– Так это правда? Мы и в самом деле летим?
– Правда, красавица. Как и то, что я, джинн огня из кувшина Сулеймана ибн Дауда, вскоре стану свободным.
– Ну что ж, неси нас обратно на корабль. Боюсь, что прекрасной деве теперь впечатлений хватит надолго.
Я храбрился, но чувствовал себя словно малыш, которого в первый раз взяли на базар. Мне тоже внове было катание на ладони великана, которого некогда заточил повелитель всех магов. Боюсь, что мне тоже еще долго будет сниться чудовищная карусель, которую закрутил вокруг нас огненный джинн.
Лишь ощутив под ногами палубу, Сигрид пришла в себя.
– Это правда? Мы летали?
– Да, прекрасная путешественница, это правда. Чего ты еще желаешь?
Но девушка смотрела на меня со странным выражением лица. Я удивился, что ее глаза наполнились слезами.
– Я хочу одного: немедленно исчезай! Забирай эту скалу-странницу и исчезай! Мои силы на исходе!
Я недоуменно смотрел на нее, а девушка мышкой шмыгнула вниз, спрятавшись от меня и от мира.
– Не удивляйся, Синдбад. Для нашей красавицы слишком много чудес. А она привыкла к тому, что всем миром управляет только она. И только по ее желанию мир обращается к ней новыми сторонами. – Да, Ульве не зря носил свое прозвище. Это были слова очень мудрого и очень спокойного человека.
Вот так я напугал прекрасную дочь властителя северной страны. Сил с ней прощаться у меня не нашлось. Я чувствовал, что еще одного, даже самого крохотного чуда, она не выдержит. А еще нескольких минут рядом с ней не выдержу я. Не выдержу расставания и… останусь. Презрев долг перед женой, предав слово, что дал своему властителю. Предав собственную славу путешественника, который всегда возвращается победителем.
Я обернулся к джинну.
– Перед тем как ты отнесешь меня и эту белую скалу из ужаса и холода во дворец халифа, сделай вот что…
Если можно шептать на ухо исполину, то я так и сделал. Раскатистый хохот залил все вокруг. Радужной лентой метнулся джинн от корабля и обратно.
– Исполнено, повелитель. Теперь в Багдад?
– Да, дух огня. Теперь неси меня и белую скалу во дворец повелителя. Да постарайся поосторожнее – мы же не хотим разрушить ни город, ни сад, что раскинулся пред светлы очи властителя правоверных.
– Слушаю и повинуюсь, Синдбад!
Я стоял на ладони левой руки джинна, а правая подняла из воды чудовищную скалу. С громкими криками от нее стали удаляться птицы, что сидели на ее краю. По стенам заструилась вода. Скала была огромна! Лишь малая ее часть высилась из воды… Подсвеченная лучами солнца, скала стала полупрозрачной, как алебастровые сосуды, что стоят дороже золота и пришли к нам из тьмы веков.
И вот мы поплыли над водами и над сушей, над черными горами и над зелеными долинами. Боюсь, что моя душа, устав изумляться, не могла теперь испугаться чего бы то ни было в этом мире, да хранит его Аллах великий.
– Ты принес ей то, что я просил?
– Конечно, повелитель. Самые роскошные шелка, самые лучшие притирания, самые прекрасные украшения… Со всего мира. Да, и книги! Те книги, что ты назвал мне.
– Благодарю тебя, дух огня!
– А я благодарю тебя, Синдбад! Смотри, вот под нами Багдад!
Я опустил глаза. Увидел минареты, блеснуло зеркало пруда у дворца халифа. Скоро я увижусь с той, что стала мне дороже всех женщин мира, как бы прекрасны и манящи они ни были. Но все же я с удовольствием думал о Сигрид. Вернее, о том подарке, который оставил ей на память о себе. Не шелка, я знаю, не притирания и не драгоценности (хотя это радует любую женщину) станут напоминать ей об охоте за скалой-странницей и о той безумной ночи, когда она почувствовала жар юга, а я страсть севера. Книги… Книги всех стран… Свитки мудрости Востока и рукописные в тяжелой коже хранилища знаний Запада, написанные на каменных дощечках и на коре дерева, завязанные узелками и выбитые на листах меди… Знаю, когда-нибудь она прочтет их все. И поймет, что большего, чем пойманные знания, я не мог ей дать. И быть может, простит меня…
Я почувствовал под ногами траву дворцового сада.
