безумия громко, ощущая, как девочка вздрагивает и смотрит широко раскрытыми глазами. — Ты мне полсентября пилила мозг, какой он охуенно-прекрасный, и ты была бы счастлива познакомиться с ним и сходить куда-нибудь. Ты добилась: познакомилась, сходила погулять и поцеловалась. Я тебе зачем понадобился в четверг вечером, когда ты должна была быть на свидании?
— Я хотела тебе кое-что сказать, — выдавливает из себя, чувствуя, как на шее начинает затягиваться петля из пустотелого каната.
— Говори же, раз я снова побежал за тобой, пока ты думаешь, что это как-то изменит ситуацию, — всплёскивает руками, качает головой и ждёт яснейшего ответа.
Сеня задыхается, поднимая на него глаза, в которых мгновенно застывают слёзы. Она рвано выдыхает, потому что не осознаёт неправильность своих поступков. Кажется, что делает всё так, как и раньше. Как знает, умеет и думает, так и делает, потому что по-другому не умеет.
Под ногтями жужжит навязчивое ощущение сделать шаг вперёд, уткнуться в его грудь и разрыдаться оттого, что натворила. Не соображая и воссоздавая идеал в своей голове, столкнулась с грёбаной реальностью. И вместо того, чтобы хоть как-то пойти на компромисс и сделать вид, что ей безумно нравится быть с Ромой, прислушивается к своей голове, которая твердит, что это не то, что нужно.
Не горит, не жмётся, не расцветает внутри от мысли, что рядом Григорьев. И пусть его широкая улыбка покорила сердце, это далеко не всё, что хотелось бы иметь. Дело даже не в поцелуе, а в желании. Словно ожидание не срослось с реальностью воедино, и от этого становится всё хуже и хуже.
Когда был не доступен, так сильно хотелось, что пальцы на ногах поджимались, а живот скручивался в тугой узел, прося и требуя действий, чтобы развязаться. И вот, буквально столкнувшись с Ромой губами, всё встало на свои места.
Придуманная симпатия, возникшая на образе некого фантома, растворилась в пух и прах после похода в кино. Отчасти, во время поцелуя хотелось прочувствовать, как внутри всё трепещет и пульсирует от осознания, что вот она, та самая победа над собой. Сделала шаг вперёд в той самой кофейне, чтобы быть счастливой.
Победа, которая стоила усилий над собой, разочаровала. Ощущался не трофей, а проигрыш. Вязкий, противный и до боли жизненный, словно столкнулась со скалой реальности, разбиваясь и видя сущность.
Разве не должно всё дрожать от мысли, что Рома наконец-то в её руках?
Только тошнотворно-приторная симпатия, которая медленно ускользала из тела, становясь чем-то ветхим и шатким.
— И что ты молчишь? — нетерпеливо спрашивает после долгой паузы. — Неужели нечего ответить?
— Мне есть, что ответить, Кирилл. Пока ты в таком неуравновешенном состоянии, я отказываюсь говорить то, что хотела сказать вчера. Просто, видимо, дружескому разговору о моём прошедшем свидании ты предпочёл облизывать горлышко бутылки! — держит безэмоциональный тон, надеясь, что не показывает пугливости, вызванной агрессивным состоянием Кирилла.
А он неглупый. Видит, что ей очень трудно сдерживать спокойный тон и нормально, не вкладывая гремучую смесь эмоций, говорить.
— Давай. Расскажи мне, как вчера было хорошо, — злорадно усмехается. — Тебе станет легче, и ты наконец-то сядешь в долбанную машину, чтобы я отвёз тебя домой.
Она закатывает глаза, пытаясь удержать раздражение, но что-то идёт не так. Сеня не выдерживает и произносит недовольно-раздражённым голосом:
— Господи, ты можешь успокоиться, Дубровский? Меня начинает бесить твоя манера поведения. Ты стал орать чаще, чем моргать.
Кирилл орёт в ответ:
— Потому что меня злят твои злоебучие розовые очки с цепочками, Есения. Разуй, блять, глаза!
— Я не ношу эти розовые очки! — поднимает голос, зло уставляясь на друга. — Не ношу!
— Ладно. Тогда, может, уже расскажешь, нахер ты топчешься возле машины, когда у самой пары закончились два часа назад?
Сеня тяжело выдыхает. Ей нужно это сказать, чтобы Кирилл в очередной раз одержал победу.
— Потому что хотела поговорить с тобой, но ты вчера был занят попойкой! И да, блин, мы поцеловались! — визжит, вырывая руку и делая шаг назад. — И мне очень понравилось! До безумия! И это был самый лучший поцелуй в моей жизни! И я действительно влюблена в него, потому что он не такой засранец, как ты, Кирилл! Зря только ждала, если вместо нормального трёпа получила это!
Машет руками и задыхается, потому что произносит всё за один короткий выдох и не верит собственным ушам и рту, который выплюнул то, что не должен.
Кирилл делает опасный шаг вперёд, делая глубокий вдох, чтобы почувствовать носом шлейф грёбаной вишни, которая заменяет воздух и становится валерьянкой. Легче дышать от мысли, что всё вокруг заволочено спелой и сладкой вишней.
— Врёшь, — просто отвечает, дёрнув уголками губ.
— Нет, — уверенно заявляет, вскидывая подбородок.
— Ладно, пусть будет так. Я рад, что ты наконец-то счастлива.
По щелчку пальцев тон голоса меняется, становясь спокойным и размеренным. Сеня глубоко дышит, не принимая эту резкую смену настроения.
— Да, я очень счастлива. И вообще, ты, как лучший друг, должен реагировать менее… агрессивно, когда я пытаюсь поделиться с тобой счастливым моментом.
Кирилл лишь кивает. Ему нечего ответить, потому что знает, что девочка не будет его слушать.
— Поехали, — хрипит, кашляя, и возвращается к машине.
Довозит Сеню до дома, коротко прощаясь и уезжая, решив, что не будет ждать, пока она зайдёт в подъезд. Теперь для этого есть другой парень.
Приезжает домой, стаскивая с себя одежду и загоняя себя в душ, чтобы смыть дневную усталость. Когда голова прикасается к мягкой подушке, глаза прикрываются.
Но легче не становится.
Почему?
А чёрт его знает.
Набатом в мозгах стучит сердце, пока под прикрытыми веками мелькает ссора с Сеней. Такая ненужная и бессмысленная.
***
Как только Панова заходит домой, тут же оседает на пол и роняет слёзы, которые с трудом сдерживала при разговоре с Кириллом. Тянет себя за волосы, слегка дёргая и не зная, что теперь делать. Крепкая нить дружбы медленно надрывается, норовя вот-вот разорваться к херам собачьим и опуститься на дно развалин в горах, где никто и никогда не найдёт останки пережитого.
Зарёванная влетает в комнату, хватая первую попавшуюся под руку одежду и запихивая в пакет. В портфель кидает несколько вещиц, заправляет волосы за уши и оседает на постели. Внутри вот-вот надломится грёбаная стена безразличия к почти ежедневным ссорам с Кириллом. Ей плохо настолько, что хочется содрогнуться и выблевать из себя всю скопившуюся желчь.
Не может оставить всё так.
Не тогда, когда нуждается в нём больше, чем в кислороде.
Решается быстро, нервно и слёзно.
Не может быть всё так. Стоит проверить, чтобы убедиться, что грёбаное