- Барышни, барышни! – окликнул нас Эжен. – Ну что вы так перепугались-то? Это часть моей учебы!
- А то, что предупреждать надо о своей учебе! – рявкнула Амин – а когда орчанка на вас рявкнет, то вам захочется закрыть голову и пригнуться пониже.
- Да! – поддержала я Амин и махнула рукой в сторону дороги, стекавшей с холма. – Вон, посмотрите! Бургомистр уже сюда несется!
Действительно, пожарная бригада Тансворта и экипаж бургомистра со всех ног летели к садам Алейны. Эжен задумчиво посмотрел на них и спросил:
- Ну и что, разве они рассердятся? Я скажу, что это часть моей учебы, вот и все.
- Эжен, ты идиот, - ледяным тоном процедил Берт. – Мало того, что ты всех нас перепугал до смерти – ты еще и поднял людей, все сейчас несутся спасать того, кого спасать не надо, а в городе в этот момент может случиться беда! – он запустил руку в волосы и устало проговорил: - Господи, ну почему ты такой…
Эжен вздохнул. Развел руками. У него был вид, как у мальчика, который хотел вытащить из шкафа банку варенья, а та взяла и перевернулась ему прямо на голову.
- И бургомистр может запретить проведение отбора, - припечатала я. – Нигде не написано, что он вообще обязан вам помогать. А денег уже потрачено, и люди ждут. Свесят вам тогда горячих без всякого уважения!
- Я принесу свои извинения, - заверил меня Эжен и махнул рукой в сторону дома. – Столы уже накрывают.
- Вот и хорошо, - в голосе Амин звенел металл. – А мы пойдем. У нас работа.
Глава 7
На следующий день горожане проснулись от легкой мелодии, которая шла с городской площади, и, выглянув в окна, увидели, что над городом плывет стая белых голубей, рассыпая с крыльев золотую пыльцу.
Отбор невест начинался.
Весь четверг мы потратили на подготовку и теперь вполне могли гордиться собой. Площадь и убегающие от нее улицы были украшены цветочными гирляндами и бумажными фонариками, ароматические установки активно работали, заглушая запах провинциальности, двери в церковь были открыты, и служки наводили последний блеск на ступени и перила.
Посыпать голубей пыльцой было той еще забавой. Птицы были почти ручными, но даже если вы ручной, вам вряд ли понравится, что вас берут в руки и сыплют какую-то дрянь на голову. Голуби клевались, выворачивались, а Бекон, который привык быть в гуще событий, смотрел то на них, то на нас, и в его умоляющем мяве отчетливо слышалось:
- Хозяюшки, а можно я их сожру? И вам никаких проблем, и голодающему котиньке наконец-то сытость. А то отощал, сил уже никаких нет.
Степень отощания Бекона можно было выразить так: щеки задевают косяки, когда он входит в дом.
На скармливание голубей коту мы пойти не могли. Нас спас Макс, который встревожился долгим отсутствием молодой супруги дома, пришел в нашу контору и усмирил птичек направленным заклинанием. Дальше дело пошло, как по маслу.
Конечно, Петрова не смогла не спросить о том, что это у меня делал Берт. Во взгляде Амин сверкало такое нетерпеливое любопытство, что мне даже стало жаль ее разочаровывать.
- Он у меня просто ночевал в гостиной. Чтобы мне не было грустно от того, что ты уехала.
Амин нахмурилась. Мы никогда не обманывали друг друга, случай с Арканжело не в счет, но тут она явно стала подозревать меня в нечестной игре.
- То есть, просто лег на диван и спал? – уточнила Амин.
- Просто лег и спал, - сказала я и попросила: - Ты лучше о себе расскажи. Как дела?
Амин снова расцвела румянцем, мечтательно завела глаза к потолку и улыбнулась.
- Он добрый. И очень нежный, - призналась она и в очередной раз повторила так, словно сама себя хотела убедить: – Конечно, тут нет никакой любви. Но думаю, мы поладим. Сама знаешь, орчанок выдают иногда замуж так, что мужа-то они видят только на свадьбе. А мы все-таки давно знакомы.
Я кивнула, вспомнив, как мы в первый раз увидели Макса: мы возвращались домой с почты, а он вылетел из окна кабачка.
