он. – О том, что ты сказал. Ты заблуждался. А я был прав.
Я повернулся, чтобы уйти.
– Мне утром на работу. Над нами живут соседи. Больше никакой музыки.
– Нет, нет, нет, нет, нет. – Юэн рывком поднялся с кресла и метнулся через всю комнату ко мне. Я дернулся в сторону, и он захлопнул дверь. Запер меня в этой мерзкой зале, и принялся размахивать руками у меня перед лицом.
– У меня есть что-то очень, очень, очень, очень, очень…
Я хотел было обойти его, но он преградил мне путь и оттолкнул назад указательным пальцем. Отшатнувшись скорее от этой мысли, чем от самого прикосновения, я отодвинулся от него подальше.
– Ты никуда не пойдешь. Понимаешь, это очень, очень, очень, очень важно. Я должен кое-что рассказать тебе. Нет… показать. Да, рассказать и показать тебе. Поэтому просто стой, где стоишь. Думаю, ты будешь очень удивлен.
Теперь я считал его надоедливым и грубым. Проснулся посреди ночи, чтобы меня в моем собственном доме загнал в угол и запугивал какой-то пьяный незнакомец. Подвергался ли я когда-либо такому обращению?
– Сомневаюсь, – возразил я ему. – Поэтому давай быстрее. Кому-то из нас утром на работу.
– Ай-ай-ай. Это не правильный настрой.
Моя толерантность по отношению к пьяным с их заносчивой болтовней никогда не доводила до добра.
– Давай завязывай. Я хочу спать. Утром мне нужно на работу.
– Это неважно. Вот увидишь, это не имеет особого значения в порядке вещей.
– В порядке вещей? – У меня не было сил опровергать очередное его нелепое предположение. Я оплачивал из своей зарплаты ипотеку за квартиру, в которой он жил против моей воли. Неужели он не догадывался об этом? Одна мысль о том, чтобы объяснить это, вызвала очередную волну усталости.
– О, да. Ты увидишь.
– Что я увижу? – Теперь нетерпение вытеснило страх, сопровождавший меня после сна. – Что ты можешь рассказать или показать мне такого, что имеет отношение к чему-то важному?
Он вскинул свою широкую ладонь вверх, требуя молчания. Затем расстегнул куртку и сунул руку внутрь. Последовала короткая борьба с внутренним карманом, после чего он вытащил грязный рулон бумаги.
– Я хочу, чтобы ты прочитал это.
Края бумаги были коричневыми и мятыми. Я вспомнил про сон, и мне стало не по себе. Вся эта ситуация, стечение обстоятельств, казались нереальными. Как если бы я больше не был частью обычного мира. В голове даже слегка помутнело.
– Сейчас три часа ночи.
– Там все хорошо изложено. – Он подошел к кофейному столику. Смахнул на пол пакеты с чипсами. Один из них был открыт, и содержимое с шумом рассыпалось по половицам. Юэн улыбнулся и воскликнул:
– О, боже. – Это прозвучало наигранно и с издевкой. Затем он наклонился и положил рукопись на стол. Развернул ее и распрямил. Но стоило ему убрать руки, как лист снова свернулся в трубочку.
– Так что вот. Если сэр будет так любезен. – Он указал на диван, предлагая мне сесть.
Я сел. Прочитаю по-быстрому, чтобы этот сумасшедший успокоился.
Юэн постучал черными ногтями по рукописи, прочистил горло и произнес:
– Вручаю его сиятельству «Евангелие от Богини».
Затем он снова встал, его глаза расширились от возбуждения, в ожидании, что я разделю его благоговение перед этой грязной бумажкой. Я не хотел касаться ее. Этот человек был безумен. Ему требовался психиатр. Прижатая к немытому телу, запечатанная в любую погоду в жаркую куртку, пока он бесконечно бродил в поисках ангелов на деревьях, бумага была влажной. Я почувствовал это в трех футах от нее и содрогнулся от отвращения.
– Она даже не напечатана на машинке.
– Ты все спрашиваешь меня, чем я занимался десять лет. Что ж, вот тебе ответ.
В рукописи было не больше сорока страниц.
– Ты потратил десять лет, чтобы написать это?
– Не просто написать. Потребовалась большая подготовка. И другие вещи. Понимаешь, поэзия просто так не возникает. Может, ты думаешь, что это, это, это…
Великий поэт не мог выразить свою мысль. Я уронил лицо на руки.
Юэн ходил по комнате взад-вперед.
– Ты должен прочитать это, – произнес он, стиснув зубы. И принялся играть на воображаемом инструменте. Затем снял бейсболку и почесал затылок. Я впервые увидел его без головного убора, его волосы все еще хранили след от кепки. Он был смешон. Пьян, немыт и смешон.
– Все встанет на свои места, и ты увидишь, почему я прав. – Он нахлобучил на голову кепку и вновь, с довольным видом, стал наигрывать на невидимой гитаре. Он был счастлив. Это то, чего он хотел. Чтобы кто-то уделил внимание ему и его безумным идеям.
Мне захотелось уничтожить его физически. Разбить ему башку об стальной радиатор, вцепившись руками в его мокрые волосы. Я встал.
– И не мечтай.
Юэн подбежал в двери гостиной и загородил ее.
– Ты должен прочитать это. Это важно.
– Для меня – нет. Отойди в сторону.
– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, – произнес он нараспев.
Перед глазами у меня все закачалось
– Ты – эгоцентричный кретин. Я устал. Разве ты не видишь? Ты спишь до двух часов дня. Сидишь, смотришь «мультики» и ешь детский фастфуд. Что ты знаешь об ответственности? Посмотри на себя. Ты же даже одеться не можешь. Когда последний раз ты стирал одежду и принимал душ?
Он поджал свои толстые губы.
– Мммм. Дай подумать. Два года назад? Где-то так.
Я буквально почувствовал, как бледнеет мое лицо.
А затем Юэн снова рассвирепел. Он едва не задыхался от ярости.
– Два года прошло с тех пор, как вода последний раз касалась моего тела. Плоть должна быть подготовлена. Как и разум. Эти вещи требуют времени. Так она говорит. Прочитай мою книгу и увидишь. Ты будешь видеть вещи чуть яснее. Ты упустил суть. Как и все остальные. Вы все упустили свой шанс. – Он постучал себя по голове, продолжая загораживать дверь. – Но, я – нет.
* * *
На следующий день, в студии, одна из моих коллег заметила, что я нахожусь «на другой планете». Но ее замечание было оправдано. Я делал ошибки. Мне слышалось не то, что мне говорили. Не мог сосредоточиться. Я был погружен в себя, вял и обессилен. Другие дизайнеры и знакомая обстановка в компании казались мне неестественно чистыми и абсурдно банальными.
Я проснулся позже тем утром, проспав не больше двух часов. Гнев не давал мне спать. А еще отвращение, от того, что я прочитал на тех липких страницах «Евангелия от Богини».
Когда я, наконец, пробудился и выбрался из кровати, времени на душ или завтрак уже не было.