лепестками, побуждая к цветению на долгое время. На бесконечно долгое время.
Цепляется так крепко, будто боится, что это саднящее глотку чувство появится вновь, окончательно перекрывая кислород. Руками сжимает плечи, жмурясь и пробуя эти распрекрасные для неё губы, которые кажутся сочнее персика в разгар сезона.
Она отрывается, чтобы неуверенно открыть глаза и посмотреть в его, которые едва видно в темноте прихожей. Уверенно поднимается в комнату, бросая портфель с пакетом на пол, чтобы снова врезаться в твёрдое тело, ощущая, как пальцы покалывают от обнажённой кожи.
Рты сталкиваются в бешеном темпе, будто это единственное, что может спасти от непростительной гибели. Жмётся к нему, как умалишённая, лихорадочно пробегаясь пальцами по обнажённой груди вверх, чтобы сцепить за шеей и приподняться настолько, насколько возможно. Почти мурчит, как кошка, когда Кирилл тянет за волосы, заставляя откинуть голову и приоткрыть рот. Его зубы цепляются за нижнюю губу, слегка покусывая и всасывая.
Тогда по позвоночнику пробегает осознание, что при поцелуе с Ромой такого не было. Ничего подобного или хотя бы намёком, чтобы так рвало и бесповоротно сносило крышу. Чтобы лёгкие дышали, полностью раскрываясь и сжимаясь при выдохе. Чтобы живот скручивало до болезненного спазма. Чтобы дрожали коленки, содрогаясь в попытке согнуться. И чтобы внизу живота появилось то самое приятное волнующее жжение, которое стремительно спускалось в трусики.
Не нужно иметь опыт, чтобы понять, что тело простреливает лучом возбуждения. Она выгибается, чтобы быть ещё ближе, и тогда Кирилл расстёгивает её куртку, стаскивая по плечам и не разрывая поцелуя. Она поддаётся, помогая выдернуть руки из рукавов, чтобы снова его обнять и не отпускать..?
Кофта слегка задирается, прошибая Панову электричеством, отчего она судорожно выдыхает, когда горячие пальцы касаются оголённой полоски кожи между джинсами и свитером. Дрожит, будто мёрзнет, хотя явно, что нет. Это оно — колючее чувство, от которого определённо становится хорошо впоследствии.
Языки сталкиваются в ярком и страстном танце. Кто бы мог подумать, что Сеня так быстро примет урок к сведению? Конечно, Кирилл в курсе их поцелуя, но вряд ли она так откровенно целовала Ромео.
И не хватает воздуха, поэтому смещает его губы в сторону, которые тут же прокладывают мокрую дорожку по припухшим щекам к скулам, чтобы добраться до мочки уха, нежно всосать и прикусить. Перекатывает на языке серьги-протяжки, почти внутренне ощущая, как Панова закатывает глаза и прикусывает губы.
Она приглушённо стонет, когда парень касается губами ушной раковины, обдавая горячим дыханием. Млеет, крепче перехватываясь, потому что ещё чуть-чуть и точно свалится от накатившей волны.
— Кирилл, — шепчет в его губы, поднимая взгляд, чтобы разглядеть его потемневшие глаза в непроглядной темноте. Лишь уличный свет подсвечивает комнату из-за неплотных штор, но и этого вполне хватает, чтобы найти чернеющие от желания глаза. — Я соврала, — признаёт тише шёпота.
Кирилл сглатывает, моргает пару раз, чтобы понять, о чём говорит малышка. Не понимает, потому что мысли бессвязными нитями путаются в голове. Он возбуждён настолько, что не может ясно мыслить.
Его поразила та