овраге несколько россыпи и, промывши ее у колодцев, получили признаки золота; далее, нашли отдельные, отторгнутые от своих месторождений куски горных пород, окрашенные медной зеленью. Кажется, нельзя сомневаться, что горный промысел не замедлил бы явиться к обогащению этой страны, которая была бы гораздо ближе соединена с Нилом, и, следовательно, с Египтом, чем многие отдельные оазы, разбросанные в пустыне Ливии. Держатся же они против всех усилий, натиска движущихся песков и невежества арабов.
Влеве, восточнее нашего пути, есть другой путь через пустыню, прямо из Ассуана; он днями пятью длиннее; тем не менее, однако, прежде, когда пошлина с караванов невольников собиралась в Короско, многие обходили его; нынче Мегемет-Али учредил таможню в Ассуане, и путь этот почти оставлен. Еще восточнее, горы значительно возвышаются, вода в них встречается часто; если не всегда есть трава, зато, повсеместен кустарник для скота: тут кочуют арабы вплоть до Чермного моря, где недостаток дождей заменяется обильными росами.
Глава IX. От Большой Нубийской пустыни до соединения Белого Нила с Голубым
Абугаммет, небольшая деревня, очень оживленная приходом и уходом караванов. Нам показалась она особенно живописной, но это может быть потому, что мы вышли из пустыни. В Египте и Нубии поражает путешественника сильная растительность: в одно и то же время, он видит яркую зелень, цветы и плоды, и все это круглый год.
В январе здесь сеют зернистую овощ: бобы, горох и проч. Апельсины, лимоны гранаты – в цвету; пшеница зеленеет на полях; в иных местах срезывают сахарный тростник и сене, косят или скармливают на поле трилистник. В феврале зелень покрывает большую часть полей; арбузы, дыни, огурцы спеют; сеют рис, жнут ячмень. В марте цветут растения толстоствольные и кустарники; собирают пшеницу, посеянную в декабре. В апреле сбор цветов роз; сеют вновь пшеницу; второй сбор трилистника. В мае – сбор пшеницы зимнего посева; акация, хене цветут; плоды, как-то, скороспелый виноград, фиги, анона поспевают. В июне сеют дуру; в иных местах срезывают сахарный тростник. В Судане – время сбора винограда, которого, впрочем, немного. В июле сеют рис и маис, собирают хлопчатник и лен; настоящая эпоха винограда в Каире. В августе третий сбор сеяной травы; ненюфер и жасмины цветут повсюду; пальмы покрыты финиками. В сентябре сбор апельсинов, лимонов, тамарина, слив и опять риса. В октябре травы в полном росте; душистая акация и колючие кустарники в цвету. Торопятся убирать все с полей. Разлив Нила. В ноябре, после ухода нильских вод, сеют пшеницу; фиалки и нарциссы покрывают поля; сбор фиников. В декабре некоторые деревья теряют, или, правильнее, обновляют свои листья, но зато земля покрыта всходами различных хлебов и цветами; это настоящая весна.
Вот вам круглый год растительности, цветения и созревания в Египте. Хотя, в этом случае, я справлялся у местных жителей, прибегал к Шамполиону старшему и многое видел собственными глазами, тем не менее, однако, кое-что верно упустил; еще теперь приходят мне на мысль люпины, реповые растения, кукуруза, которая, впрочем, разводится не в большом количестве.
Наши верблюды могли издали любоваться этой богатой растительностью; их припущали только к кустарникам мимозы, на которой были одни иглы, и то такого размера, что страшно было поднести к ним руку, а проголодавшиеся верблюды с жадностью кидались на них. Не понимаю, как выдерживало их нёбо эту раздирающую пишу; несколько менее колючие листья пальмы давали им как лакомство.
Недавно ученый Риттер написал целый трактат о том, что верблюд живет только в странах, где есть пальма, а пальма без верблюда жить не может, что это неразлучные спутники в жизни, – трогательно, но совершенно несправедливо. В Монголии, Киргизской степи, Крыму пальмы нет и в помине, а верблюдов не менее, как и в Африке. Риттер забыл о них, увлекшись своей идеей. Справедливее, кажется, было бы сказать, что где есть кочевой человек, там есть верблюд или олень для его услуг; без них не было бы кочевой жизни, и если верблюда так выразительно и красноречиво называют кораблем песчаной пустыни, то оленя можно назвать фрегатом тундр и трущоб.
Я пригляделся на своем веку к верблюду; хорошо ознакомился с ним в Африке и Азии, и могу сказать довольно достоверно, что северный верблюд сильнее и переносчивее южного. Киргизский верблюд несет шестнадцать пуд, а четырнадцать – его обыкновенная ноша; на здешних нельзя навьючить более двенадцати пуд. Но я замечаю, что часто увлекаюсь за пределы своего описания, когда говорю о верблюде: что делать! предмет близкий сердцу! – вы уже могли это видеть и из прежних моих путешествий, если вы их видели, – до того близкий, что, кажется, мне придется и век свой кончить на верблюде.
Как ни устали мы, как ни были больны, тем не менее, на другой день, отправились из Абугаммета. Поспешность, с которой мы шли, чрезвычайно удивляла окружавших нас турок и египтян, и особенно тех, которым приводилось снаряжать и препровождать нас в дальнейший путь. Когда, по приезду своему в Короско, я сказал правителю это местечка, что выхожу на другой день, а потому, чтоб верблюды и кожаные мешки для воды были готовы поутру, он никак не мог сообразить, каким образом изготовить до 100 верблюдов для такого трудного перехода меньше чем в сутки; но у нас были и важные двигатели, приданные нам вице-королем, для возбуждения деятельности египетских властей, и правитель Короско, проработав ночь со всем своим народом, снарядил нас к вечеру другого дня. После сказывал он, что никогда в жизни не бывал в таком отчаянном положении, и целый месяц прокутил после нашего ухода. Мы имели свои причины торопиться. В конце мая начинаются в Фазоглу периодические дожди, от которых бегут даже арабы, и мы сберегали в запасе как можно более времени для своих занятий. По этим причинам, и от Абугаммета мы делали такие же большие переходы, как в пустыне, хотя уже и не боялись недостатка в воде.
В пять часов утра караван поднимался с места и в пять или шесть вечера останавливался на ночлег. Нил то открывался перед нами во всей величавой тишине, то скрывался за купами пальм и мимоз. Растительность здесь разнообразнее, обработанная полоса земли шире. Заметно приближение линии тропических дождей, которые иногда, хотя редко, задевают и здешний край.
В избах самых бедных встречается небывалая до того мебель – деревянная кровать, разумеется, без постели: это предмет не роскоши, а крайней потребности. На земле нельзя спать: множество ползающих насекомых, между которыми очень обыкновенны скорпионы, змеи, тарантулы и другие ядовитые гады пугают даже беспечных туземцев.