Сержант со своим отрядом появился примерно через час, бойцы осторожно подтягивались ко входу в ущелье. Горцы могли их свободно сосчитать, но, по-видимому, нехватка двадцати бойцов в полусотне их сильно не озадачила – должен же был кто-то остаться для тушения устроенных ими пожаров.
Первая стрела, пущенная из арбалета кем-то из горцев, просвистела в воздухе и ранила в плечо одного из всадников сержанта. Тотчас утренняя горная тишина была взорвана криками людей, свистом стрел и грохотом мушкетных выстрелов. Прошло более трех минут, прежде чем горцы заметили, что стрелы, убивающие их товарищей, летят не только со стороны входа в ущелье, но и сзади, со спины. Эти три минуты стали для отряда бандитов роковыми – из двадцати шести их бойцов в живых оставалось пятнадцать, причем четверо из них были серьезно ранены. Командир горцев был жив и попытался изменить ход боя, подняв оставшихся бойцов и атаковав закрепившихся у него за спиной пеших стражников. В какой-то момент, пользуясь причудливым ландшафтом ущелья, они оказались вне зоны огня всадников сержанта. Одиннадцать бандитов против двадцати его бойцов. Он встал на колено, опираясь на него локтем, и приложил приклад своего арбалета к щеке. В горах всегда побеждает тот, кто выше, неважно, чем он вооружен, арбалетом, мушкетом, пищалью или просто ножом. Даже если происходит встречный наступательный бой с использованием холодного оружия, все равно одни перед этим карабкались триста футов вверх, а другие прыгали на них сверху вниз. Арбалет же в горах, для стреляющего сверху, дает не менее ста футов преимущества – это то расстояние, которое враг должен преодолеть в зоне твоего прицельного огня, пока ты еще не находишься в его прицельной зоне. Не лишним оказалось и то, что расположение пограничников на склоне позволяло им использовать солнечный свет: они видели сейчас одиннадцать прекрасно освещенных мишеней, а их противники – яркое утреннее солнце. В течение последующих тридцати секунд семеро горцев упали на заросший кустами ежевики склон, некоторые тихо, а иные с громкими стонами. Четверо все еще продолжали яростно карабкаться по склону. По-видимому, они если и не понимали, то чувствовали своим первобытным чутьем, что попытка сдаться в плен в подобной ситуации не будет рассматриваться пограничниками как что-то заслуживающее внимания. Он спокойно взял новую стрелу и взвел арбалет. У бегущего на него противника такой возможности не было. Он сейчас отчетливо видел лицо этого молодого, несмотря на его густую бороду и усы, парня, в глазах которого отчаяние и страх были смешаны с ненавистью и желанием убивать. Он не любил убивать людей, даже таких, как этот, но горец, если его сейчас не убить, постарается забрать у него его жизнь. С этим он был категорически не согласен. Единственное, что он мог сейчас сделать для этого парня – это убить его по возможности безболезненно. Он тщательно прицелился и спустил тетиву. Его стрела, попав в глаз бандиту (как он и хотел), легко прошла в череп, пробив его насквозь. Если стрелять с такого близкого расстояния, это было неудивительно. Горец упал на песчаный склон без единого звука, наверное и вправду не почувствовав боли. Он грустно улыбнулся, улыбнулся только одними уголками рта, улыбнулся так, как он всегда улыбался, вспоминая эту древнюю легенду. Наверное, его маме не понравилось бы, что он улыбается, только что убив человека. Маме этого горца, вероятно, тоже…
Через трое суток в кабинете у начальника Стражи Сектора Границы он подробно докладывал о ходе проведенной операции. Кроме самого начальника и начальника штаба, в кабинете находился еще один, незнакомый ему человек, одетый весьма аскетично и неприметно во что-то серое с глубоким капюшоном, как ходят монахи многих орденов. Когда он закончил свой доклад, незнакомец повернулся к начальнику Сектора и спросил:
– Могу я поговорить с этим молодым человеком наедине?
Старшие офицеры Корпуса вежливо кивнули головами и почтительно удалились.
– Насколько мне известно, вы учились в университете? – скорее сказал, чем спросил незнакомец. – Вы хотели бы учиться дальше?
– На юриста? – попытался уточнить он, хотя его внутренний голос уже подсказывал ему ответ, и ответ был отрицательный.
– Не совсем, – мягко ответил незнакомец. – Видите ли, мне кажется, что юриспруденция, или, как вы ее еще называете, правоведение – не та область, где вам удастся полностью раскрыть свои способности. Она для вас, как бы это получше выразиться, маловата. Я предлагаю вам обучение в ином учебном заведении, там учатся гораздо больше и гораздо напряженнее, но уж поверьте мне – практически все ваши способности будут там выявлены, и многие из них – необходимые для дела – развиты. Дело сугубо добровольное, но, решаясь на это, надо четко понимать – вы навсегда резко меняете всю свою жизнь. Мы не даем время на обдумывание, так как специфика нашей работы такова, что мы имеем дело исключительно с умными людьми. Я говорил долго и уверен, что вы все уже обдумали. Итак, вы согласны?
Странник проснулся. За окном уже переливалось солнечными лучами прохладное апрельское утро. Этот сон он видел много раз. Много раз с того момента, как впервые познакомился с Большим Гризли и попал в Обитель, с того момента, как он перестал быть тем, кем был до этого и стал Странником…
Он потянулся и быстрым движением соскочил с постели. Сегодня будет большой день – сказал он себе – важный и трудный…
Около десяти часов утра Странник вышел на рыночную площадь. Многие торговцы уже заняли свои места и бойко торговали, в особенности это касалось торговцев рыбой и молочными продуктами – для них особенно важно было скорее продать свои скоропортящиеся товары. Место нотариуса, как он и предполагал, было пустым. Трудно, впрочем, было предполагать, что он сможет встать рано в воскресенье утром после длительного запоя – есть в жизни подвиги, на которые способны лишь сказочные герои. Странник знал, что рынок большого села или маленького городка существует на основах обычного права, то есть права, основанного на древних народных традициях. В частности, это право гласило, что пользоваться местом на рынке в течение дня имеет тот, кто это место занял первым. Правда, для того чтобы занять место юриста, необходимо было иметь соответствующую грамоту, но Странник справедливо решил, что три серебряных монеты, аккуратно положенные им в карман старосты рынка, вполне ее заменяют. Он не ошибся.
Вскоре к нему стали подходить люди. В основном это были крестьяне из окрестных сел и мелкие городские торговцы со своими жалобами и прошениями. Для многих из них основной трудностью в составлении бумаги было элементарное неумение грамотно писать. Некоторые из них писали вполне сносно, и вся работа странника состояла лишь в том, чтобы в начале жалобы написать «…в соответствии с п.п.24,25 уложения о правах подданных…», а в конце добавить «…прошу Вас, рассмотрев мою жалобу, принять меры административного воздействия». Странник подумал, что научить этому людей мог бы любой учитель начальной школы, классе в третьем, на уроках чистописания. В то же время он понимал, что школьная программа, составленная Департаментом культуры, как раз и предусматривала незнание выпускниками школ этих простых правил, что позволяло властям на местах подходить к существующим в Империи правам и вольностям не в форме тупого им следования, а творчески. Это порождало определенную общественную гармонию, которую надлежало беречь и сохранять.