- Оп! – кто-то легонько щелкнул меня по уху. – Как спалось?
От неожиданности я взвизгнула, подпрыгнула на стуле и перевернула на платье чашку с остатками кофе. Берт рассмеялся, словно шутка пришлась ему по душе – а я разозлилась. Одно из моих лучших платьев, бесы его заешь!
- Ну вот что вы сделали? – устало спросила я, прикидывая, во что переодеться. – Испортили хорошую вещь и рады, ну как вам не стыдно?
Берт провел ладонью по лицу, словно хотел стереть улыбку, но у него ничего не вышло. Я забавляла его – конечно, ему ведь не придется думать о том, с какими лицами меня теперь будут провожать незамужние горожанки, искренне ненавидящие тех, кто уводит у них из-под носа завидных женихов.
- Хотите, куплю вам новое платье? – предложил Берт. Я криво усмехнулась – мелькнула мысль о свадебном, но я прогнала ее такими пинками, что только перышки полетели.
- Берт, ну хватит вам! Мало того, что вы остались в моем доме на ночь и скомпрометировали меня перед всем городом…
- А разве кто-то это заметил?
- Конечно! Здесь никто не страдает от плохого зрения.
Берт легонько сжал мои руки – прикосновение его сильных теплых пальцев заставило меня покрыться мурашками. Некоторое время мы стояли молча, глядя друг на друга, и в моей голове крутилась мысль о том, что платье надо отдать в чистку и никогда больше не оставлять мужчин у себя на ночь.
- Вы мне нравитесь, Лана, правда, - повторил Берт. - Мне нравится пошутить и посмеяться, за это меня любит Эжен, но вот сейчас я крайне серьезен. Помочь вам переодеться?
- Вот уж нет! – воскликнула я, и Берт снова рассмеялся.
- Как жаль, что я не поймал вас, когда вы падали с лестницы! Идите, чистите перышки. У нас сегодня большой день.
Едва я успела переодеться, как перед домом остановился экипаж, и, выглянув в окно, я увидела Амин. Макс помог ей спуститься, поцеловал руку, и было ясно: операция по забору крови для создания лабиринта прошла успешно и приятно для всех участников. Сейчас, глядя на Амин, никто не сказал бы, что она похожа на репку. Счастье так наполняло каждую черточку ее лица, что моя подруга была по-настоящему красивой. Распрощавшись с мужем, она прошла в контору, и вскоре я услышала шум: Петрова что-то искала в кабинете.
Я спустилась вниз, мы обнялись и какое-то время стояли, не произнося ни слова. Потом Амин вздохнула, отстранилась и негромко сказала:
- Лана, он настоящий джентльмен. Конечно, тут нет никакой любви, просто его порядочность, но… - она прикрыла рот пальцами, хихикнула и добавила: - Это просто невероятно!
- Я очень за тебя рада, - призналась я, чувствуя, как к глазам подступают слезы. – Совет да любовь, Амин!
Петрова хотела сказать еще что-то, но не успела. Под нами мягко качнулся пол, потом дом содрогнулся, зазвенев стеклами, и откуда-то издалека донесся рев – грохочущий, густой, помрачающий разум.
За ним пришла тьма.
Не помню, как мы с Амин оказались на улице: просто вдруг обнаружила, что стою возле калитки, сжимая Петрову и Берта за руки так, что пальцам было больно. Все во мне дрожало и стонало, голова плыла, и я никак не могла опомниться – это было похоже на обморок, из которого я не могла вырваться.
- Смотрите, - едва слышно произнес Берт. – Сады Алейны.
Мы с Амин взглянули туда, куда он указывал. Там, где были сады Алейны, поднимался густой черный дым.
К тому, что осталось до садов Алейны, мы долетели за несколько минут, болтаясь в когтях дракона, словно сломанные игрушки. Берт энергично работал крыльями, и я всей кожей ощущала тот водоворот эмоций, который сейчас захлестывал его с головой. Ему было страшно, больно, горько – он пытался надеяться, но отчаянно понимал, что только что потерял друга. Хорошего друга, с которым был рядом с раннего детства.