– Прощай, Синдбад-Мореход! Спасибо за свободу! И будь осторожен.
Дух огня исчез. А мне навстречу семенил Абу Алам, довольно улыбаясь.
– Приветствую тебя, Мореход! Халиф, да хранит его свод небесный, прислал меня встретить тебя и поблагодарить за диковину, что стала украшением сокровищницы знаний нашего повелителя!
Я молча поклонился. Сказать мне было нечего. Визирь уверился, что я с честью выполнил повеление халифа. Я же торопился под свой кров. В то единственное место, где ждали не диковину и не чудесную сказку, а меня.
Я миновал знакомые улицы, казалось, в одно мгновенье. Вбежал в знакомый двор. У двери улыбалась прекрасная Лейла. Как всегда, она знала, что я появлюсь сегодня.
Почему-то мне вдруг стало тяжело и неудобно двигаться. Я недоуменно посмотрел на свои руки… Тяжелая толстая шкура полуночного зверя, что зовется медведем, сковывала, обжигая неистовым жаром…
Я сбросил ее и смог обнять жену. Теперь я был дома. И закончил свое третье путешествие!..
* * *
Синдбад-Мореход умолк. Затихли и струны уда, что во время рассказа перебирала рабыня у стены. В изумлении сидели гости. А Синдбад-ученик все скрипел пером, выводя последние завитки последних букв поучительного рассказа.
Вскоре остановился и он.
– Вот самое удивительное, что я пережил в этом странствии. А завтра, если захочет Аллах великий, вы придете ко мне, и я расскажу о четвертом путешествии: оно было еще удивительнее…
Так сказал Синдбад-Мореход уходящим гостям. После он дал сто мискалей золотом Синдбаду-ученику.
– Завтра я жду тебя, ученик. Да не забудь новый пергамент. Тебя ждет новая история.
Село солнце, закрылись двери гостеприимного дома Синдбада. В комнате за шелковыми занавесями зажегся огонек. И Синдбад-Мореход обрел на время желанный покой.
Макама четвертая
Наступило утро. Засияли небеса, проснулись птицы и люди. Начался новый день ученичества Синдбада-носильщика. Новый свиток пергамента был зажат в его руке. Новые чернила, чернее прошлых, купил он у лавочника в ранний час.
Совершив дневную молитву, пошел ученик к Синдбаду-Мореходу. Хозяин встретил его радостно, усадил на лучшие подушки и поднес лучшие яства. Собирались понемногу друзья Морехода. Вошла, звеня серебряными браслетами, прекрасная женщина и села в углу… Невиданной свободой веяло от ее движений. Заблестевшие радостью глаза Синдбада выдали, каково истинное место безмолвной красавицы в этом радостном доме.
Когда яства утолили голод, а вина – жажду, Синдбад начал свою речь.
– Знайте же, братья мои, что третье мое путешествие окончилось для меня радостью соединения с любимой. Моя жена – вот что было самым большим чудом в моей жизни. Она знала обо мне все. Знала, что я не смог пройти мимо юной северной красавицы, но сказала об этом так: «Я верю тебе, о мой муж и повелитель. Ибо ты есть часть моей души. Что хорошо для тебя, ты знаешь сам. А по-настоящему плохого ты не совершишь. Это известно мне». Ее губы прижались к моим в тот миг, когда я захотел возразить. И, сраженный этим, я умолк, вознеся великую благодарность Аллаху милосердному, что подарил мне, недостойному, такое счастье и такое чудо, как моя прекрасная Лейла.