- Хорошо, что есть конская травка, - решили мы в один голос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Итак, голуби. Они сделали несколько кругов над городом, рассыпая пыль и попутно пометив шляпу бургомистра, и участницы отбора невест стали выходить из ворот своих домов. Ранним утром, едва только развиднелось, девушек привезли к Гутте, и она начала облачать их в платья из бабочек и лилий. Потом девушек отправили по домам и, стоя на площади среди сбегавшихся зевак, я думала о том, как они стояли в прихожих, боясь повредить свои наряды.
Зрелище в самом деле было удивительным. Казалось, по улицам идут античные богини. Девушки были настолько легкими, воздушными, настолько нездешними, что малейший порыв ветерка мог подхватить их и унести в волшебные края эльфов. Они шли медленно, величаво, с такой торжественностью, что люди замирали с открытыми ртами.
- Смотри, смотри! – услышала я восторженный шепот одной из кумушек. – Это же Вера Хайсс!
Веру иногда называли рыжим колобком – но сейчас в невесомом одеянии из бабочек и цветов она была похожа на фею.
- Если она не победит, женюсь в тот же день, - сообщил Петер, мастер кузнечных дел Тансворта. На него покосились с сочувствием.
- На кой ей тогда сдался кузнец? – спросила госпожа Августа, повивальная бабка. – Она будет выбирать вон, из банкиров. Или за бургомистрова младшего пойдет, такая красавица!
Петер вздохнул и как бы невзначай сложил ручищи на могучей груди так, чтобы показать: бургомистрову младшему тут и понюхать не дадут.
Джен шла прямо, словно по натянутой нити. На мгновение мне показалось, что ее глаза закрыты. Она была так бледна, словно шла не на отбор невест, а на жертвоприношение. Джен выглядела настолько торжественно и строго, что Эльва Хоскин, учительница, которая никогда и никого не похвалила, вдруг промолвила:
- Красавица…
Я удивленно покосилась в ее сторону. Она правда это сказала?
Появление Микки встретили громовыми аплодисментами. Неженатые мужчины Тансворта принялись бросать ей под ноги цветы, стараясь обратить на себя ее снисходительное внимание. Петрова ткнула меня указательным пальцем в бок и кивнула в сторону Вирена, старшего сына бургомистра. Сын стоял с приоткрытым ртом и выглядел так, словно его на радостях разбил паралич. Вот кто пойдет свататься к Микке, когда она проиграет отбор!
Эва Вейс-Мор и Линда Фрай-Анвер, модницы и красавицы, вышли на площадь одновременно, и стало ясно: эти девушки готовы сражаться за победу и выдирать ее наманикюренными ноготками из глоток соперниц. Они улыбнулись друг другу, и я отчетливо услышала сказанное ими хором:
- Сучка!
Улыбка Линды стала еще шире и ярче: она подмигнула Эве и сказала:
- Ты проиграешь, дрянь.
Энергия и напор Линды были такими, что принцу Эжену надо было спасаться бегством – она готова пойти на все, чтобы выиграть отбор невест, и горе тому, кто встанет у нее на пути. Эва тоже не собиралась уступать свои позиции заклятой подруге. Помахав зевакам, они встали у входа в церковь рядом с остальными участницами, и я прочла по губам Эвы отчетливое «Курицы!»
Кейт Смиссон пришла последней. Тоненькая и скромная, она не пользовалась особенной популярностью в городе и сейчас, когда ей начали аплодировать и бросать ромашки, искренне смутилась и подошла к церкви, старательно глядя себе под ноги и боясь оступиться.
Из церкви вышел Эжен в компании бургомистра, и люди на площади хором ахнули: принц был настолько хорош, что все женщины и девицы издали дружный стон. Сейчас в городе не было той, которая не захотела бы принять участие в отборе. Эжен улыбнулся, помахал всем, и бургомистр произнес:
- Дорогие сограждане! Уважаемые участницы! Мы начинаем отбор невест для его высочества Эжена Со-Мина! Прошу прекрасных дев из достойных семей пройти в церковь!
Принц и бургомистр отступили, давая дорогу, и девушки медленно стали подниматься по лестнице. Эжен улыбался, и я заметила Берта: он стоял рядом с церковью и смотрел прямо на меня.