Что там могло остаться после такого взрыва…
Когда перед нами открылось место, в котором жил принц Эжен, я не сдержала испуганного возгласа – все под нами было черным. Кругом была только разрытая выжженная земля. От усадьбы остался обугленный кусок стены да часть ворот – все остальное разметало грудами кирпича. Там, где раньше были деревья, теперь торчали обломки пней.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Берт осторожно опустил нас на землю и, приняв свой человеческий облик, устало провел ладонью по лбу. Его лицо исказила такая боль, что я невольно взяла Берта за руку – просто показать, что он здесь не один. Амин всхлипнула и едва слышно проговорила:
- Вот и отменился наш отбор невест…
Я бросила тяжелый взгляд в ее сторону: в такие минуты лучше бы помолчать. Мне вдруг подумалось, что если бы Берт не остался ночевать у меня дома, то сейчас лежал бы на этой черной земле грудой жирного пепла – и, судя по его выражению лица, он это понимал.
- Что здесь произошло? – прошептала я. Берт пожал плечами. Он стоял неподвижно, словно памятник самому себе – я видела, как окаменело напряжено его тело: он пытался справиться со своим горем, но получалось плохо.
- Эжен… - выдохнул он. – Господи, Эжен…
Я прекрасно понимала, что будет дальше. Берт ни с того, ни с сего заночевал в городе у организаторши отбора невест – и раньше ничего не говорило о том, что между ними возможны какие-то романтические отношения. А утром от усадьбы, в которой жил принц, остался только пепел. Уж не связан ли с этим лучший друг его высочества, который вполне мог выполнить чей-то приказ? Например, королевский…
Если Берта захотят выставить виноватым в смерти принца, то сделают это. Я выступлю свидетелем и скажу, что все это время он был со мной и крепко спал, но кто мне поверит?
Все умерли. Все – слуги, охранники, повара… Никого не осталось.
Что тут случилось?
- Эжена больше нет? – спросила я, зная, каким будет ответ. Берт посмотрел на меня абсолютно черным, непроницаемым взглядом, в котором не было ничего, кроме горя.
Я обняла его – он прижал меня к себе, ему хотелось опереться на кого-то, и это желание не оставаться в одиночестве было настолько сильным, что захлестнуло нас с головой. Я всей душой понимала и разделяла его боль. Если бы у меня вот так отняли Амин, которая была мне почти как сестра, то моя жизнь рассыпалась бы на осколки, и я понятия не имела бы, как их собрать. И мы стояли, обнявшись и закрыв глаза, и пропустили ту минуту, когда все начало меняться.
Амин удивленно ахнула. Мы с Бертом оторвались друг от друга и увидели, как чернота отступает и тает, словно ее стирали влажной тряпкой. Вот сквозь пепел и гарь проступила свежая зелень травы, вот пробежали камни дорожки, вот светлыми призрачными очерками наметилась изгородь и стены дома. Мы застыли, боясь дышать. Сквозь вонь, наполнявшую воздух, стала медленно проступать свежесть цветов.
Мрак отступал, словно жуткий сон – мы смотрели и не верили тому, что видим. Спустя несколько мгновений от разрушенных и сожженных садов Алейны не осталось и следа. Усадьба была в точности такой же, как вчера.
- Что это? – прошептала Амин. – Магия?
- Совершенно верно! – услышали мы голос Гаспара. Обернувшись, я увидела, как упырь неторопливо плывет в нашу сторону, едва касаясь дорожки носками туфель. – Это сеть заклинаний, которая называется Ювенильская бомба. Оно закрывает выбранный участок так, что он выглядит полностью уничтоженным. Отличный способ маскировки в военное время!
Берт посмотрел на него так, что мы с Амин невольно сделали шаг назад. Его лицо сделалось таким, что Гаспар плавно скользнул в сторону и примиряющим жестом выставил руки вперед.
- Друг мой, друг мой! Не стоит так волноваться! Это часть учебы его высочества! Видите, как хорошо он со всем справляется? Я никогда не видел, чтобы кто-то, кроме меня, так хорошо ставил Ювенильскую бомбу!
В доме хлопнула дверь – к нам быстрым шагом, почти бегом двинулся Эжен, живой и здоровый.
- Это в самом деле был мираж! – с облегчением выдохнула Амин. – Господи, как же я испугалась! Какие же вы идиоты!
Амин начинала закипать – а когда орчанкой овладевает гнев, то всем остальным лучше бы спрятаться куда-нибудь подальше и поглубже. Я выпустила руку Берта, которую сжимала все это время, и шагнула к Амин, чувствуя, как облегчение во мне пульсирует, переплетаясь с яростью.